Джулия минуту смотрела на нее невидящим взглядом и потом повторила все дословно, потому что события тех дней врезались ей в память навечно. Как ей велели забрать двенадцать стульев и какой разговор за этим последовал.
– Знаешь, это было похоже на те сцены, какие иногда бывают в пьесах и фильмах. Ну, когда ты слышишь только то, что говорит актер, а то, что он должен слышать, ты себе воображаешь. Так и тогда. Ни один ее ответ не имел смысла. Я решила, что виной тому плохая связь.
– Да нет, – медленно возразила Эбби. – Это и в самом деле была сцена из спектакля. И аудитория у матери – лучше не придумаешь: Битси. – Она тяжело вздохнула. – Тебя подставили, точно. Кэролайн сказала правду.
– Да она-то откуда знает?
Эбби пожала плечами.
– Они с матерью выступали заодно, так ведь? Она знает, что мать от тебя избавилась. – Она снова вздохнула и покачала головой. – Такая паутина.
– И на этот раз я тут решительно ни при чем. Пусть твоя мать мою жизнь с ищейками рассматривает, она не найдет ничего, что бы могла против меня использовать.
Эбби уставилась в пустой бокал.
– Значит, ты не спишь с Маркусом Левином?
Джулия поставила бокал с таким стуком, что Эбби поморщилась.
– Я же сказала, Брэд собрал о тебе данные, – Покраснев, она продолжила: – Он увидел тебя, и началась своего рода цепная реакция. Он просил меня узнать от тебя правду…
– Он в этом доме пользуется спальней, и вовсе не моей! Дом на отшибе, в Калифорнии неспокойно, вот он и предложил себя на роль мужчины в доме, а мне это показалось неплохой мыслью. И все, можешь мне поверить!
– Откуда ты его знаешь? – спросила Эбби с облегчением, все еще испытывая любопытство.
Джулия рассказала.
– В том, что я несколько преуспела, его большая заслуга. Он очень любит деньги, а я плачу ему долю от всего, что зарабатываю.
– Да, – улыбнулась Эбби, – Маркус всегда любил деньги.
Что-то в молчании собеседницы заставило ее виновато вздрогнуть. Один взгляд на лицо Джулии, и она поняла свою ошибку.
– О, черт!
– Ты знаешь Маркуса?
Эбби неловко сказала:
– Лет десять – двенадцать назад он работал на мать.
– Что? – Джулия резко встала.
– Слушай, Джулия…
– Работал, ты говоришь?
– Она его уволила. Он пытался украсть, и она поймала его с поличным.
– Маркус!
– У него дорогостоящие привычки. Он ведь игрок по натуре.
– Маркус – игрок!
– Ну ты же знаешь, он ставит на все, что ни попадя!
– Я знаю, он любит лошадей и карты, но… – Джулия возбужденно ходила по комнате. – О Господи! – произнесла она голосом, в котором слышалось страдание.
– Подожди минутку… – Эбби встала, протянув руку.
– Если он игрок, часто проигрывает, то откуда у него деньги, чтобы поддержать меня? Он тысячи потратил, прежде чем я начала работать. Я скажу тебе, где он взял деньги. У твоей мамочки, будь она проклята!
– Ты спешишь с выводами…
– Его посадили за воровство?
– Нет, мать не подала в суд. Он ей был симпатичен, он единственный смел ей возражать…
– Видишь! – В голосе Джулии слышалась боль. – Она снова меня подставила! Маркус время от времени исчезает, ссылаясь на дела, но все эти дела у него здесь, в Штатах. – Она смотрела на Эбби горящим взглядом. – Он ездит, чтобы отчитаться перед твоей мамашей. Он докладывает ей обо всем, кого я видела, что делала, все до мелочей. Он – шпион твоей матери. – Джулия упала на диван. – Именно поэтому он регулярно ездит в Штаты. Отчитываться! – От сознания, что ее снова предали, Джулию едва не тошнило. – Он – соглядатай, грязный, лживый жулик и соглядатай! И надо же, я нашла, кому довериться! Маркусу Левину! – Она молитвенно закрыла глаза. – Благодарю тебя, Господи, что я не пустила его к себе в постель!
– Слушай, попридержи лошадей, – попыталась Эбби уменьшить ущерб, нанесенный самолюбию Джулии. – Ты Бог знает что напридумывала. Где у тебя доказательства?
– Не надо мне никаких доказательств! Я ручку твоей мамаши за милю чувствую. Она приставила ко мне Маркуса из-за Дженни, чтобы собрать на меня всякую грязь и объявить, что я плохая мать. Именно поэтому она отрицала отцовство Брэда, ее не устраивало, чтобы он все узнал на том этапе. Вот когда она отняла бы у меня Дженни, она преподнесла бы ее ему с милой улыбкой и словами: «Посмотри, дорогой, какой сюрприз тебе мамочка приготовила!» – В голосе Джулии слышалась ярость.
– Значит, ты должна сказать Брэду, – решительно заявила Эбби. – Такие вещи ему обязательно надо знать. Что все гадости, которые делала и собиралась сделать мать, она делала в своих собственных целях, а вовсе не его.
– Вот разберусь с Маркусом и с удовольствием сообщу Брэду все, что он захочет узнать!
– Нет! – резко возразила Эбби, заставив Джулию замолкнуть на полуслове. – Скажешь ему, он сразу поймет, что раскрыт, и немедленно доложит об этом матери! Нет, Маркус не должен ни о чем догадываться. Мы должны действовать осторожно, Джулия, чтобы у нас два плюс два всегда было только четыре.
– Но все сходится! Разве ты не видишь? Все совпадает. Он явился ко мне всего через несколько месяцев после Парижа! Господи, а у меня даже и подозрения не мелькнуло! Она опять сделала из меня полную дуру!
– Мать считает дураками всех, кроме себя, – без всяких эмоций заметила Эбби. – Только не дури Брэда, об одном прошу.
– Будь у меня возможность, я бы ему такого понарассказала! – неосторожно пообещала Джулия.
– Когда и где?
Джулия растерялась. Она не ожидала такой мгновенной реакции.
– Он просил передать, что встретится с тобой в любом месте и в любое время.
Джулия мысленно чертыхнулась, проклиная свой длинный язык.
– Мне нужно в следующий четверг быть в Сан-Франциско, – неохотно призналась она. – Если он сможет встретить меня там…
– Сможет.
– Я остановлюсь на ночь в «Хиатт Ридженси». Если бы он подъехал туда…
– Куда скажешь.
– Скажи, я буду ждать внизу, около большого бассейна. В шесть часов в пятницу.
– Поняла. Шесть часов, в пятницу, у бассейна, – повторила Эбби. Ее улыбка тронула сердце Джулии. – Спасибо.
– Мама! – Обиженный голос заставил их обеих разом взглянуть вверх, на площадка верхнего этажа. Там стояла Дженни. – Я ждала и ждала, а Барбара говорит, скоро спать пора.
– Извини, маленькая, я сейчас иду.
Но Дженни смотрела на Эбби.
– Привет, – сказала она прямо, по-брэдфордовски. – Ты кто?
– Старая приятельница твоей мамы. Спускайся и поздоровайся, – улыбнулась Эбби.
Дженни быстренько спустилась с лестницы и потопала к Эбби, нисколько не смущаясь, наоборот, с удивительной самоуверенностью.
– Как поживаете? – вежливо, как ее учили, спросила она, протягивая руку.
– Много лучше после того, как увидела тебя, – быстро призналась Эбби. – Надо же, да ты уже совсем большая, сколько тебе, пять?
– В мае будет шесть, – доброжелательно поправила Дженни. От ее улыбки у Эбби перехватило дыхание. Она столько раз видела эту улыбку на лице брата. – Я для своего возраста крупная. – Ее спокойный апломб сразу заставлял вспомнить Эстер Брэдфорд.
На лицо Эбби стоило посмотреть, особенно когда Дженни продолжила:
– А ты тоже крупная, да?
– Дженни! – одернула Джулия, но закусила губу, чтобы не рассмеяться.
– Всегда была такая, – весело призналась Эбби.
На лестничной площадке появилась Барбара.
– Беги наверх, маленькая. Я через пять минут приду, обещаю.
– Ты уже это говорила, – не поверила Дженни.
– Мы заболтались, – виновато извинилась Эбби. – Знаешь, как бывает со старыми друзьями.
Дженни внимательно посмотрела на нее.
– Ты и правда старая, верно? – спросила она.
Эбби закашлялась, прикрывая рот ладонью. Справившись со своим голосом, Джулия скомандовала:
– Сейчас же наверх. Но сначала попрощайся с миссис Эмори.
– Ито назвал тебя миссис Эмоли, – хихикнула Дженни.
– Меня и похуже обзывали, – весело сообщила ей Эбби. – Поцелуешь меня на прощание?
Дженни вопросительно взглянула на мать, которая сказала:
– Было бы очень мило с твоей стороны.
Дженни подошла к Эбби, наклонившейся к ней со своей значительной высоты, и поцеловала подставленную щеку.
– Знаешь, – Эбби протянула руку к сумке, – когда я была маленькой, я ездила в Англию навестить родственников, так там у меня жил дядя, который всегда дарил мне хрустящую новенькую бумажку в пять фунтов. Ну, пяти фунтов у меня с собой нет, но зато есть новенькие, хрустящие десять долларов. Как раз равносильно пяти фунтам. Ты не будешь возражать, если я тебе их подарю?
Дженни быстро взглянула на мать, которая слегка кивнула.
– Ой, спасибо большое, – воскликнула она восторженно, держа бумажку обеими руками. Затем повернулась и бросилась по лестнице к Барбаре, размахивая десятью долларами. – Смотри, Барбара, мне та тетя дала десять долларов, это стоит пять фунтов! Правда, добрая тетя?
Они прислушивались, пока ее голосок, рассказывающий, как она их потратит, постепенно не смолк за поворотом коридора.
– Брэдфорд, насквозь Брэдфорд, – возвестила Эбби гордо. – И не только с виду – Она покачала головой. – Слава Богу, подруга Битси видела ее лишь мельком. – Она повернулась к Джулии и снова обняла ее. – У тебя снова все козыри на руках, Джулия. Ты уже осветила некоторые темные углы. Я надеюсь, Брэд сможет выбраться из этой паутины после того, как поговорит с тобой. Если он не сможет быть в пятницу, я тебе позвоню, чтобы предупредить. Если ты от меня ничего не услышишь, значит, все в порядке, хорошо?
Джулия кивнула.
– И тем временем не суетись и не торопись. Не высказывай своих подозрений, держи язык за зубами. – Она приложила палец к губам и засмеялась. – Слава Богу, мы еще можем смеяться. Куда лучше, чем плакать. – Она быстро обняла Джулию и поплыла к дверям.
Всю ночь Джулия ворочалась с боку на бок. Ей казалось, ее душа разрывается на части. И не столько из-за того, что случилось с Брэдом, сколько из-за подлого предательства Маркуса. То, что он врал ей с самого начала, потрясло ее. Он ей нравился, она ему доверяла, считала другом. Слава Богу, что, несмотря на его постоянные приставания, она с ним не переспала. Разумеется, ему велено было пытаться. «Сволочь! – подумала она в бешенстве. – И эта сука!» Она чувствовала себя униженной. По правде сказать, она не могла сама разобраться, кто беспокоил ее больше, Брэд или Маркус. По крайней мере, решила она, по справедливости надо сказать, что Брэд никогда не лгал умышленно. Что заставило ее живо представить себе, как он должен сейчас себя чувствовать, узнав, что мать предавала его. Это не идет ни в какое сравнение с ее переживаниями по поводу Маркуса. Впервые, через свою боль и волнение, она стала понимать боль и тоску другого человека.