Бл*ть, если она не перестанет тереться, он кончит в гребаные джинсы — а такого не происходило со школы. Трение о его ноющий член было таким сильным и интенсивным, что ему отчаянно захотелось проникнуть в нее. Настолько глубоко, чтобы она никогда не забыла, что он владел ею, хотя бы несколько кратких минут.
Будучи настоящим эгоистом, Мейсон брал все, что мог.
Он отпустил ее сосок и, не обращая внимания на ее протестующий звук, отвел ее руки от своих волос и развернул ее лицом к стене. Прижав ее руки к поверхности, он толкнул ее вперед, пока она не прильнула к прохладной стене обнаженной грудью. В этой позе ее спина выгнулась, а восхитительная задница выдвинулась назад, как подношение.
Он провел ладонью вдоль ее позвоночника и по мягкой, эластичной коже брюк, скрывавших ее идеальную задницу, и подумывал поддаться желанию выпустить немного своей сексуальной агрессии так, как ему больше всего нравилось. И если быть честным с самим собой, ему было любопытно узнать ее реакцию на шлепок по заднице просто ради удовольствия, а не в качестве наказания, как ранее.
Прежде чем он успел передумать, он опустил ладонь и шлепнул ее по ягодице, достаточно сильно, чтобы почувствовать боль. Она втянула воздух и застонала, протяжно и низко, мягкий звук был наполнен безошибочным желанием.
— Мейсон, — прошептала она, его имя соблазнительно звучало в ее исполнении.
Ухмылка тронула уголки его губ. Ее восхитительная реакция распалила его еще сильнее.
— Ох, похоже, моя милая Китти-Кэт — порочная девочка, которая любит быть плохой.
Она вздрогнула и застонала, чертовски ошарашив его тихим, покорным признанием:
— Да.
В ее голосе слышалась уязвимая откровенность, и на мгновение Мейсону показалось, будто весь воздух покинул его легкие. Будто она только что поделилась с ним интимной тайной, о которой не знал ни один мужчина, и почему это вызвало в нем такое чертовски собственническое чувство? Ему не хотелось слишком много думать над ответом, и он направил эту эмоцию на то, что планировал сделать с ней дальше.
Подойдя к ней сзади, настолько близко, что его твердый, как сталь, член прижался к ее заднице, он положил руки ей на бедра.
— Раздвинь ноги шире, — приказал он, и ее немедленное подчинение наполнило его удовлетворением.
Он скользнул пальцами по поясу ее брюк вперед, расстегнул верхнюю пуговицу, а затем медленно опустил молнию. Проник кончиками пальцев под кружевной пояс трусиков, ровно настолько, чтобы поддразнить ее, а также дать возможность остановить то, что должно было произойти.
Ее дыхание участилось, Мейсон почувствовал, как мышцы ее живота трепещут под его ладонью в предвкушении. Он прижался губами к ее уху и хрипло произнес:
— Я буду ласкать твою нежную, влажную киску, пока ты не кончишь, — пообещал он и воспринял дрожь ее тела как разрешение продолжить.
Когда его длинные пальцы скользнули между ее раздвинутыми бедрами и почувствовали, насколько она мокрая, ему пришлось сдержать утробное рычание. Ее киска была такой опухшей, такой скользкой и горячей, что потребовалось всего несколько движений по клитору, чтобы подвести ее к грани оргазма… и остановиться. С криком потребности она задвигала бедрами взад и вперед, оседлав его руку, ее сексуальное миниатюрное тело отчаянно искало освобождения.
— Не останавливайся, — без стыда попросила она, тяжело дыша. — Пожалуйста, не останавливайся.
— Ты готова кончить? — выдохнул он ей в шею, тесно прижимаясь членом к ее заднице, испытывая боль от желания оказаться там, где находились его пальцы. Скоро.
— Да. — Голос ее звучал хрипло и с отчаянием. — Да.
Еще одно жесткое касание к тугому пучку нервов, и все ее тело начало вибрировать, и она охнула с низким, беспомощным стоном. Его пальцы покрыл прилив влаги, пока она жестко и соблазнительно вращала бедрами на его руке и тихо скулила от удовольствия.
Господи Иисусе, он умирал. Умирал от мучительной потребности проникнуть в нее. Умирал от желания почувствовать, как она сожмет его член, когда кончит в следующий раз. Он должен заполучить ее немедленно, подумал Мейсон, отводя руки от ее бедер, быстро расстегивая ширинку и стягивая джинсы, чтобы освободить пульсирующий член. Он достал презерватив, который лежал у него в переднем кармане, — да, кобель, которым он являлся, никогда не выходил без него из дома, — и трясущимися пальцами раскатал его по толстой, твердой эрекции.
Катрина оставалась все в той же позе, прижимая руки к стене, и он стянул ее кожаные штаны и трусики вниз, ровно настолько, чтобы получить доступ к нежной, опухшей киске. Он выровнял их бедра, направляя чувствительную головку члена между ее ног, пока не достиг шелковистой влаги ее входа. Она с готовностью подалась к нему, настолько нетерпеливая и жадная, что у него закружилась голова.
Как бы сильно ему ни хотелось врезаться в нее, как гребаный зверь, совесть заставила его остановиться. Он должен быть уверен, что их похоть и желание на сто процентов взаимны. Что она понимала, что делает и с кем.
Изо всех сил стараясь умерить свою импульсивную потребность доминировать, хотя, вероятно, он потерпит неудачу, потому что такова была его суть, он схватил ее за волосы и оттянул ее голову назад, прильнув губами к ее уху.
— Скажи мне, что ты этого хочешь, — грубо потребовал он. Ему нужно услышать, как она произнесет эти слова.
— Я хочу этого, — с энтузиазмом взмолилась Катрина, приподняв бедра и стремясь насадить себя на его член. — Трахни меня. Пожалуйста.
Свободной рукой он скользнул к ее обнаженной груди и щелкнул пальцем по тугому соску, заставив ее ахнуть, а тело вздрогнуть. О, да, ей это нравилось. Сильно.
— Как ты этого хочешь, Китти-Кэт? — прохрипел он.
Ее губы приоткрылись, ресницы с трепетом опустились, словно так она могла спрятаться от его проницательного взгляда.
— Очень жестко, — пробормотала она. — Грубо. Глубоко.
Он улыбнулся ей в щеку. Слава богу, потому что обычно он не был способен на медленные и нежные действия, и одно только ощущение скользких складок ее киски, трущихся о его стояк, подвело его к грани потери рассудка.
Стремясь удовлетворить их обоих, он не стал ждать ни секунды. С беспощадным толчком врезался в Катрину так сильно, что она приподнялась на цыпочках, приспосабливаясь к тому, как он все глубже вгонял в нее член, пока не погрузился по самые яйца. Их стоны удовольствия смешались, когда ее соблазнительное тело втянуло его внутрь, а он попытался выйти на несколько дюймов, чтобы снова врезаться в нее и дать им обоим то трение, которого они так жаждали, но ее узкий канал сжал его, как кулак.
— О, боже, — выдохнула она, хныкая и царапая стену, когда он начал вколачиваться на полную мощь, вырываясь и возвращаясь обратно с разрушительной точностью.
Она двигалась в противовес его неумолимому ритму, отводя бедра назад, когда он рвался вперед, бесстыдно насаживаясь на его член и принимая то, чего так жаждала. Это была самая горячая и сексуальная вещь, которую он когда-либо видел или ощущал.
Сжав ее волосы, Мейсон повернул ее голову и накрыл ее рот своими губами, впитывая все те декадентские звуки, которые она издавала, когда он проник языком глубоко, целуя ее так же тщательно, как и трахал. Похоть, пробежавшая по его венам вместе со знакомым потоком тепла, подсказала ему, что он вот-вот взорвется. Обычно именно здесь его разум отключался, внимание сосредотачивалось лишь на том, чтобы кончить и достичь того прилива адреналина, который шел с освобождением и последующим кайфом.
Но невозможно было избавиться от ошеломляющего ощущения того, как тесно он прижимался к Катрине, чувствуя с ней связь, выходящую за рамки физического единения. И это было чертовски приятно и чертовски правильно. Будто она создана для него и ни для кого другого.
Он застонал и вздрогнул, продолжая поглощать ее рот, хотя разум сопротивлялся мыслям, проносившимся в его голове. Так не должно быть. Он не должен чувствовать себя таким отчаянным и диким, и понимать, что этот непреодолимый голод не похож ни на что ранее испытанное с любой другой женщиной. Все дело было в Катрине. Она разрушила его самообладание, заставила почувствовать себя обезумевшим от примитивного желания отметить ее и заклеймить как свою, чтобы ни один другой мужчина никогда к ней не прикоснулся.
Моя. Она, черт возьми, только моя.
Именно эта последняя собственническая мысль, а также Катрина, простонавшая его имя ему в губы, отправили его за острую грань умопомрачительного оргазма. Желая, чтобы она вместе с ним достигла кульминации (еще одно, на что ему обычно было плевать, но для с ней имело значение), он коснулся ее между ног и сильно потер клитор. Откуда он знал, что ей это нужно?
Ее тело задрожало, она издала тихий крик удовольствия, ее райская киска сжала его член сильнее, пульсируя вокруг него, продлевая его оргазм. Шокирующая кульминация охватила его в самом возвышенном блаженстве, которое он когда-либо испытывал, настолько опьяняющем, что от горячего экстаза, пронзившего каждую клеточку его тела, затуманилось зрение. Полностью обессилев, он рухнул на нее с протяжным стоном. Прижав ее всем телом к стене, он тяжело дышал и пытался прийти в себя.
Но как только смог ясно соображать, первое, что пришло ему в голову, было: какого хрена я сделал?
Всякое удовольствие, которым он только что наслаждался, испарилось, сменившись чувством беспокойства, свернувшимся в его животе. Бл*ть. Ему нужна минутка, чтобы собраться с силами и справиться с тем, что они только что сделали, даже если сексуальное безумие было обоюдным.
Он осторожно оттолкнулся от миниатюрного тела Катрины, но она не сдвинулась с места, продолжая прижиматься к стене. Очень плохой знак. Бл*ть, бл*ть, бл*ть.
— Я сейчас, — пробормотал он, стремительно скрывшись в ванной, подозревая, что ей тоже нужно время побыть наедине.