– Готова?
Нет. Ни черта не готова, но ты об этом не узнаешь.
– Готова.
Протягиваю Себастьяну руку и иду вслед за ним на яхту.
– «Айша»? – читаю название.
– Так звали мою мать.
Мужчина чуть сильнее сжимает мою ладонь и отпускает ее, когда мы оказываемся на борту. Тут чисто, аккуратно и слишком дорого. Дотронуться страшно. Вдруг что-то сломаю?
Поднимаемся на самую верхнюю палубу. Так вот откуда управляют яхтой. Только почему здесь стоит Себастьян, а не капитан судна? Неприятная мысль моментально закрадывается в голову, и я не успеваю ее обдумать, прежде чем вопрос слетает с губ.
– Мы здесь одни? – спрашиваю в спину Себастьяна.
– Да, одни. А что?
Ох, черт…
– Ничего.
Он же говорил, что не собирается меня уничтожать, что оставит в живых. Ведь я мать его дочери. Нашей дочери. Тогда почему мы одни? Почему мы, черт побери, одни?
– Ты слишком напряжена, – Себастьян мельком окатывает меня чернотой своих глаз и возвращает внимание к управлению. – Сейчас доплывем до одного места, тебе понравится.
Мне совсем не интересно, до какого это места он собирается меня доставить. Главное, чтобы я не оказалась на дне этой точки. А ведь могу, если принимать во внимание его прошлое, благодаря которому пострадала моя семья.
Нос яхты аккуратно разделяет водную гладь на две части. Высоко, если смотреть вниз. Пока Себастьян увозит меня подальше от дочери, я спускаюсь на палубу пониже и подставляю лицо уходящему солнцу.
Ветер сдувает назад короткие пряди волос. Как в «Титанике», только за моей спиной нет Джека. Его и не будет – мой Джек не такой веселый, правильный и романтичный.
И не любимый…
– Элли, – Себастьян возвращает меня с небес на землю. – Мы прибыли.
Яхта медленно останавливается, а затем разворачивается на сто восемьдесят градусов. И где солнце? Куда оно делось?
Себастьян быстро оказывается около меня, аккуратно берет за руку и тянет к хвосту яхты. А вот и солнышко, и свободное пространство, и небольшой столик, накрытый на две персоны. На одной тарелке лежит салат «Цезарь», на другой – стейк. Все выглядит так, будто мы должны ужинать в ресторане. Жаль только, наряды не соответствуют – я в легком платье, а он – в летней светлой рубашке, оттеняющей смуглую кожу, и таких же штанах.
– Прошу.
Себастьян помогает сесть за стол, сам усаживается напротив. Откупоривает вино аккуратными движениями, разливает по бокалам, поднимает свой, смотрит на меня. Прожигающе. Довольно. Будто давно ждал этого момента. Только я не ждала.
– За нас.
Серьезно? Мы что, на свидании каком-то, чтобы ты вот так просто пил «за нас»? Но этот вопрос так и остается невысказанным. Наши бокалы соприкасаются с красивым хрустальным звуком, бордовая жидкость касается губ, но я не делаю и глотка. Не хочу.
– Зачем ты привез меня сюда? Мы не могли поужинать в твоем особняке? – задаю первый пришедший в голову вопрос.
– Нет, не могли.
– Почему?
– Ты почти не выпила, – замечает он, кивнув на пригубленный бокал.
– Чуть позже. Надеюсь, еда не отравлена? – Я выгибаю бровь, глядя в хитрые темные глаза. Или это я хочу видеть их такими?
– Я уже говорил, что…
– Поняла. Приятного аппетита.
На мгновение Себастьян сжимает нож чуть сильнее необходимого, но затем жесткая рука, покрытая красивым рисунком вен, чуть расслабляется. Мы приступаем к трапезе. Салат вкусный, кстати, хоть и ем его с опаской. Не хочет убивать, значит, не хочет. Поверю на слово.
– Как ты жила все эти годы?
Вопрос застает меня врасплох. Нет, серьезно.
– С чего начать? С того, как я плакала ночами на протяжении года? Как родила дочь раньше времени из-за стресса? Как корила себя, что влюбилась в подонка?
– Ты влюбилась в меня? – В его глазах появляется едва заметный светлый огонек, затем но он постепенно гаснет с каждой секундой молчания. И в эту самую секунду в груди вновь ощущается тяжесть. Черт! Зачем я заговорила об этом?
– Это уже неважно.
– А что тебе важно?
Он правда хочет знать? Ну ладно, сам напросился.
– Интересно, чем ты занимаешься? Скрываешь свою деятельность за медиабизнесом? Торгуешь наркотиками? Оружием? Я ничего не знаю, в отличие от тебя! Почему ты такой?
– Какой?
Слово застревает внутри, едва просачивается через ком в груди, в горле и наконец-то, преодолев преграды, вылетает наружу:
– Преступник.
Молчим. Сколько? Секунд десять, может, двадцать. Не считала. Испепеляем друг друга ожесточенными взглядами. Небольшие морщинки под глазами Себастьяна выделились сильнее, но эмоции на его лице быстро гаснут.
– Почему ты так думаешь? – серьезно спрашивает он низким тоном.
– Ты взял с собой пистолет в поездку с ребенком и прятал его в бумажнике.
– Я влиятельный человек, должен обеспечивать свою безопасность. Сейчас я его оставил дома. Другого с собой нет. Могу показать карманы, если интересно, – он тянет руку к брюкам.
– Не стоит, мне неинтересно.
И впервые за вечер я говорю чистую правду. Мне действительно неинтересно. Потому что волнение и страх окутывают меня с головой, лишая других эмоций.
Между нами сквозит напряжение. Чувствую, скоро мне будет нечем дышать. Справа от меня закатное солнце, которое больше не греет, слева – выход на верхнюю палубу, где располагается капитанская рубка. Впереди Себастьян, и он не отводит взгляда, словно желает просканировать меня с головы до ног, пробраться в разум, в душу.
Как в прежние времена, когда я была слаба, а он оказался рядом. Красивый, сексуальный, заботливый. И сводящий с ума.
Сейчас он тоже сводит меня с ума, но совершенно в другом смысле.
Телефонный звонок заставляет вздрогнуть. Черт! Я думала, здесь не ловит связь. Себастьян мельком смотрит на входящий вызов.
– Извини, это по работе. Ужинай, нас ждет десерт. Если замерзнешь, возьми мой свитер в каюте на нижней палубе.
Он встает из-за стола, уходит в рубку.
С холодом он и правда угадал, зябко становится. В каюте, значит? Спускаюсь по лестнице, сворачиваю в небольшой коридор, где находится несколько дверей. Захожу в самую первую и тут же угадываю в ней каюту Себастьяна. Просторная, в таких же светлых тонах, как вся яхта. Большая кровать, тумбы по обе стороны, а напротив – встроенный в стену шкаф. Открываю его, не обращая внимания на обилие мужских вещей и несколько женских нарядов, беру с полки его свитер и… замираю.
Потому что внизу, под висящими вещами, замечаю точно такой же чехол-бумажник, какой уже видела у него. Дрожащими руками кидаю свитер на пол, открываю кожаный чехол.
И нахожу внутри него пистолет…
Глава 20
– Я же говорил, мне нужно время, – отдаленно слышится жесткий голос Себастьяна.
Пока я искала свитер в каюте, он спустился к нашему столику и продолжил разговор здесь. Стоит спиной ко мне, наверняка смотрит на беспокойные морские волны, сжимает свободной рукой перила до белых костяшек, даже отсюда вижу. Меня не замечает. Еще бы, я старалась как можно тише подобраться к нему, шла на его голос, заставляющий вздрагивать каждую секунду.
Стискиваю холодную рукоять пистолета. Согреть ее теплом не удается – она остается такой же, как раньше. Держу его внизу, не поднимаю. Зачем? Я же не собираюсь его убивать, только покажу, что нашла доказательство его обмана. Кину, когда он закончит говорить, взгляну в наглые глаза этого лжеца.
Почему я поверила, что он оружие не возьмет? В прошлом он тоже соврал, и эта ложь породила за собой длинную цепочку событий. Наивная.
– Ты же знаешь, я держу слово. Я не могу убить девчонку сейчас… Мне плевать, что ты там думаешь. Это мое задание, и я выполню его сразу же, как только представится возможность…
Сердце замирает в груди, воздух не поступает в легкие, даже этот гребаный свитер, пропахший полностью древесным парфюмом, ни черта не греет. О чем идет речь? О какой девчонке?
Аманда…
Этот сукин сын специально к ней подбирается, чтобы уничтожить! Хочет начать сначала с дочери, а потом добраться до меня! Он снова соврал. Снова обманул. Обещал, что и пальцем не тронет ни меня, ни Аманду. Что мы все время будем рядом с ним, что… что…
Ублюдок! Я не позволю навредить моей дочери. Собираюсь тут же выйти из своего убежища, показать, что я все слышала, направить пистолет на убийцу, однако следующие слова выбивают меня из колеи.
– Она мать моей дочери. Пусть попрощается, затем прикончу.
Что…
Сейчас или никогда.
– Сволочь! – выкрикиваю громко, что есть мочи, и направляю на него пистолет. Злость окутывает меня, перед глазами возникает красная пелена ярости, я готова разорвать глотку этому ублюдку.
Как в фильме, Себастьян медленно оборачивается, жмет красную трубку на экране последней модели айфона и смотрит на меня. Не напряженно, не испуганно. Спокойно, будто мы погоду обсуждаем, а его жизнь не зависит от единственного выстрела.
– И что ты собралась делать? В голову пулю всадишь?
– Всажу! – Я нащупываю предохранитель, но не жму. Нас в средней школе учили стрелять по мишеням, и тут как-нибудь справлюсь.
– Опусти пистолет.
– Ты соврал мне! Сказал, что не станешь убивать! Ты соврал!
Его образ размывается потоками соленой жидкости. Я знала, что он так поступит. Знала, но все равно до конца не верила. Решил избавиться от нас? Не позволю! Ни за что на свете он не тронет нас!
Рука дрожит, но я все равно целюсь. Прямо в голову. Чтобы раз и навсегда. Чтобы не было возможности выкрутиться. Чтобы сдох сразу же. Я должна это сделать. Должна отомстить за родителей, за Адама, за предательство и ложь. За годы мучений, за месяц наслаждения. Должна.
Будь смелее, Элли. Он гад. Подонок. Заманил тебя сюда и готов был пристрелить. Если бы ты не нашла оружие, то уже стала бы трупом. Давай.
– Ты же хочешь отомстить за смерть близких. Чего ждешь?
Почему предохранитель не снимается? В чем проблема? Его нужно убить раньше, чем он тронет меня. Либо он меня, либо я его. Другого варианта не дано.