Она поняла, что все равно не заснёт. Встала, надела халат, спустилась в кухню, сварила кофе и сидела, размышляя, пока не рассвело.
Маркус позвонил на следующее утро и сообщил, что он пару дней будет занят.
– Роль в фильме для певца. Цифра с многими нулями в контракте.
– Можно подумать, ты эти нули не обожаешь!
– Что-то я не слышал, чтобы и ты жаловалась на их избыток.
– Разумеется, нет. – «Спокойнее», – подумала Джулия.
– Позвоню через пару дней.
– Обязательно, – согласилась Джулия, придумывая, как она его обзовет при случае.
Но он позвонил в четверг утром и сообщил, что должен лететь на восток.
– Что-нибудь случилось? – как бы между прочим спросила Джулия, но вся замерла в напряжении.
– Ничего страшного, но мне надо там быть.
– Неприятности? – «Так тебе и надо», – подумала Джулия.
– Да там с деньгами путаница, сама знаешь, как это бывает.
«Это означает, что от тебя потребовали отчета», – подумала Джулия.
– У тебя-то все в порядке? – спросил Маркус.
– Как и у тебя, ничего такого, с чем я не могла бы справиться, – ответила Джулия, давая себе мысленную клятву разделаться с ним самым мучительным для него способом.
– Позвоню, когда вернусь, ладно?
– Жду не дождусь.
Он полетел, чтобы предстать пред светлые очи Ее Величества; она каждым нервом чувствовала, что не ошибается. Исчезновение Брэда, пo-видимому, толкнуло леди Эстер на крайние меры. Указания, данные в последнюю минуту? С Джулией тоже так случалось. Она не знала, откуда что бралось, но никогда не ошибалась. И сейчас перед отлетом в Сан-Франциско она дала строжайшие инструкции Барбаре касательно Дженни.
Пятница, можно считать, пропала зря. Она не могла отделаться от мыслей о Брэде и их предстоящей встрече весь день, пока бродила по выставкам мебели, пытаясь принять правильное решение. Обычно ей нравилась такая работа, но сейчас она нервничала – причем чем дальше, тем больше, поминутно взглядывая на часы. В половине пятого она не выдержала и вернулась в гостиницу, чтобы привести себя в порядок. Она не торопясь и с наслаждением приняла ванну в надежде, что это поможет ей расслабиться, причем щедро налила в воду ароматного масла. Позже она воспользуется такими же духами.
Неизвестно почему, возможно, из вредности, она решила надеть черное. Вспомнила, наверное, ироническое замечание Дрекселя Адамса во время ее первой встречи с леди Эстер. Но, надев платье, начала сомневаться. Не подумает ли Брэд, что она в трауре? По нему? По их браку? Но черный цвет всегда ей шел, хорошо оттенял ее кожу, делал ее перламутровой, а волосы огненными. И Брэду она нравилась в черном. Как ни крути, все плохо, сердито подумала она. А, к черту все, решила она и осталась в черном платье. И похвалила себя за принятое решение, обозрев свою фигуру в зеркале. Платье было из черного крепа от Ханы Мори. На ноги она натянула тоже черные нейлоновые чулки со швами, пристегивающиеся к поясу с резинками, и сандалии на высоких каблуках, с ремнями крест-накрест, охватывающими лодыжки. Небольшая сумочка, жемчужные серьги, идеально подкрашенное лицо, зачесанные наверх волосы, за исключением нескольких прядей на шее и лбу, немного духов – и она готова. Она сознавала, что в глубине души хочет наказать его, преподнеся себя как подарок, только теперь предназначающийся не ему. Он же может лишь смотреть. И, возможно, понять, от чего он отказался. Она позвонила в ресторан и попросила принести в номер двойную порцию виски с лимоном.
19
Брэд занял позицию в углу огромного бассейна, вода в котором напоминала блестящий целлофан, ровно уходящий через покатые края в густую зелень. С того места, где он стоял, ему хорошо были видны лифты – стеклянные пузырьки, которые, подобно бегунку на логарифмической линейке, скользили вверх и вниз по прозрачному стакану. Как обычно, вокруг стоял шум, но он ничего не слышал. Два оркестра соревновались друг с другом, звенели ножи-вилки и посуда в двух ресторанах, звякал лед в стаканах в баре, люди громко переговаривались, какая-то женщина смеялась. Все в нем сосредоточилось на ожидании.
Он увидел ее сразу, стоило ей выйти из лифта. Мужчины расступались перед ней и провожали ее глазами. Она шла к нему, вскинув голову, расправив плечи, широко ступая длинными ногами, – он так хорошо помнил ее походку, – не обращая внимания на взгляды и зазывные улыбки. Выражение ее лица было, как он выражался, «на публику», то есть говорящее об отсутствии каких-либо шансов у «охотников» – спокойное, отрешенное, прохладное, как хороший мартини.
Когда он вышел из тени нависающей зелени навстречу ей, она мгновенно остановилась. Она не издала ни звука, но ее глаза, такие же огромные и дымчатые, как раньше, расширились, а черные зрачки сузились. Мгновение они смотрели друг другу прямо в глаза, а потом он услышал свой голос:
– Привет, Джулия. Давненько не виделись.
Она кивнула, и он заметил, что она судорожно сглотнула. Она нервничала не меньше него, понял он. И немного успокоился.
– Очень мило с твоей стороны было согласиться прийти, – продолжил он.
Она кивнула.
Она все еще молчала, стояла, пока он жадно разглядывал ее. Как всегда, она ощущала этот взгляд как прикосновение пальцев. Нервы у нее были напряжены до предела.
– Ты не изменилась, – сказал он наконец с изумлением.
«Но ты изменился!» – расстроено подумала Джулия. Ему сейчас тридцать семь, но выглядит он на сорок пять. Маленькие морщинки от смеха превратились в глубокие борозды, появилась масса новых вокруг четко очерченного рта. Глаза цвета морской волны стали тусклыми, как будто нуждались в чистке.
И еще новой была в нем неуверенность, с которой он произнес:
– Я подумал… выпьем перед ужином?
– Да, выпьем. Но боюсь, поужинать я не смогу. Мне надо успеть на самолет в восемь тридцать.
– А! – Он явно огорчился, да и в голосе это чувствовалось, причем настолько, что Джулия, помимо собственной воли, предложила:
– Пойдем во вращающийся ресторан наверху? Мне очень нравится вид на город оттуда.
– Прекрасно.
Он не взял ее под руку, когда они направились к лифтам, и вообще старался держаться на расстоянии. Старался не навязаться, не давить на нее.
В полутемном фойе ресторана их спросили, будут ли они ужинать или только зашли выпить коктейль. Услышав, что они не собираются ужинать, метрдотель подозвал официантку, которая провела их к столику у стены. Когда они сели друг против друга, то заметили, что стена медленно поплыла мимо.
– Правда, замечательный вид? – воскликнула Джулия. – Я всегда сюда прихожу, когда бываю в Сан-Франциско. Мне здесь значительно больше нравится, чем в Лос-Анджелесе. – Она скорчила гримасу. – Там одни предместья, а города не видно.
Она отдавала себе отчет, что безудержно болтает, старается поддержать разговор, полностью находясь под влиянием этого совсем нового, но такого знакомого человека.
– Все оставляют свои сердца в Сан-Франциско, – сухо заметил он. – Ты – не исключение, во всяком случае, в этом смысле.
Джулия поспешно постаралась закрыть пробоину.
– Ты его хорошо знаешь?
– Вполне. У меня здесь много друзей.
Она подавила желание спросить, где он остановился… где прячется от матери. Но ее сковала странная робость. Ей трудно было смотреть в эти мутные глаза, которые когда-то сияли, как солнце над морем. Она знала его лучше, чем какого-либо другого мужчину, но сидящего напротив нее человека она не знала совсем. Он действительно изменился, и не только внешне. Он так сильно постарел. Да, именно в этом дело. Тот Брэд был мальчиком, этот стал мужчиной. Как сказала Эбби, он повзрослел, причем наиболее мучительным способом. И это чувствовалось. Снова она ощутила, как вернулась боль, которую она испытала, сидя за кухонным столом несколько вечеров назад, боль потери и предательства. Но в случае с Брэдом все усиливалось в тысячу раз. Ведь Маркус был просто другом, а Брэда предала его собственная мать.
Молчание затягивалось, становилось неловким. Их выручила официантка.
Брэд заказал виски, а Джулия коктейль Май-тай.
– Мне этот коктейль здесь больше всего нравится, – призналась она Брэду.
– Ты никогда не любила выпивку.
– Я и сейчас не люблю, но этот коктейль мне нравится.
Брэд вытащил сигареты.
– А я все еще и не курю, – сказала Джулия, заметив, когда он прикуривал сигарету, что пальцы у него пожелтели от никотина. Он увидел, что она это заметила.
– Нелегко тебе?
– Да. – Джулия порадовалась возможности ответить честно и почувствовала, что напряжение спадает.
– У меня впечатление, что мы пытаемся друг до друга докричаться через Большой каньон, а не через маленький столик.
– Шесть лет – немалое расстояние.
– Прибавь к этому нервы.
Уже лучше, теперь он напоминал ей Брэда, которого она знала.
– Мне потребовалась вся сила воли, чтобы встретиться с тобой лицом к лицу после всего, что я натворил. – В голосе явно чувствовалась дрожь, та самая, которую она так хорошо помнила и которая говорила о его неуверенности. И еще он непрерывно вертел в руках зажигалку, подбрасывал ее вверх, ловил и снова вертел. Джулия внезапно почувствовала укол совести: она так сосредоточилась на своих переживаниях, что совсем забыла о его чувствах. Одно это как-то сразу приблизило его к ней. Как через увеличительное стекло, она увидела, как он волнуется, как боится, каким виноватым себя ощущает. Да, он повзрослел. Питер Пэн навсегда оставил свою сказочную страну и теперь с трудом приспосабливается к суровым реальностям жизни.
– Эбби тебе… обо всем рассказала? – наконец спросил он.
– Да.
Последовала еще пауза, во время которой он смотрел в окно, но взгляд его, скорее, был обращен внутрь.
– Я давно должен был сообразить. Давно. Только я старался все замести под ковер, с глаз долой. Один Бог знает, как это я умудрялся не спотыкаться об эту кучу. – Он глубоко затянулся. – Наверное, уже поздно, но я все равно хочу попросить у тебя прощения, Джулия. Поверь, мне ужасно жаль, это все не те слова, но мне действительно отчаянно жаль. Ты, верно, думаешь, что я заслужил все, что со мной за это время случилось, и это так, но… – он глубоко вздохнул, – мне сейчас нужна дружеская рука, а твоя всегда была самой сильной.