— Могу я зайти на минутку, мисс Гарабальди? — спросил Эрик.
— Гарабальди — моя прежняя фамилия, — ответила девушка. — Теперь я работаю на телевидении и пользуюсь фамилией Гэрри. Патриция Гэрри.
— Позвольте мне войти, — сказал Эрик. — Пожалуйста.
Послышалось жужжание. Эрик толкнул дверь и вошел внутрь. Вскоре лифт доставил его на пятнадцатый этаж. Он остановился перед входом в квартиру и даже автоматически поднял руку, чтобы постучать, но дверь была уже широко распахнута.
Он увидел улыбающуюся Патрицию Гэрри в цветастом фартуке. Темные волосы падали ей на спину двумя косами. У нее был изящный подбородок, а губы столь темные, что казались почти черными. Черты ее были столь идеальны, словно демонстрировали переход гармонии и симметрии человеческого тела на новую ступень совершенства. Он понял, почему девушка работает на телевидении. Подобная внешность, подчеркнутая энтузиазмом любителей пива на калифорнийском пляже, пусть даже притворным, могла свалить с ног любого зрителя. Она была не просто симпатичной, а потрясающе красивой, единственной в своем роде. Эрик смотрел на девушку и предрекал ей долгую, полную успехов карьеру, если только война не станет причиной какой–либо трагедии в ее жизни.
— Привет, — весело сказала она. — Вы кто?
— Меня зовут Эрик Свитсент. Я работаю в медицинской команде Генерального секретаря.
«Вернее, работал, — мысленно добавил он. — До сегодняшнего дня».
— Можно выпить с вами кофе и поговорить? Для меня это многое значит.
— Странное начало знакомства, — сказала Патриция Гэрри. — Но почему бы и нет?
Она повернулась, взмахнув длинной мексиканской юбкой, и направилась по коридору в сторону кухни. Он пошел за ней.
— Я даже уже поставила кофеварку. Почему мистер Молинари посоветовал вам меня навестить? По какой такой причине?
«Неужели девушка может так выглядеть и при этом не понимать, что сама по себе уже является немалой причиной?»
— Что ж, — начал Эрик. — Я живу в Калифорнии, в Сан–Диего.
«И кажется, снова работаю в Тихуане», — подумал он.
— Я хирург–трансплантолог, Патриция. Или Пэт? Могу я называть вас так?
Он сел на скамейку возле стола, опершись локтями о твердую крышку из красного дерева.
— Если вы хирург–трансплантолог, то почему не находитесь на одном из военных спутников или в госпитале на фронте? — спросила Патриция, доставая чашки из шкафчика, висящего над раковиной.
Доктор почувствовал, что земля уходит у него из–под ног.
— Не знаю, — признался он.
— Ведь сейчас идет война. — Стоя к нему спиной, она добавила: — Парня, с которым я гуляла, ранили, когда бомба ригов попала в его крейсер. Он все еще лежит в госпитале на базе.
— Что я могу сказать? Лишь то, что, возможно, вы затронули самое больное место в моей жизни. Почему в ней нет никакого смысла, хотя должен быть?
— А кого вы в этом обвиняете? Всех остальных?
— По крайней мере, тогда, когда я этим занимался, мне казалось, что поддержание жизни Джино Молинари — хоть какой–то мой вклад в общее дело.
Впрочем, как бы там ни было, но Эрик состоял при Джино не столь уж долго, к тому же получил эту работу благодаря Вирджилу Эккерману, а не собственным усилиям.
— Мне просто интересно, — пояснила Патриция. — Я подумала, что хороший хирург–трансплантолог предпочел бы отправиться на фронт, где его ждет настоящая работа.
Она налила кофе в две пластиковые чашки.
— Да, вы вполне могли так подумать, — согласился Эрик и внезапно почувствовал себя совершенно беспомощным.
Девушке было девятнадцать лет, вдвое меньше, чем ему, а она уже куда лучше понимала, что правильно и как следует поступать. Наверняка Пэт уже спланировала каждый, даже самый мельчайший шаг в собственной карьере.
— Хотите, чтобы я ушел? — спросил он. — Если так — скажите.
— Вы же только что пришли. Естественно, мне вовсе не хочется, чтобы вы уходили. Мистер Молинари не послал бы вас ко мне просто так. — Она критически разглядывала его, сидя по другую сторону стола. — Я двоюродная сестра Мэри Рейнеке, знаете?
— Да, — кивнул Эрик.
«Ты тоже крепкий орешек», — подумал он.
— Пэт, поверьте мне на слово. Сегодня я совершил нечто такое, что повлияет на судьбу каждого из нас, хотя оно никак не связано с медициной. Верите? Если да, то это хороший повод для дальнейшего разговора.
— Как скажете, — ответила она с беззаботностью подростка.
— Вы смотрели сегодня по телевидению выступление Молинари?
— Видела недавно. Мне показалось, что он как будто стал сильнее.
«Да, — подумал Эрик. — Верно сказано».
— Это хорошо, что он возвращается в прежнюю форму. Но должна признаться, что вся эта его политическая болтовня — ну, вы сами знаете, лихорадочная речь, горящие глаза — для меня чересчур монотонна. Вместо того чтобы его слушать, я включила запись. — Она оперлась подбородком на руки. — И знаете что? Мне было чертовски скучно.
В гостиной зазвонил видеофон.
— Прошу прощения. — Патриция Гэрри встала и выбежала из кухни.
Эрик сидел молча, не думая ни о чем особенном, лишь ощущая прежнюю усталость.
Вскоре Пэт вернулась.
— Это вас. Просят доктора Эрика Свитсента. Это ведь вы, верно?
— Кто звонит? — Он с трудом поднялся на ноги, чувствуя странный холодок внутри.
— Из Белого дома в Шайенне.
Он подошел к аппарату.
— Алло, Свитсент слушает.
— Одну минуту.
Экран опустел, потом на нем появился Джино Молинари.
— Увы, доктор, того рига прикончили, — начал он.
— Боже мой!
— Когда мы добрались до места, то нашли там только огромного изуродованного дохлого жука. Кто–то, наверное, видел, как вы входили в отель. Жаль, что вы сразу не забрали его с собой в корпорацию.
— Сейчас бы я так и поступил.
— Послушайте, — мягко продолжал Моль. — Я позвонил, чтобы сообщить вам об этом, но не стоит слишком переживать. Эти лилистарцы — профессионалы. Подобное могло случиться с кем угодно. — Он приблизил лицо к экрану. — Это не столь важно. Есть еще три или четыре способа установить контакт с ригами. В данный момент мы думаем, как лучше это сделать.
— Разве можно говорить о таких вещах по видеофону?
— Френекси со своей свитой только что улетел на Лилистар, причем страшно спешил. Можете мне поверить, Свитсент, они обо всем знают. Поэтому действовать придется молниеносно. В течение двух часов мы должны добраться до правительственной радиостанции ригов. Переговоры пройдут на открытой волне. Лилистар будет все слышать. — Он посмотрел на часы. — Мне пора заканчивать. Будем держать связь.
Экран потемнел. Молинари, вечно занятый и куда–то спешащий, приступил к выполнению очередной задачи. Времени на пустые разговоры у него просто не было.
Неожиданно экран снова засветился, и на нем опять появилось лицо Генсека.
— Помните, доктор, вы сделали свое дело, вынудили их исполнить мое завещание, тот десятистраничный документ, который они передавали из рук в руки при вашем появлении. Если бы не вы, меня бы здесь не было. Я это уже говорил и не хочу, чтобы вы об этом забыли. У меня нет времени постоянно это повторять. — Он улыбнулся.
Экран снова опустел и на этот раз остался темным.
«Однако неудача остается неудачей», — подумал Эрик, вернулся в кухню Пэт Гэрри и сел перед своей чашкой кофе.
Оба молчали.
«А ведь я все испортил, — понял доктор. — У лилистарцев будет намного больше времени, чтобы нас окружить, прибыть на Землю во всеоружии. Миллионы трупов, возможно, многие годы оккупации — вот какую цену мы за это заплатим. И все из–за того, что мне показалось, будто лучше всего оставить Дег Даль Иля в номере отеля, вместо того чтобы забрать его с собой прямо в корпорацию. Но там у лилистарцев тоже есть по крайней мере один агент. Они могли бы прикончить рига. И что теперь?»
— Может, вы и правы, Пэт, — сказал Свитсент. — Наверное, мне следует стать военным хирургом и работать в каком–нибудь прифронтовом госпитале.
— Конечно. Почему бы и нет?
— Но уже скоро линия фронта окажется на Земле, хотя вы об этом еще не знаете.
Она побледнела и попыталась улыбнуться.
— Почему?
— Политика. Методы ведения войны. Ненадежность союзов. Сегодняшний союзник — завтрашний враг, и наоборот. — Он допил кофе и встал. — Удачи вам, Пэт, в телевизионной карьере и во всех сферах вашей блестящей, только что начавшейся жизни. Надеюсь, война не причинит вам слишком глубоких ран.
«Да, та самая война, которая пришла сюда не без моей помощи», — подумал доктор.
— Пока.
Пэт осталась стоять возле стола, молча держа в руках чашку с кофе. Он вышел из квартиры и закрыл за собой дверь. Пэт с ним даже не попрощалась, настолько ошеломило и напугало ее известие, которое сообщил ей Эрик.
«Все равно спасибо тебе, Джино, — подумал он, спускаясь на лифте. — Идея была неплохая, и не наша вина, что ничего из нее не вышло. Я лишь еще лучше понял, как мало добра и как много вреда, преднамеренно или по недосмотру, я причинил за всю свою жизнь».
Он шел по темной улице Пасадены, пока не заметил такси. Доктор остановил его, сел и начал размышлять, куда ему отправиться.
— Неужели вы не знаете, где живете, сэр? — спросила машина.
— Отвези меня в Тихуану, — неожиданно велел Эрик.
— Хорошо, сэр, — ответило такси и молниеносно свернуло на юг.
14
Эрик шел куда–то без цели по ночной Тихуане, волоча ноги, проходя мимо неоновых вывесок узких, похожих на будки магазинчиков. Он слушал крики мексиканских сутенеров, наслаждался размеренным движением, звуками клаксонов машин, автоматических такси и старинных наземных машин американского производства, которых каким–то чудом переправили контрабандой через границу доживать здесь остаток своих дней.
— Девочку, сэр? — Мальчишка лет одиннадцати крепко схватил Эрика за рукав, пытаясь его задержать. — Это моя сестра, ей всего семь лет, и у нее никогда в жизни не было мужчины. Богом клянусь, вы наверняка будете первым.