То нападение положило начало ее членовредительству. Злясь и испытывая глубоко внутри сильную боль, она порезала левую руку по всей длине, от плеча до запястья — серия глубоких ран стала единственным выходом для ее эмоционального страдания. Физические страдания от порезов и наблюдение за кровоточащей раной приятно отвлекали от внутренних мучений. Таков был ее способ уйти от реальности и контролировать боль, когда не могла контролировать то, что могло произойти за запертой дверью ее спальни. Нет, тогда она не понимала своих действий, но теперь поняла.
Об этих шрамах Мейсон знал, они появились еще до того, как школьный учитель физкультуры увидел их и оказал ей помощь, необходимую для контроля над ее разрушительными побуждениями. Однако множество следов порезов вдоль левого бедра явились результатом другого нападения, о котором Мейсон даже не подозревал.
Катрина так и не смогла заставить себя признаться ему, что один из его друзей изнасиловал ее. Унижение и стыд были слишком непреодолимы, и она снова прибегла к порезам, чтобы избежать боли. К счастью, теперь она осознавала свою модель поведения и снова обратилась за помощью, но на этот раз эти шрамы стали физическим и постоянным напоминанием о том, почему она склонна опасаться мужчин определенного типа.
Она достаточно долго простояла под душем, погруженная в мрачные мысли, и вода стала чуть теплой. Не желая больше думать о удручающем прошлом, Катрина сосредоточилась на мытье волос, а затем начисто выскребла тело. Выйдя из душа и вытершись, она надела трусики и любимую поношенную футболку для сна, мягкую и удобную. Уставшая после долгого путешествия, посещения спа и истории с Мейсоном, она забралась в постель, решив хорошенько выспаться. Она определенно была измотана.
Позволив усталому телу погрузиться в матрас, девушка закрыла глаза и сосредоточилась на завтрашней свадьбе, решив устроить для Саманты и Клэя удивительный день. Это означало, что ей нужно вести себя так, словно между ней и Мейсоном все нормально, что она не занималась с ним лучшим сексом в ее жизни, и они по-прежнему лучшие друзья.
Так что, ей придется радостно улыбаться, запереть внутри бурлящую мешанину эмоций и показать Мейсону, что она полностью способна двигаться дальше после их разовой связи. И сделать это так легко, как только возможно.
Глава 5
— Как долго мы будем избегать громадного слона в комнате?
После почти двух часов, проведенных в номере Саманты, где они позавтракали, а теперь делали прическу и макияж для предстоящей церемонии, Катрину ничуть не шокировало упоминание Тарой о вчерашней стычке между ней и Мейсоном в «Гадком Койоте». Однако удивительно, что ее прямой и откровенной подруге потребовалось так много времени, чтобы это спросить.
Катрина подозревала, что Тара сдерживалась из уважения к Саманте и из-за желания поставить будущую невесту в центр внимания на первые несколько часов. Но теперь, когда они все сидели полукругом в гостиной номера, а над их элегантными прическами работали три стилиста, Тара, очевидно, была готова настаивать на ответах.
— Мне очень хочется узнать, что произошло после того, как вы ушли! — вставила Саманта со сверкающими глазами, жаждая деталей. — Не верится, что он действительно перекинул тебя через плечо и вот так вынес из бара.
Обе женщины выглядели удивленными действиями Мейсона, и Катрина старалась придерживаться более легкой версии истории, не вдаваясь в мельчайшие и грязные подробности того, чем закончилась их ссора.
— Он подумал, что я напилась, и пытался спасти меня от самой себя. — Она закатила глаза, чтобы подчеркнуть нелепость выводов Мейсона.
Тара хихикнула, ее глаза сверкали явным весельем.
— А со стороны и не скажешь, судя по тому, что мы видели с Леви. Мейсон выглядел так, будто явно предъявлял на тебя права, лишая шанса любого из мужчин, столпившихся вокруг бара.
— Вынуждена согласиться, — сказала Саманта, когда стилист начала укладывать ее распущенные кудри в замысловатый узор на затылке. — Как думаешь, почему Клэй попытался вмешаться?
— Потому что его брат — засранец? — саркастически предложила Катрина, заставив своего стилиста тихо рассмеяться.
— Мейсон не так уж и плох, — встала на защиту своего будущего зятя Саманта, очевидно, питая к нему слабость. — Просто ты его очень привлекаешь, несмотря на вашу дружбу, и он расстроен, потому что хочет того, к чему, как он знает, ему не следует прикасаться. Но, в то же время, он не хочет, чтобы кто-то другой прикасался к тебе.
О, прошлой ночью Мейсон много раз прикасался к ней, и ее лицо обдало жаром от мысли, насколько ловко управлялись его пальцы, когда он схватил ее за волосы, а другой рукой скользнул между ее бедер…
— О, боже, ты краснеешь, — почти ликующе воскликнула Тара. — Вы с Мейсоном шалили прошлой ночью?
К ее большому разочарованию, румянец на ее щеках вспыхнул еще ярче.
— Нет!
Меньше всего она хотела, чтобы ее связь с Мейсоном стала всем известна, тем более, что такого больше никогда не повторится. И она определенно не хотела, чтобы ее причисляли к одному из его многочисленных завоеваний, поскольку это еще больше усложнило бы их дружбу.
— На мой взгляд, ты слишком рьяно протестуешь, — чересчур точно поддразнила Тара.
— Тара, оставь ее в покое, — мягко сказала Саманта, глядя на Катрину ласковым, добрым и понимающим взглядом. — Что бы на самом деле ни произошло между Катриной и Мейсоном, это не наше дело, если только Катрина сама не захочет рассказать нам об этом.
Катрина благодарно улыбнулась Саманте за ее воспитанность и за то, как хорошо она осознавала и внимала к дискомфорту Катрины. Пусть Саманта больше не жила в родительском особняке и даже не проводила много времени со своим прежним кругом общения представителей высшего сословия, но будущая невеста Клэя все еще сохраняла те вежливые манеры, которые настолько в ней укоренились. Это одно из многих качеств, которые делали ее такой приятной.
— Итак, как вы с Мейсоном познакомились? — спросила Саманта, легко переводя разговор со вчерашних событий. — Клэй говорил, что вы дружите со старших классов.
— Мы познакомились в первый год обучения в старших классах, — ответила Катрина, предпочитая эту тему другой. — Мы не ходили вместе на занятия, и я не знала, кто он такой, пока однажды он не пришел мне на помощь, когда я возвращалась домой из школы, а трое мальчишек постарше начали надо мной издеваться.
Глаза Саманты округлились.
— Что случилось?
Вспомнить тот день, хотя он был более двенадцати лет назад, оказалось легко. Шла вторая неделя учебы, температура поднялась до девяноста градусов, и Катрина надела куртку на молнии, чтобы скрыть недавние порезы. На ее руке были уже зажившие шрамы и свежие раны, но из-за своей застенчивости Катрина всегда носила что-то с длинными рукавами, несмотря на погоду. Она жила в квартире с мамой и Оуэном в не очень благоприятном районе, где дети были безжалостными и злыми и никогда не упускали возможности помучить кого-то, кого они считали слабее себя.
В тот день их целью, причем легкой, стала она. После школы Катрина шла домой одна и срезала путь через парк. Но когда к ней подошли трое мальчиков, окружили ее и начали отпускать злобные комментарии по поводу ее глупого вида в куртке в такую жару, Катрина знала, что ситуация ничем хорошим не закончится. Когда она не ответила на их мерзкие насмешки, они сбросили ее рюкзак с плеча на землю, и пока один из мальчиков удерживал ее за руки, другой расстегнул молнию на куртке и стянул ее.
Под ней была майка, но Катрина вздрогнула, вспомнив, какой незащищенной и уязвимой она себя почувствовала и как боялась. Особенно когда один из мальчиков посмотрел на нее тем же взглядом, каким на нее смотрел отчим. Когда мальчик подошел к ней, тошнотворное чувство, кружащееся в животе, усилилось, и слезы обожгли глаза. Она хотела убежать, но не могла, поскольку все трое окружили ее, не оставляя ей легкого спасения.
— Оставьте ее в покое, — услышала она мальчишеский крик со стороны.
Главарь банды посмотрел на кого-то позади Катрины.
— А ты кто такой, мать твою?
— Тот, кто станет твоим худшим кошмаром, — уверенно ответил другой мальчик, наконец, оказавшись в поле зрения Катрины. — Верни ей куртку.
Чужак перед ней воинственно выпятил подбородок.
— Иди нахрен, чувак.
Ее спаситель был высоким и долговязым, и хотя выглядел моложе остальных парней, явно не боялся их, сокращая расстояние между собой и другим мальчиком. Не колеблясь, он ударил парня по лицу, да так сильно, что тот отшатнулся и приземлился на задницу.
Вместо того чтобы прийти на помощь другу, двое других хулиганов тут же попятились, а тот, кто держал ее куртку, уронил ее на землю, будто она внезапно загорелась.
Парень, все еще сидевший на заднице, поднес руку к носу, из которого хлестала кровь, и его глаза округлились от шока.
— Господи Иисусе, да, ты мне нос сломал, засранец!
— Тебе еще повезло отделаться только носом, — дерзко заявил ее спаситель, прищурившись, и все еще стоя в напряженной позе со сжатыми по бокам кулаками. — Считай это дружеским предупреждением, чтобы оставить ее в покое. Если кто-нибудь из вас еще хоть раз посмотрит в ее сторону, не говоря уже о том, чтобы прикоснуться к ней, я сломаю вам гребаные коленные чашечки.
Один из мальчиков поднял руки в примиряющем жесте, очевидно, пытаясь оправдать бессердечное поведение своего друга.
— Мы просто играли, чувак.
— Мне плевать, что вы делали, — прорычал он со вновь вспыхнувшим гневом. — Оставьте. Ее. В покое. А теперь убирайтесь отсюда, пока я не передумал и не выместил свой гнев на всех троих.
С ворчанием и бурчанием под нос отборной брани, мальчик, сидевший на земле, встал, и вся троица ушла. Парень, стоящий сейчас перед ней, не отличался крепким телосложением, но явно слыл крутым на улице и ни от кого не терпел дерьма. То, что он, не колеблясь, ударил главаря, красноречиво говорило об образе задиры и плохиша с наплевательским ко всему отношением.