Только рваные раны на сердце тех, кто остался жить после нее. И эта мерзкая, высасывающая силы вина… Постоянное желание чувствовать боль, словно испытывая себя на выдержку. Сколько еще?
«Как долго ты будешь жить, когда я умерла? А ты заняла мое место, младшая сестренка?»
Агнес тяжело вздохнула.
Одна, ты всегда будешь одна, Агнес Уокер. Никто и никогда не придет к тебе на помощь. Никто на этом свете не защитит тебя от кошмарных воплощений порока и жестокости. Никто не спасет тебя от Марка Стайместа. Никто, кроме самой тебя.
Ты должна поиметь их, или поимеют тебя.
Она усвоила еще один урок.
— Я не позволю ему себя уничтожить, — пообещала Агнес, впившись ногтями в ладошку до красных полумесяцев.
И отчего-то дышать стало легче.
— Спасибо, что проводил меня до дома, — робко улыбнулась Сара.
— Спасибо, что провела этот день со мной, — ответил Алекс, останавливаясь перед ее квартирой.
— Было весело, мне понравилось, — улыбнулась девушка, глядя ему в глаза.
— Мне тоже… Может, как-нибудь повторим? — тихо спросил он, боясь отказа.
Но девушка счастливо улыбнулась, и на ее щеках появились очаровательные ямочки.
— Я не против. — Сара заправила волосы за ухо.
— Ну… увидимся еще? — улыбнулся с облегчением Алекс.
— Да. — Она потянулась к парню, и он заключил девушку в объятия.
— Доброй ночи, малышка Сара. — Он целомудренно коснулся губами ее макушки.
— Хороших снов, Алекс.
Девушка ускользнула в квартиру, закрывая дверь и прижимаясь к ней спиной. Радостная, безмятежная улыбка не сходила с ее счастливого лица.
Парень снаружи стоял с таким же выражением лица и учащенным сердцебиением.
Стоил ли спор того, чтобы потерять эту удивительную, трепетную связь с Сарой? Ему не хотелось рисковать. Это шло вразрез со всеми правилами и устоями жизни Алекса. Черт, да, принятое решение противоречило его девизу по жизни, но в данной ситуации игра не стоила свеч. Теперь ему было плевать на то, что будут говорить за его спиной, если он откажется и выйдет из игры. Главное — это Сара.
Сон Марка был беспокойным.
— Мам? — послышался дрожащий голос мальчика, что остановился на пороге как вкопанный.
— Марк, милый… — Женщина слабо улыбнулась, пытаясь встать на ноги. Безуспешно.
— Мамочка… Что с тобой? — Ребенок испуганно бросился к загнанной в углу матери.
— Ничего, я в порядке. Просто голова закружилась… — соврала она, прикладывая маленькую ладошку к своей щеке.
Тепло. И приятно. Но он все еще был напуган и волновался за маму.
— Почему у тебя кровь? — Мальчик прижался к ее плечу лбом.
— Пустяки. Я… испекла твои любимые круассаны, — перевела она тему, погладив сына по голове. — Я просто неудачно приземлилась и ударилась головой. Не волнуйся, милый.
По ночам, когда Лея уже лежала в постели, пытаясь уснуть, в мыслях у нее проносились образы, похожие на мертвые звезды, летящие сквозь вечную темноту. Но чаще всего в сознании всплывал кулак мужа с запекшейся на нем кровью. Ее кровью. Со стальным кастетом, что отпечатывал на ее теле рваные раны. Каждый раз эти образы являлись ей в тот момент, когда она почти проваливалась в сон. И вдруг перед глазами представлялся окровавленный кулак, намеренный разбить ей лицо. Она в ужасе пробуждалась и лежала в кровати, дрожа от страха, молясь, чтобы он не проснулся и не впал в ярость от того, что она посмела нарушить его сон лишним движением. Пятнадцать лет брака. И ни одного счастливого дня. Она вышла за него замуж в девятнадцать, теперь же, полжизни спустя, испытывала горечь утраты времени. Брак с самим Ричардом Стайместом в обществе считался привилегией. С виду сказочно богатый, красивый как черт, авторитетный мужчина за закрытыми дверями превращался в самого сатану.
«А ну-ка подойди, дорогая. Нам с тобой надо поговорить. И очень серьезно».
Его голос заставлял женщину умирать от страха.
— Ты бесполезна. Абсолютно никчемная, слабая и бесхарактерная. Какой пример ты подаешь нашему сыну? — ядовито прошипел он. — Ты испортила мне настроение своим появлением на этом званом вечере. Не позорь меня. Больше не смей показываться на людях рядом со мной. Из-за тебя моя сделка сорвалась!
Он снова срывался на ней, перекладывая ответственность за свои ошибки.
— Прости меня, прошу. Я буду усерднее работать над собой, — пообещала жена, бледнея и в отчаянии заламывая пальцы.
— Простить? Ты просишь прощения у меня? — угрожающе захохотал он. — О нет, дорогая, ты меня разочаровываешь. Неужели за все годы нашего брака ты не поняла, что я не умею прощать?
— Но… мы ведь любили друг друга… — несчастно прошептала она обескровленными губами.
— Брак с тобой, девушкой из высшего общества, был выгоден для моей репутации. Благодари свое происхождение, — произнес он не терпящим возражений тоном. — И что еще за отвратительные романтические замашки? Какая к черту любовь, что ты несешь? — Тон мужчины стал жестче. — Ах, если тебе нужны чувства… И как я сразу не догадался. Я могу продемонстрировать, как я вижу любовь. Наглядно.
Цепкие пальцы схватили женщину за волосы, а после припечатали головой к стене. И снова. Мраморные стены испачкались кровью, что щедро стекала и на пол, заляпывая дорогой ковер.
Он слышал крики матери. Полузадушенные, измученные. Отец издевался над ней. Пятилетний ребенок закрыл уши руками.
Пускай это окажется кошмарным сном. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!
Но мама кричала. А он не мог ей ничем помочь, лишь шептал бессвязное «прости» и дрожал от страха.
— Марк, ты не помог мне, — осуждающе произнесла позже женщина, склоняя голову набок. — Ты должен помогать мамочке. А ты повел себя, как трус.
Мальчик виновато опустил взгляд.
— Обещаю, с этого дня я всегда буду тебя защищать.
Было нечестно брать с него это обещание, она знала. Но взяла.
Ощущение затхлой беспомощности, вины и собственного бессилия душили гнилой обреченностью.
Мамочке снова было плохо. Мамочка снова плакала. С перерезанных рук капала кровь. Папа снова ее бил. Зверски, изощренно.
— Не трогай маму, нет! — Ребенок пытался загородить мать, но одно мощное движение отбросило его на несколько метров. Резкая боль в затылке — и перед глазами все поплыло.
— Только не его, ты… монстр! — прошипела женщина, прожигая мужа ненавидящим взглядом. — Он просто хотел меня защитить!
— Ты заслужила это наказание. И мальчику лучше понять это сразу. Осознать, что перечить мне не стоит, — улыбнулся он сыну, что задыхался от боли. — Правда ведь? Папа всегда прав.
Он боялся, ненавидел и снова боялся. Ощущение было странным, от него все волоски на коже вставали дыбом, а сознание отключалось от леденящего кровь ужаса — жестокий взгляд отца, казалось, проникал в черепную коробку и замораживал мысли. Оставляя после себя лишь осознание: любое спасание временно. Смирись. Тебе не спасти ни ее, ни себя. Ты обречен.
— За что ты так сильно меня ненавидишь? — шептала она.
Удар, и кровь хлынула у нее из носа, как из водопроводной трубы — он сделал это уже на рефлексе, даже не сообразив. Кровь лилась и не хотела останавливаться, попадая в рот, пачкая подбородок, а все, что она видела на лице мужа, — это неприкрытое отвращение и за ним — смутная тревога. Он словно думал: а что, если она сейчас умрет?
Хотелось забиться в угол и тихо сидеть, закрыв уши и глаза. Глотать слезы. Крепко-крепко зажав рот рукой. Ведь если плакать, то всегда — бесшумно. В этом доме нельзя плакать. И нельзя кричать. И нельзя возражать против устоев, что Он установил. Иначе тебе оторвут голову. В прямом смысле этого слова.
— Я ведь беременна… — прошептала лишь сдавленно женщина, хватаясь за живот.
— Мне не нужно новое отродье, — отрезал мужчина. Следующий удар пришелся по животу, потом в лицо. Калеча, уродуя, медленно убивая.
— Не трогай ее, хватит! — зарыдал мальчик, оправляясь от боли, и побежал к маме. Его маленькая сестренка еще не появилась на свет, но была уже вынуждена страдать.
— Напрасно ты меня не послушал, малыш, — рассмеялся отец.
— Обычно я доказываю ей свои чувства без сторонних наблюдателей, но это твой выбор. И я его уважаю. Ты имеешь право видеть, Марк. — Ричард сжал его горло, заставляя задыхаться и цепенеть от животного страха. — Это называется любовь. Мы должны причинять боль тем, кто нам важен. — Цепкие пальцы будто залезли под кожу, заставляя ребенка биться в агонии.
— Отпусти его! Перестань! — Мать срывала голос, но он уже переключился на новую жертву.
— Вы — моя семья, сын. И вас я люблю сильнее кого-либо в этой жизни. Именно поэтому вы до сих пор живы. — Жесткий удар в челюсть заставил малыша зажмуриться от боли и закашляться, сплевывая кровавые сгустки прямо на пол.
Семья. Дом.
Это и есть любовь?..
— Ты — самое важное, что есть у меня. — Женщина качала в своих объятиях сына, ласково поглаживая теплой ладонью по голове.
— Обещай, что всегда будешь рядом… — попросил он, поднимая на нее полные слез глаза.
— Конечно, я обещаю. — Она поцеловала его в лоб, крепче обнимая малыша. — Всегда.
Стало так спокойно на душе. Наконец он чувствовал себя дома. Он не один. Они есть друг у друга. Есть же?..
— Прости, мам… — он уткнулся ей в шею, пряча мокрое от слез лицо. — Я… у меня не получилось тебя спасти…
Она лишь грустно покачала головой и взъерошила его кудри.
А потом мама разлюбила Марка. Медленно, с каждым днем она отстранялась от него все дальше и дальше.
Сначала она стала давать ему оплеухи. Но чертов ребенок не переставал глядеть на нее с той же доверчивостью и бескорыстной любовью. Даже побои не заставляли его разлюбить мать. А она так хотела этого. Хотела, чтобы он возненавидел. Мучался. Ей была отвратительна любовь сына.
Она потеряла Лиама — любимого мужчину, Бог знает, что с ним сделал Ричард. Потеряла их обще