Помню. Прекрасно. Потому что первым делом он переехал ко мне и выселился только после того, как они с Алексом нашли жилье. Мистера и миссис Стивенс с тех пор я больше не видела, да и они не спешили больше проходить мимо моего дома.
– Это отдельный случай, Алекс. Вас будут осуждать, будут показывать пальцем, но вы должны быть к этому готовы, – произношу четко. – Вы нашли друг друга и не должны обращать внимания на окружающих. Любви много не бывает, она одна на всю жизнь.
Вижу, как глаза Алекса становятся ярче, преображаются, а сама думаю над смыслом сказанного. Любовь одна на всю жизнь. Ладно, не буду врать другу, что в моем случае это высказывание не работает. Не сейчас.
– Эндрю хочет усыновить ребенка. А мне…
– Что?
– Страшно, – выдыхает он с новой порцией никотина. – Над ним будут издеваться другие, сломают психику. Ты же знаешь, дети – жестокие существа.
Знаю. И не только дети.
– Вы же помните, что есть я. Мне несложно поиграть роль любимой тетушки и раздать всем подзатыльники.
Вот! Уже другое дело. Улыбается. Преображается на глазах. Новую сигарету не спешит брать в руки. Выкидывает бычок в мусорное ведро, а пачку убирает в карман.
– Спасибо, что выслушала.
– Только поэтому вы с Эндрю хотели, чтобы я взглянула на это место? – теперь улыбаюсь я.
– Не только. – Алекс медлит. Сначала глубоко вдыхает и выдыхает, затем лезет в карман и достает телефон. – Отец прислал досье на Гранда.
Глава 30
Кажется, я перестаю дышать: вдыхать свежий воздух, выдыхать углекислый газ. Перед глазами темнеет, слегка кружится голова, пока не делаю первый вдох. Замираю в предвкушении узнать правду.
Забираю телефон Алекса, открываю файл, прикрепленный к электронному письму. Большой палец дрожит над фотографией Себастьяна. Он здесь моложе, лет тридцать на вид. Глаза такие же, пронизывающие насквозь, такие же цепляющие; чуть полноватые, четко очерченные губы расслаблены. Вместо слегка отросшего ежика на голове красуется густая черная шевелюра.
Красивый. Как бы я ни ненавидела его, факт остается фактом.
– Помочь? – раздается над ухом.
– Нет, я сама.
Касаюсь большим пальцем экрана, мотаю файл вниз. И вчитываюсь в текст. Внимательно. Рука с телефоном подрагивает, но я все же удерживаю его и глазами впиваюсь в черные буквы.
«Имя при рождении: Фарух Аббас Сахим. Дата рождения: 16 октября 1980 года. Место рождения: г. Карачи, Пакистан…»
Помню, он говорил, что из Пакистана, как и Адриан Салливан, но он не рассказывал о своих родителях, о детстве. Да и о личной жизни умолчал. Пробегаю взглядом копию свидетельства о рождении. Имена отца и матери не указаны.
– У него нет родителей? – непонимающе смотрю на Алекса.
– Читай дальше.
«Воспитывался в детском доме до восемнадцати лет, через два года переехал в Великобританию, поступил в Лондонский университет на факультет финансов уже под именем Себастьян Адриан Гранд. По окончании университета основал первую медиакомпанию «Шокньюс». Компания была продана через несколько месяцев после смерти креативного директора и ближайшего друга Патрика Брауна».
Это о моем отце. Он был ближайшим другом? Я думала, они просто коллеги. Перед смертью Адам говорил, что папа нашел какой-то компромат на Гранда и хотел напечатать его в журнале, прежде чем тот обо всем узнает. Что-то здесь не сходится.
Этот отрывок похож больше на статью из Википедии, только там не написано ничего о настоящем имени Себастьяна, о месте рождения и переезде в Великобританию. Официально его история начинается с поступления в университет. О прошлом он не заговаривал ни на интервью, которых я нашла всего ничего, ни в журналах и газетах.
– И это все? – смотрю внимательно на Алекса.
– Нет. – Он тяжело вдыхает и продолжает: – Дальше фотографии с камер слежения. Тот сочельник.
Не стоит спрашивать, о каком именно сочельнике идет речь, – и так все понятно. О том, когда родители уехали в магазин и больше не вернулись домой…
– Ты готова их смотреть?
Сложный вопрос. Потому что я не знаю, смогу ли взглянуть на место, унесшее родительские жизни. Смогу ли смотреть после этого в лицо Себастьяну? Верить…
Вдруг там запечатлен не он? Вдруг кто-то другой? Мне говорили, что в родителей врезался внедорожник. Они погибли на месте. Судьба не оставила шансов на спасение их жизней.
– Давай.
Алекс открывает следующий файл. На нем несколько снимков. Узнаю наш старый «шевроле», которую отец так любил. Цвет мокрого асфальта. За рулем сидит улыбающийся папа, рядом с ним на дорогу смотрит мама. Такие беззаботные, счастливые. Это заметно даже с дальнего плана.
Следующий кадр. Машина родителей помята спереди, стекло разбито. Голова бездыханного отца покоится на руле, маму не видно. К ним прижата другая машина. «Мерсодесер» черного цвета с затонированными окнами. Лобовое стекло тоже разбито, но только со стороны водителя. Его самого не видно. С пассажирской и водительской стороны открыты двери, хотя странно, что они вообще вылезли оттуда.
Еще один кадр. Возле «шевроле» столпились люди из соседних машин. Их много, даже слишком. Кто-то пытается вытащить родителей, кто-то с ужасом смотрит со стороны. На заднем плане вижу каталку, на которой увозят окровавленного мужчину в машину скорой помощи. И это не отец.
– Боже… Это… кто?
– Взгляни на первый кадр.
Возвращаемся к фотографии улыбающихся родителей.
– Я тут кое-что изучил до тебя. Смотри вот на эту машину, – Алекс показывает пальцем на тот же «мерсодесер». Только он находился в тот момент, еще до столкновения, гораздо дальше. – Здесь немного видны водитель и пассажир.
Да, они видны. Двое темноволосых мужчин в солнцезащитных очках. Как Эндрю в лихие времена, честное слово. Одежду их не рассмотреть, только цвет. Черный.
– Узнаешь?
Ни черта не узнаю. Пытаюсь всмотреться в лица мужчин за той машиной, но все оказывается тщетным. Их изображения слишком далеки и расплывчаты.
– Нет.
– А теперь вернемся к третьему. Взгляни сюда.
Алекс тыкает на моего отца, которого вытаскивают из разбитой машины. Окровавленного. Неживого. На руках его держит…
– Себастьян?! – вскрикиваю слишком громко. – Разве это он был за рулем? Разве не тот мужчина, которого увезли?
Гляжу в голубые глаза друга. Внимательно. Ищу последнюю надежду на чудо. На то, что все это сон, что Себастьян не виновен, а оказался на месте преступления случайно. Что папа не собирал на него компромат, что Себастьян не хотел от него избавиться из-за этого. Все это совпадение. Случайность.
Но случайности в нашем мире не случайны…
– Посмотри на лобовое стекло «мерсодесера». Со стороны водителя оно не так сильно пострадало, как с пассажирской.
– Тогда почему Себастьян не в крови? Осколки наверняка полетели бы в лицо. Помню, он пришел к нам домой полностью собранный, в выглаженной одежде и без следов аварии. Этого не может быть.
– Тогда почему ты обвиняла его в убийстве? – друг задает роковой вопрос.
– Думала, что он нанял кого-то, чтобы убить родителей, но не думала, что он…
– Что он сделает это сам? – Алекс заканчивает фразу за меня.
Снова нестыковка. Снова не могу сопоставить факты со словами.
«Я видел, как они погибали, как их везли в больницу, и не помог им выжить».
Его слова пронизывают насквозь, заставляют вспомнить тот день, когда он признался в убийстве родителей. Только почему я не поверила им? Почему попросила Алекса найти информацию на Гранда?
Потому что в голове вновь и вновь всплывали неточности, не совпадающие с реальностью.
– А Адам? – мой голос звучит безэмоционально.
– А что с ним?
– Доказательство причастности к смерти Адама есть?
– В процессе. Ребята еще не все досье моему отцу скинули. Пробивают некоторые каналы.
А нужны ли мне эти дополнительные каналы? Нужно ли снова разрывать рану внутри, чтобы узнать простую истину?
Он убийца…
Грудь неприятно сдавливает, как в тот день на яхте. Воспоминания улыбающейся мамы, голубых глаз отца, побледневшего Адама в больничной палате… Эти лица, такие родные и любимые. Они всегда будут в моем сердце. Их не вернуть, и от понимания этого становится еще больнее.
Их не вернуть…
– Ты расстроена, – Алекс вырывает меня из размышлений.
– Я надеялась, что он соврал. Себастьян говорил, что никогда не обманывал меня.
– Я бы предложил забыть прошлое, но его поступки очень серьезны.
Знаю. И вместо того, чтобы послушать Алекса, я думаю об этом мужчине. За что ты так поступил с моими родителями? За что?
– Мы можем отнести все это в полицию и…
– Нет! – перебиваю парня.
– Что значит – нет? Я думал, ты хочешь отомстить за свою семью.
Я тоже так считала. Хотела, чтобы он мучился так же сильно, как и я, чтобы осознал, каково это – терять семью. Хотела его ненавидеть. Но у него нет семьи и никогда не было.
Ему было нечего терять, по сравнению с сегодняшней реальностью…
Теперь у нас общая дочь, общие проблемы и общие будни. Аманда без ума от Себастьяна, все чаще и чаще спрашивает, когда папа приедет.
Только что прикажете делать? Как теперь жить с убийцей? А как до этого жила? Как существовала рядом с ним? Как терпела его присутствие все эти дни? Он погубил меня, но в то же время вознес к небесам. Он угрожал, запугивал, но в то же время защищал. Он ненавидел меня, но в то же время любил.
Только это не поможет забыть смерть близких…
Глава 31
Крепко сжимаю руки на руле, впиваюсь глазами вперед. Смотрю на дорогу, на боковые зеркала, зеркало заднего вида. Концентрируюсь на пути до дома, куда должны приехать Себастьян и Эндрю с моей принцессой.
Меня трясет. Во всех смыслах этого слова. Зуб на зуб не попадает, будто у меня горячка. Однако температура в порядке, признаков заболевания нет, просто… Не знаю. Новый поток информации не дает покоя. Злит. Мучает вопросами, несостыковками, желанием докопаться до правды, которая от меня постоянно ускользает.