го желанного ребенка, который умер, даже не родившись на свет. Потеряла надежду. Потеряла будущее. А все почему? Только по вине мальчишки, который наябедничал отцу!
У нее больше никого не осталось.
А этот…этот Марк был зачат Ричардом, которого она ненавидела до скрежета зубов. Как и Сара. Но девочка была еще слишком маленькой для того, чтобы что-то понимать. Другое дело сын. Со временем Лея стала видеть в нем только копию отца.
Муж-садист, страдающий пограничным расстройством личности, наверняка передал свои поганые гены сыну. Она заведомо ненавидела Марка просто за то, чьим ребенком он приходился.
Не ее. Он — не ее ребенок. Ей не нужен никто, связанный с этим ублюдком-Ричардом.
И однажды Лея поняла — чтобы ранить мальчика, ей нужно ранить себя. Ведь этот ребенок любил ее больше всего на свете. Вот что по-настоящему причиняло каждый раз Марку боль. И Лея этим охотно пользовалась.
Мальчику понадобилось время, чтобы осознать: отныне он ничто для мамы. Теперь он инструмент отца. Мать, всегда бывшая для Марка опорой и поддержкой, ушла навсегда. Теперь это была женщина с таким же лицом, именем, голосом, но с каменным сердцем. Его жизнь обернулась цепью кошмаров.
— Ты не смог мне помочь, Марк. Возможно, ты просто не любишь свою маму, — однажды разочарованно сказала она. И ее тон, холодный и отчужденный, заставил его маленькое сердце сжаться. Она снова манипулировала им.
— Я буду стараться… Клянусь… — зарыдал ребенок, но мать уже холодно отпихнула его от себя.
— Ты плохой ребенок. Ты не заслуживаешь… — ядовито прошипела она, приложив руку к животу, где покоился мертвый плод. — Он бы заслужил. Если бы родился. А ты… Лучше бы ты умер, Марк, вместо него. Уходи.
Все было просто. Муж винил ее, а она винила Марка. Цепная реакция.
— Мама! Пожалуйста, мамочка… — Мальчик отчаянно схватил ее за руку, но та отвесила ему пощечину.
— Убирайся вон. И не подходи ко мне! — Лея вскинула перед собой руки. — Ты такой же, как он, — бессвязно пробормотала она, делая шаг назад.
Заплаканный Марк умоляюще протянул к ней руки.
— Прошу…
— Нет. С сегодняшнего дня ты мертв. Ты не спас маму. Убирайся с глаз моих.
«Ад — дом твой. Смирись и прими это. Тебе не сбежать от этого мира. Стань его частью, Марк», — твердил жестокий голос в голове.
А перед глазами — самое страшное воспоминание.
Старый заброшенный подвал. Сыро и темно И он. Семилетний мальчик, парализованный от ужаса.
Холодный кончик острия ножа вошел глубоко, распарывая кожу первого пальца. Крик в агонии. Багровая струя, хлынувшая из раны. Второй. Следующий. Десятый. Отрезанные фаланги. У Леи почти пропал голос.
Она теряла сознание в третий раз.
— Умоляю, не нужно… — удалось ей прошептать.
— Поздно, — мужчина оскалился, выплескивая ярость, — думаешь, я прощу тебе измену? Думаешь… я умею прощать? Нет. Ты знала, на что идешь.
— Да! Я знала! И не жалею о том, как поступила с тобой! — вдруг зло выкрикнула она, превозмогая дикий приступ боли. На самом деле она уже ничего не чувствовала. — Давай же, убей! Убей меня!
— Отец, пожалуйста, отпусти маму… — взмолился сорванным голосом Марк, предпринимая жалкие попытки вырваться.
Тщетно. Прикованный к стене железными оковами, он вынужден был наблюдать за кровавой картиной. Его сердце разрывалось от боли. Нет, пожалуйста, пускай все это окажется миражом! Пускай… пускай вся его жизнь окажется сном. Он закрыл бы глаза, а когда открыл, то увидел бы маму, что читала ему на ночь и гладила по голове. И папу, который обнимал бы ее.
Но его глаза давно открыты.
— Ты такой же, как и он, проклятый, — выплюнула она с дикой ненавистью. — Во всем… виноват… только ты…
Желудок болезненно скрутило, а голова закружилась. Марка стошнило. Щелчок оков. Он на свободе. Отвратительный запах железа в воздухе. Ступни ног липли к мерзкой жидкости, что залила весь паркет. Безжизненные глаза были распахнуты в ненависти. Его вырвало снова.
А потом он, кажется, отключился. Это ведь сон, да?.. Хотя бы это пускай окажется сном…
Когда маленький Марк открыл глаза, то обнаружил себя уже дома, в постели.
Сара спала в своей кровати, у окна. Мальчик поморщился, встал с постели и направился в кабинет отца.
— Пап? — неуверенно позвал мальчик, но слово прозвучало странно, застряв у него в горле.
Мужчина сидел за своим рабочим местом, его пальцы бегали по клавиатуре ноутбука. Заметив мальчика, он поднял голову.
— Что случилось?
Марк ничего не понимал. Почему отец ведет себя так, словно ничего не случилось? Где сейчас мама? А не привиделось ли ему все? Может это был всего лишь страшный сон?
— Где…
— Где кто? — спокойно переспросил мужчина, но от этого Марку стало не по себе.
— Мама… — все же сумел он выговорить. Но последняя надежда умерла от дикого взгляда напротив.
— Мы же вычеркнули ее из наших жизней. С этого дня чтобы я не слышал это слово, — отец встал с места и подошел тяжелым шагом к Марку.
Мальчик застыл на месте, парализованный, как кролик перед удавом. Хотя больше всего ему хотелось убежать.
«Мы… почему он сказал мы?!», — только и мелькало у него в мыслях.
— Ее больше нет. Во всех смыслах.
Перед глазами Марка потемнело от страха.
— Ты ее…
«Убил? Он убил мою маму?»
— Тебе никто не поверит, — отец криво улыбнулся. — А если и поверят, то Сара будет жить недолго, сынок. Поэтому даже не думай открывать свой рот и портить мое имя нелепыми сплетнями. Ты понял меня, Марк?
— Я не расскажу…
Он попятился к двери, охваченный ужасом. Мужчина.
— Пока ты слушаешься папу, ничего плохого не случится. Никто тебя не тронет, я обещаю.
Марк сморгнул слезы. Он не мог поверить, что все случившееся — правда.
Что папа правда убил маму.
Что он теперь должен жить с убийцей.
И никому не рассказывать.
Никогда и никому.
Иначе папа убьет Сару…
Убьет его маленькую сестренку.
А потом убьет и его самого.
Точно так же, как сделал это с мамой.
Приступ тошноты немедленно подкатил к горлу, стоило Марку вспомнить запах крови и крики матери в агонии.
Ноги его подкосились. Мальчик поднял голову, сталкиваясь с глазами, полными… ничего. И это «ничего» приводило его в бессильный ужас. Всегда.
— Надеюсь, ты усвоил урок из этой… ситуации, — наконец подал голос мужчина. А потом склонился к сыну, обнажая зубы в уродливой улыбке. — Запомни одну вещь: я не прощаю предательств. Никогда.
Невозможность принять потерю — своего рода безумие. Для него это было единственным способом выжить.
Марк уже ничего не чувствовал. Ни отчаяния, ни боли. Только абсолютную, голую пустоту. И это пугало сильнее всего. Утратить способность ощущать что-либо… Не это ли страшнее всего? Всякий раз, когда он что-то терял, внутри образовывалась очередная дыра. А он погрязал в своих грехах все глубже.
Отвращение к самому себе накрыло и привычно впиталось в грудную клетку, вызывая злость. Такой же, как он. Такой же, как он. Такой же, как он. Вести себя как выродок было легко по ночам. В темноте не нужно было притворяться, она выманивала его демонов наружу. А он словно восставал из мертвых, пусть и в виде мумии.
Так прошли долгие шестнадцать лет его жизни.
Из них худшими были те, что ему пришлось пережить после смерти матери.
Годы, проведенные в клетке с убийцей под одной крышей.
Дни, полные животного страха, ненависти и боли.
Когда Марк ложился спать, то старательно запирал дверь на ключ: вдруг отец решит его убить именно этой ночью?
«Трус, маму свою не смог даже спасти, ничтожество. А теперь пресмыкаешься перед этим чудовищем», — думалось ему длинными зимними ночами.
Ярость копилась в нем, как смертельный яд. Собственная беспомощность злила сильнее.
«Слабый, я такой слабый. Это я виноват, что мама умерла. А убийца спокойно разгуливает на свободе… Кто станет его следующей жертвой?»
А еще у него всегда был дикий страх, что отец может навредить Саре, пока он сам будет в школе или где-нибудь еще.
Поэтому, как только занятия заканчивались, Марк срывался с места. В панике он мчался домой, спотыкаясь и не видя ничего вокруг, если случалось так, что Сару отпускали в этот день с занятий раньше.
А если… если он вернется домой и найдет сестру в том же состоянии, что и мать?!
Как и в детстве, этот вопрос терзал Марка даже годы спустя.
Этот сумасшедший мог нанести подлый удар в любой момент, несмотря на договоренность с Марком о том, что за молчание сохранит дочери жизнь.
И только убедившись, что сестра цела и невредима, Марк мог позволить себе облегченно выдохнуть.
Еще один день они смогли прожить.
Надолго ли им дарована эта мнимая безопасность?
Жизнь как на пороховой бочке.
Постоянная паранойя.
И молчание. Вечное молчание.
Ведь, если ты откроешь свой рот, он убьет тебя. И твою маленькую беззащитную сестру тоже.
Этого Марк не мог допустить. Умрет, но Сару в обиду не даст.
Ради нее он молчал. А кто бы ему поверил?.. У Ричарда Стайместа было достаточно грязных денег, чтобы откупиться от любой крови, а еще дьявольское обаяние с даром убеждения, которые могли затуманить мозги даже самому здравомыслящему человеку.
С Сарой он никогда не делился своими страхами. О маме они тоже не разговаривали. Бывало, будучи еще совсем малышкой, девочка настойчиво интересовалась у любимого старшего брата: куда же подевалась их мама? Почему у остальных детей она есть, а у них нет?
Марк сухо отвечал, что мама заболела и умерла. Потом Сара перестала спрашивать. Будто понимала, что брату неприятно говорить об этом. Она всегда была очень чуткой.
Часто, когда Марк смотрел в ее умные и взрослые не по годам глаза, ему казалось: девочка знает гораздо больше, чем старается показать. Может быть, напускная беззаботность была ее методом борьбы с этой дикостью, что их окружала?..