— После того, как позже ты ушел с Джессикой, Коннор начал непристойно заигрывать со мной и неуместно прикасаться. Он был пьяный и противный, и мне просто хотелось сбежать от него. Ванная внизу была занята, поэтому я поднялась наверх, даже не догадываясь, что он последовал за мной, пока он не затащил меня в одну из пустых спален и не запер нас там. Он был намного сильнее меня, и, как бы я ни пыталась, не смогла его остановить.
На этом она замолчала, зная, что Мейсону не нужны подробности.
— Прости меня. — Он провел ладонью по лицу, его раскаяние было осязаемым. — Мне чертовски жаль.
Она в замешательстве покачала головой.
— Тебе не за что извиняться, Мейсон. Ты в этом не виноват.
Он не выглядел убежденным.
— После того, как те хулиганы приставали к тебе в парке в день нашей встречи, и после того, как я узнал о жестоком обращении со стороны твоего отчима, я поклялся, что всегда буду защищать тебя и обеспечу твою безопасность. И, Иисусе, я полностью подвел тебя, когда ты нуждалась во мне больше всего.
Слова Мейсона шокировали. Она так волновалась, что узнав правду, он посмотрит на нее по-другому. Что это изменит их отношения. Ей и в голову не приходило, что он обвинит себя в событиях, над которыми не имел никакого контроля.
Катрина встала и подошла к нему, желая донести до него, что он не несет ответственности за действия другого мужчины.
— Ты меня не подвел, — сказала она, глядя прямо в его потемневшие голубые глаза и ненавидя самообвинение, которое она там увидела. — Ты не знал, что произойдет той ночью, и ничего не смог сделать, чтобы изменить итог. Поверь мне.
Он издал смешок, лишенный всякого юмора.
— Если бы той ночью я не позволил своему проклятому члену управлять моим мозгом, то был бы рядом с тобой, и Коннор не посмел бы тронуть тебя. — Он обхватил ее лицо своими широкими ладонями и посмотрел ей в глаза, его прикосновения излучали столько нежности и заботы. — Ты носила это в себе восемь лет. Почему не рассказала мне той же ночью? Первое, что тебе следовало сделать, это прийти ко мне.
Ей удалось криво улыбнуться.
— Полагаю, ты был занят Джессикой, — попыталась она облегчить ситуацию, потому что признать правду было гораздо труднее.
— Плевать, — яростно сказал он. — Ты — самая важная часть моей жизни, Катрина. Никогда не было и не будет другой женщины, которая значила бы для меня больше, чем ты. Никогда. Ты сомневаешься, что я не буду с тобой? Что не сделаю все, что в моих силах, чтобы подобное никогда больше не повторилось?
— Когда все закончилось, ты уже никак не мог изменить случившееся. — Зная, что остальную часть ей будет рассказывать труднее, она попыталась отвернуться, чтобы не приходилось смотреть ему в глаза, но Мейсон не позволил ей отстраниться. — После нападения Коннера, мне было стыдно и унизительно, и я чувствовала себя такой… грязной. И он пригрозил, что если я расскажу тебе хоть что-нибудь, он просто скажет, что я сама к нему приставала, что я этого хотела, точно так же, как сделал сегодня.
— И ты правда думала, что я ему поверю? — недоверчиво спросил Мейсон.
Она не упустила боли в его тоне.
— Мне тогда было всего семнадцать, и я продолжала думать о том, что случилось с Оуэном, и о том, как мама не поверила мне, когда я сказала ей, что он неуместно прикасался ко мне. И как Оуэн все перевернул и обвинил меня в том, что я шлюха, и моя мать предпочла встать на сторону едва знакомого человека, а не родной дочери.
Его взгляд смягчился от понимания, и его большие пальцы нежно скользнули по ее щекам.
— Понимаю.
Но ей нужно было сказать ему кое-что еще.
— А еще я боялась, что если бы ты узнал о нападении Коннора, то стал бы смотреть на меня по-другому. Относиться ко мне по-другому. А я не хотела, чтобы это изменило нашу дружбу.
— Ох, Китти-Кэт, — тихо сказал он, крепко ее обнимая. — После нашего вчерашнего разговора у «Кинкейда» у меня возникло неприятное предчувствие по поводу Коннора, и тогда мне следовало прислушаться к своей интуиции и послать его нахер.
Катрина прижалась ближе к теплому, сильному телу Мейсона и положила голову ему на грудь.
— Никаких больше сожалений и обвинений, ладно, Мейсон? Я больше не хочу жить прошлым.
— Хорошо, — согласился он, обхватив одной рукой ее за талию, а пальцы другой запустив в ее волосы и нежно массируя кожу головы. — При условии, что ты пообещаешь никогда больше не скрывать от меня такие секреты.
Она закрыла глаза и вдохнула его теплый мужской аромат.
— Обещаю.
— Есть еще кое-что, о чем мне нужно, чтобы ты сказала честно, — произнес он после продолжительной паузы. — Шрамы на твоем бедре… ты сказала, что это был рецидив. Это случилось после той ночи с Коннором?
Она с трудом сглотнула. Больше никаких секретов; она обещала ему.
— Да.
Мейсон резко выругался, и когда крепче сжал ее мускулистыми руками, она поняла, что он усвоил ее реакцию.
— Больше никаких сожалений и обвинений, — напомнила она. — Это уже в прошлом. Единственное, о чем я хочу думать, — это будущее и мы.
Надеюсь, ты тоже этого хочешь.
— Кстати, о будущем и о нас… — Он медленно отпустил ее, чтобы посмотреть ей в глаза, и его взгляд внезапно стал очень серьезным. — Нам нужно поговорить об этом.
Катрина понятия не имела, куда ведет этот разговор и чем он закончится. Ее самый большой страх заключался в том, что ее поведение за последние три дня оттолкнуло его слишком далеко и изменило все между ними, или он пришел к выводу, что не хочет быть привязанным к одной женщине. Она всегда знала, что такое возможно.
— Я много думал о нас, — начал Мейсон неуверенно, что только усилило ее внезапный приступ нервозности. — Ты знаешь о моем прошлом. Знаешь, что я вырос без настоящих родителей, и моя мать была наркоманкой и проституткой, а затем попала в тюрьму и оставила троих сыновей с жестоким мудаком. И хотя Клэй вырастил меня и терпел все мое дерьмо, я всегда чувствовал себя недостойным любви. Думал, что недостаточно хорош, чтобы меня могли любить. Было легче отталкивать людей, чем позволить им приблизиться и рискнуть быть отвергнутым. И из-за этого я не искал серьезных отношений с женщинами, потому что это было безопасно и просто.
На мгновение он замолчал, и Катрина терпеливо ждала, зная, насколько трудно ему даются такие слова, потому что он не из тех парней, которые делятся своими эмоциями.
Глубоко выдохнув, Мейсон скользнул ладонями вниз по ее рукам, пока не переплел их пальца.
— Но с тобой все было по-другому с самого начала, и ты стала первой девушкой, с которой я чем-то поделился. Ты знала о моем прошлом. Знала мои секреты. Что бы я ни делал, а я уж точно не был паинькой ни в подростковом возрасте, ни став взрослым, ты никогда меня не осуждала. Не бросила меня, хотя временами я понимал, что творил глупости, которые должны были заставить тебя задаться вопросом, почему ты со мной дружишь. Но ты всегда была рядом.
Катрина проглотила комок неуверенности и заставила себя улыбнуться.
— Для этого и нужны лучшие друзья, не так ли?
— Ты всегда останешься моим лучшим другом, Китти-Кэт, — сказал он с нежной улыбкой, которую она не могла полностью разгадать. — И я всегда любил тебя, вот почему было так легко еще сильнее влюбиться в тебя за эти последние несколько недель вместе. И в эти выходные, когда ты начала отдаляться, это напугало меня до чертиков. Мысль о том, что я могу потерять тебя, изменила все и заставила задуматься.
Ее мысли все еще занимало его утверждение о том, что в нее так легко влюбиться, но вскоре она осознала и остальное.
— И о чем же? — ее голос звучал как шепот надежды, а сердце трепетало в груди.
— Я хочу, чтобы ты была в моей жизни всегда, — уверенно сказал он своим глубоким баритоном. — Каждое утро и каждую ночь. Как моя лучшая подруга. Как моя идеальная любовница. Как моя прекрасная жена.
Уверенная, что она ослышалась в самом конце, Катрина округлила глаза от недоверия.
— Твоя… твоя жена?
— Я очень люблю тебя, Катрина, и если мы поженимся, ты станешь моей навсегда. — Мальчишеская улыбка изогнула уголки его губ, а глаза игриво сверкнули. — Хм, то есть, если ты хочешь быть моей навсегда. Думаю, мне не следует ничего предполагать.
Она закусила губу, и ее глаза наполнили слезы счастья.
— Да, я хочу быть твоей навсегда. Я люблю тебя, Мейсон Кинкейд. Я влюбилась в тебя в тот день, когда ты спас меня от тех хулиганов. И я ждала и надеялась, что когда-нибудь ты почувствуешь ко мне то же самое.
— Я такой идиот. Я потратил на это столько времени, — сказал он и, наконец, поцеловал ее, медленно, горячо и глубоко.
Голод и желание вскоре превратились в неистовую потребность, которую ни один из них не мог отрицать. Мейсон провел ладонями по ее спине и попке, затем подхватил ее под бедра и закинул ее ноги себе на талию. Как только ее лодыжки крепко сомкнулись у его поясницы, он повел их в спальню, не прерывая поцелуя, пока они не оказались рядом с кроватью, и ее ступни снова не опустились на пол.
Когда Мейсон наконец оторвался от ее губ, он ухмыльнулся ей.
— Мой самый лучший поступок — унести тебя из «Гадкого койота» той ночью и залезть к тебе в трусики. Ты была такой чертовски сексуальной и горячей, что мой член тут же решил, что ты — единственная женщина, из-за которой он когда-либо будет страдать, и меня это более чем устраивает.
Она счастливо рассмеялась, задрала его футболку и стянула ее через голову.
— Я сделаю его очень счастливым, обещаю.
Когда она потянулась к пуговице на его джинсах, он схватил ее за запястья и остановил, его пристальный взгляд снова стал серьезным.
— Итак, вернемся к «навсегда», о котором мы только что говорили?
Она склонила голову набок.
— Да?
— Вот чем я занимался этим утром, — сказал он, и теперь выглядел очаровательно нервным. — Я встречался с Самантой, чтобы она помогла мне с вечной частью наших отношений.