лся. Катя с трудом разглядела, что кто-то стоит на дороге с фонарем в руке. Она сделала попытку затормозить, но было уже поздно. Несмотря на все усилия, машина все равно приближалась к человеку на огромной скорости. Она что было сил крутанула руль, но машина пошла как-то боком, и все равно человек с фонарем был сбит. Она видела, как в замедленной съемке, вот он падает на лобовое стекло, его лицо оказывается как раз напротив Кати. Она не верит своим глазам — это просто невозможно, перед ней ее собственное лицо, она видит гримасу боли той Кати за стеклом. Она не хочет этого видеть, но не может не смотреть, как Катя, которую она сбила, стонет и скатывается с капота автомобиля в снег. Она кричит и просыпается.
— Катя, дом, вставай. — Женя тихонько потряс ее за плечо.
— Да, уже? — Катя почувствовала на лбу капельки пота, она с трудом перевела дух. — Я же только глаза закрыла.
— Два часа назад.
— Ну ладно, ты к парадной не подъезжай, вдруг там Гриша меня ждет.
— Телефон дашь? — с надеждой в голосе спросил Женя.
— Глупости. Если что — я тебя сама найду.
— Если что?
— Прощай, Женька! Прощай, молодость! «Солдата» сильно не гоняй, он у тебя ветеран.
Катя выскочила из машины и побежала без оглядки к дому.
Женя с грустью посмотрел ей вслед:
— Какая баба! Эх, если бы не сука Ленка…
Он еще минуту помедлил, не спеша выкурил сигарету, выбросил ее в окно и только после этого дал газу, развернулся и уехал.
ГЛАВА 8
Квартира Дроздецких 10.09.2006 23:00
Катя не могла наговориться. Она сама не помнила, когда еще была в таком возбуждении. Она пыталась дать понять Григорию всю силу переполняющих ее чувств. Вся усталость, накопившаяся за последний день, куда-то пропала. Долгая дорога, встреча с матерью, рассказ отца Пантелеймона, все как будто было не сегодня. Казалось, что все события сегодняшнего дня, так же как и истории Белки и Жени, происходили восемь лет назад и стали так же далеки и нереальны. Все, она покончила со своим прошлым, больше ей нечего узнавать — все встало на свои места. Если бы она только могла предположить, чем обернется ее поездка в родной город. Как знать, может быть, она бы и не поехала туда. Но тогда бы она никогда и не узнала, с каким человеком ее связала судьба. Ведь он столько лет нежно оберегал ее хрупкое душевное спокойствие, боясь хоть малейшим намеком помешать ее скорейшему выздоровлению. Она испытывала несказанную признательность к Григорию и не знала, чем может его отблагодарить. Она говорила, говорила, не давая вставить мужу ни слова. Опять и опять объясняясь ему в бесконечной любви. Она поражена, нет, она просто боготворит его. Она наконец поняла, от какого ужаса и грязи он ее берег. Она больше никогда не поедет в Коламск. Ей пришла в голову новая идея: она придумала — она хочет родить ему ребенка. И это теперь — главная цель ее жизни.
Григорий казался немного настороженным, на все ее тирады отвечал односложно и довольно холодно, но Катя настолько горела, что не замечала этого. Да и ничто не могло ее сегодня остановить. Она была самым счастливым человеком на свете и хотела, чтобы и Григорию передалась хоть крупица этого счастья.
Все их объяснение закончилось, как безумно хотелось Кате, в постели. Когда жена заснула, Гриша еще немного полежал и пошел на кухню. Он долго молился, а потом сел пить водку. Он сидел, пил в одиночестве и плакал до утра. Когда пить было уже нечего, он встал и вернулся в спальню, где мирно спала Катя. Он присел на кровать и долго смотрел на ее безмятежное лицо. Григорий поднял перед собой руки и посмотрел на них. Пальцы слегка подрагивали. Тень от рук тихо легла на Катину шею. Гриша испуганно убрал руки и быстро лег под одеяло.
Часть VI. КРУТЫЕ ПОВОРОТЫ
ГЛАВА 1
Квартира Дроздецких 13.01.2007 23:50
По телевизору смотреть было нечего — по всем каналам шли повторения новогодних программ. Но спать не хотелось, было приятно посидеть перед телевизором, обсуждая давно примелькавшихся артистов. Вся семья Дроздецких была в сборе, и по просьбе Ани они смотрели праздничный концерт, в котором звездная грядка, угодная Первому каналу, разбилась на дуэты. Звук в телевизоре перекрывался грохотом петард, из окна их гостиной открывался прекрасный вид на салют. В квартире царил праздник — кругом висели гирлянды, в гостиной стояла нарядная елка, всюду стояли разноцветные толстые свечи, которые жгли во время Нового года. Внезапно погас свет.
— Ну вот, на моей любимой песне Сереги и Жирика. — Девочка ужасно расстроилась.
— Сейчас включат, не бойся, — подбодрил Аню отец.
От нечего делать, Катя встала с дивана — не сидеть же в темноте — и пошла по квартире зажигать свечи. Стало довольно светло. В квартире воцарлась тишина, только зловещий треск петард и ракет долетал с улицы. Зазвонил городской телефон, Гриша взял трубку.
— Да, спасибо, у нас все нормально. — Он положил трубку на место. — Это с пульта охраны, у них там сработало, но они знают, что у нас авария. Как неудачно. Ладно, доча, иди спать. Похоже, это надолго.
Катя, почувствовав в голосе мужа небольшое волнение, подошла к нему поближе:
— Не расстраивайся милый, я люблю свечи.
Аня, придумав себе занятие, поднялась с дивана.
— Пойду, хоть в калейдоскоп поиграю, с фонариком. — Она медленно побрела в свою комнату, с сожалением взглянув на выключенный телевизор.
На лестнице послышался какой-то шум.
— Похоже, кто-то в лифте застрял, — усмехнулся Григорий.
— Бедняга. — Кате стало жалко узника.
Они переместились в спальню. Катя разделась и при свечах села у трюмо — медитировать на ежедневном психотренинге.
— Я Катя, Катя Дроздецкая…
Григорий подошел к балкону, чтобы рассмотреть непрекращающийся салют. В этот момент дверь балкона с грохотом распахнулась, и в спальню, вместе с холодом и снежинками, ввалился раскрасневшийся Павлов, весь в снегу, с перекошенным лицом и пистолетом в руке. Быстро оценив ситуацию, он ударил стоящего рядом Григория рукояткой пистолета по голове. Тот схватился за голову и со стоном осел на пол у балконной двери, где и замер надолго, почти потеряв сознание. Когда он попытался подняться, Павлов вновь замахнулся на него пистолетом.
— Тихо, доктор нах, а то порешу ее раньше времени.
Катя, замерев от страха, замолчала, сидя на своем месте, вжалась всем телом в кресло, боясь даже повернуться к налетчику. Почти все свечи в комнате погасли от ворвавшегося ветра. Полумрак озарялся яркими вспышками салюта.
Павлов обратился к Кате, оставив Григория в покое:
— Ну привет, Лена. Я пришел.
Она, так и не обернувшись на голос, сидя перед зеркалом, поежилась от жуткого холода.
— Я Катя, Катя… Гриша, скажи ему!
— Хороша сучка, — Павлов подошел поближе к Кате и заглянул ей в лицо, — если б не знал, поверил бы, что Петрова. Пластика, мать ее нах. Так, хирург?
Ответа Григория не последовало, он так и сидел, обхватив голову. Только Катя опять начала свою молитву:
— Я Катя, Катя…
— Что, заело? — Павлов зло оборвал ее на полуслове. — Чертова кукла! Кончай косить под дуру нах. Один раз развели, как лоха, второй раз не получится нах.
— Прекрати орать, придурок, — от крика Павлова Григорий пришел в себя, — она больна, ничего не помнит благодаря тебе.
— Да? Ничего не помнит нах? А кто меня со шконки сорвал? Мне еще восемь лет было чалиться. А кто с ее счета деньги два месяца назад снял — номер счета только она знала.
— Бред какой-то. — Григорий поморщился.
— Молчи, гад! — снова заорал Павлов, размахивая оружием и тыча пистолетом в шею Кате. — И ты молчи, сука-Ленка, заладила нах!
За окном рассыпался гроздьями очередной залп салюта, который окрасил комнату яркими красными всполохами.
— Катя-Катя, — Павлов мило улыбнулся Кате в зеркале, — ты ж сама ее и завалила нах.
— Что, что ты сказал? — Григорий попытался приподняться.
— Я Катя, Катя, Катя! — Женщина еще сильнее сжалась, не мигая глядя в зеркало, обхватила голову руками, от резкого движения с ее головы упал парик.
— Да, крепко я тебя приложил нах! Только шрамами меня не разжалобишь. — Павлов поднял с пола ее парик и надел его на место, затем быстрым движением сорвал с нее бюстгальтер.
Катя резко прикрыла груди руками.
— Не тронь ее, гад! — Гриша рванулся к Павлову.
Но тот опять пригрозил ему пистолетом.
— Очень надо! Ну что, Лена? Лицо сделали, как у Катьки, — не подкопаешься нах. Ты на сиськи свои посмотри! На левой — втянутый сосок так и остался нах. Ты ребенка-то не кормила? Ну и правильно, она ж не твоя дочь — Катина нах.
— Что ты несешь, гад?! — Григорий потерял терпение и вскочил на ноги.
Павлов моментально опрокинул его обратно:
— Да подожди ты, док, думаешь — все знаешь, умный очень нах? Лежи и вникай нах. Ленка, ты на вторую сиську посмотри — там у тебя замечательное родимое пятно, черт шельму-то пометил. Я ж его чаще, чем икону, целовал нах.
— Я Катя, мой муж — Гриша, моя дочь — Аня… — Катя пребывала в полном ступоре.
— Ладно. Я, короче, как в себя пришел тогда, проклял все. Что мне тюрьма — я жить не хотел. Любил я тебя — суку нах. Гад какой-то письмо подсунул, что весь город, кроме меня, знает, кто отец твоего ребенка. Вот планка-то и упала, а на зоне так тоскливо было, так по тебе скучал — как вспомню, что убил, — волком вою нах. Вены перегрыз — докторишки откачали. Тогда думал — зачем? Сейчас знаю, чтоб вернуться и добить тебя гадину. Ты ж вот она — живая, с докторишкой. Любишь докторишку, Ленка?
Павлов потряс пистолетом перед Катиным носом.
— Я Катя, — тихо, но упрямо произнесла Катя.
— Я ее люблю, — тихо, в унисон Кате подал голос Григорий.
— Это хорошо. Вот и расскажи, какая она Катя нах, а то ее, похоже, и правда перекосило от страха, контуженую. Мне она в сознании нужна, чтоб понимала за что.
— Пошел ты, ты хоть знаешь, что она тебе ребенка рожала, хотя ей врачи сказали, что она от этого почти наверняка умрет.