Тело начинает каменеть, все мысли вылетают из головы. Остается одна: мне нужно избежать контакта с этим человеком. Отодвинуться как можно дальше. Но не выходит. Я чуть ли не падаю вместе со стулом, но уже назад, едва удерживаю равновесие, в то время как отец Себастьяна шаг за шагом приближается ко мне.
– Теперь понимаю, почему он так запал на тебя. – Старик наклоняется, обдавая меня едким запахом табака. – Пышные губки, большие наивные глазки, и под одеждой тоже хороша. Вы – женщины – очень коварные существа. Нужно было самому тобой заняться.
«Хорошо, что судьба распорядилась иначе», – думаю я.
– Знаешь, в чем моя ошибка? Я очень люблю своего сына и готов простить ему любую оплошность. Но даже моему терпению есть предел.
– Вы ничего не знаете о любви! – выплевываю ему в лицо. – Если бы вы хоть немного любили, то не оставили бы своего ребенка в детском доме, не отняли бы жизнь у своих внуков и не занимались бы преступностью…
– Не смей повышать голос, девчонка.
Тут же замолкаю. Старик сжимает мою челюсть пальцами.
– Ничего, тебе недолго осталось жить.
Чувствую, как надежда на спасение уходит. Словно вытекает с ладоней, стекает маленькими каплями с кончиков пальцев… Испаряется под действием воображаемых лучей солнца. И я испаряюсь. Готова сдаться, лишь бы не тронули мою дочь, моего мужчину. Лишь бы они остались живы. Если такова цена расплаты, я готова на это пойти.
Готова умереть, лишь бы моим близким не грозила опасность.
– Вы слишком заигрались с Себастьяном, водили меня за нос, как идиота. Твои родители погибли, брат умер, настала твоя очередь. – Старик откуда-то достает мой пистолет, целится прямо в голову. И усмехается уголками чуть полноватых губ.
Значит, так выглядит моя погибель? С глазами Себастьяна, прокуренным голосом и чернотой в душе? Не хочу это видеть. Закрываю глаза и представляю лицо своей дочери. Своей маленькой принцессы, которая каждый раз летит в мои объятья, когда забираю из садика. Представляю лица счастливых друзей, которые сейчас играют свадьбу.
И его лицо… Себастьяна. Моего мужчины, от которого так зависима…
Однако надежда в мгновение возвращается, когда позади с грохотом открывается дверь, и помещение заполняют тяжелые шаги.
– Отпусти ее! – слышу родной голос за спиной и облегченно вздыхаю. Чересчур громко – мою челюсть сжимают сильнее, а дуло пистолета у виска готово проделать дырку без нажатия на курок.
– Себастьян, ты слишком рано. Зайди позже, – произносит старик, взглянув мне за спину.
– Я сказал, отпусти ее! – рычит Себастьян. Впервые слышу настолько агрессивный тон в его исполнении. Пронизывающий. Морозящий страхом. Не представляю, какое при этом у него лицо…
– Иначе?
– Я выстрелю.
Наступает недолгое молчание. Мужчины смотрят друг на друга, не шевелятся, судя по полной тишине. Я забываю, как дышать, хватаю воздух урывками, челюсть вот-вот раскрошится в порошок от силы захвата. Но мне почти не страшно. Он здесь. Он рядом. Он пришел за мной.
– Двадцать лет назад ты не осмелился меня убить. С чего ты взял, что сможешь сейчас?
– Не переживай, рука не дрогнет.
– Тогда удачи тебе. Но сначала она умрет.
На меня направляют мой же пистолет, но уже в грудь. Прямо туда, где бешено стучит сердце. Боже! До этого я смирилась с поражением, сама бы не смогла выбраться ни за что на свете, но сейчас… Мамочки, мне страшно! Что будет с Себастьяном? С Амандой? Она не переживет смерть матери. По себе знаю, это очень тяжело.
Счастье от прихода моего мужчины сменяется невыносимым страхом. За наши жизни, за будущее, которое мы так тщательно распланировали. Сейчас решается наша судьба, и она может быть неблагосклонна к нам.
– Давай, убей меня. Убей родного отца. Я присоединюсь к твоему недоумку брату. Но сначала я расправлюсь с девчонкой, а потом хотел бы и с тобой, раз Абдул не выполнил мою волю.
Что? Что значит – не выполнил его волю? О чем он говорит?
– Ты хотел убить меня вместе с Браунами? – звериный голос моего мужчины стучит в ушах. – Мог бы и не признаваться, я сам обо всем догадался. Тебе ведь не нужен гнилой сорт, я прав?
– Ох, сынок…
– Я не твой сын!
Старик снова вздыхает, даже дуло пистолета слегка дергается ближе к центру грудной клетки. Но я прислушиваюсь к разговору.
– Ты прав, – усмехается старик в ответ на выкрик Себастьяна. – Мой сын не может быть таким беспросветным идиотом. Тебя дважды погубила любовь к женщинам и дважды к неправильным. Когда же ты научишься жить?
Слышу позади что-то похожее на шипение, но я сосредоточена лишь на пистолете, касающемся обнаженной груди. Холодный. Не греется за счет тепла моего тела. А я и не пытаюсь отдать орудию убийства свое тепло.
Тишина длится очень долго. Секунда превращается в час, час – в десятилетия. Все происходит внезапно. Раздается выстрел. Точнее два, но звучат они одновременно. Тело старика падает на стол и соскальзывает на пол передо мной. Во лбу дыра от пули, оттуда сочится кровь, расползаясь алым пятном вокруг.
«Теперь нас ничто не будет беспокоить», – думаю я в этот момент. На губах даже расплывается улыбка. Хочется радостно закричать, подлететь к Себастьяну, который освобождает меня от веревки, обхватить его лицо руками и зацеловать до смерти.
Хочется найти Аманду, обнять и никогда не выпускать из рук. Хочется посмотреть в лицо друзьям и спокойно выдохнуть. Потому что ад на земле только что закончился. Его виновник лежит у меня в ногах, и больше никто не посмеет разрушить наше счастье.
Но этот образ внезапно расплывается. Перед глазами темнеет, мое тело слабеет. Не чувствую боль в груди, не чувствую, как меня поднимают на руки, а над ухом кричат:
– Ло, держись! Коннор, немедленно реанимацию!
Глава 38
Спокойствие. Это чувство наполняет мое тело, мою душу, придает легкость. Многие годы я считала, что оно идет со мной рука об руку, но, как оказалось, оно лишь тенью следовало впереди меня на пару шагов. Я никак не могла его догнать, не могла схватить крепкую ладонь и вместе направляться в светлое будущее.
Кажется, ситуация изменилась…
Широкая поляна залита утренними лучами солнца, на ярко-зеленой траве виднеется роса. Стою босиком. Ноги окутывает приятная прохлада, солнце греет мои волосы. Здесь так хорошо. Меня не ждут рабочие дела, не волнуют другие люди, не сдавливают болезненные эмоции. А я не хочу уходить из этого прекрасного места.
– Тебе нравится? – раздается знакомый шепот рядом, разрушая образ идеальности вокруг. Бархатно-мелодичный. Как у…
– Адам?
Резко поворачиваю голову и встречаюсь с ясными голубыми глазами брата. Он стоит в любимой клетчатой рубашке, которую носил еще до болезни, в джинсовых шортах, на руках множество браслетов с разными слоганами. Как раньше он любил. А главное – на родном лице отсутствуют синие круги под глазами после бессонных ночей. Прямо как в далекие деньки, когда родители были живы, а мы с братом оканчивали старшую школу.
– Я соскучился по тебе, детка, – тепло улыбается Адам полными губами. Такими же, как и у меня. – А я говорил, что блонд тебе не идет.
– Но…
– Не спорь!
Не пытаюсь. И язвительность не рвется из меня, как обычно. Даже не хочется стукнуть его по плечу за эту «детку», а надо бы. Просто смотрю на родного человека, чьи глаза светятся счастьем. Будто он не употреблял наркотики, не болел раком, не переживал серьезную операцию и ее последствия.
– Как ты здесь оказался? – спрашиваю я.
– Что значит как? – он удивленно поднимает брови. – Я к тебе пришел. Пошли, родители ждут.
– В смысле ждут? Где? – теперь моя очередь удивляться.
– Здесь, – раздается еще один мужской голос за спиной.
Дыхание снова перехватывает, это место кажется еще прекраснее, а в груди расцветает давно забытое счастье.
Потому что я оборачиваюсь и вижу своих маму и папу…
Они одеты так же, как и в день смерти. На маме праздничное платье длиной чуть ниже колен, на папе джинсы и пиджак. Они держатся за руки, тепло улыбаются мне в ответ. Не верю, что они здесь. Живые и здоровые. Этого просто не может быть.
Не может…
– Девочка моя, ты уже совсем взрослая. – По маминой щеке катится слезинка. – Мы так переживали за тебя.
Мама подходит ближе. Пытается обнять, но что-то мешает нам прикоснуться друг к другу, будто между нами стоит прозрачная стена. Пытаюсь протянуть руку, сплести пальцы с ее, но не выходит. Даже к Адаму не могу подойти, и к папе тоже.
– Как… как вы? – единственный вопрос слетает с губ.
– Мы очень хорошо, – отвечает папа. Он улыбается шире, как в старые добрые времена, его глаза светятся счастливым блеском.
Почему-то сразу вспомнилось детство, когда папа надевал костюм Санты и дарил нам подарки. Думал, что мы не узнаем его за пушистой белой бородой. Как же он ошибался…
– Лолита! – раздается знакомый голос за моей спиной.
Себастьян в джинсах и расстегнутой белой рубашке стоит в нескольких метрах сзади, распахнув объятья. В правой руке держит букет полевых цветов, на губах улыбка, в глазах – радость. И мне хочется сделать шаг к нему. К родному человеку. Познакомить его с родителями, с братом. Но вряд ли это удастся – вся семья наверняка будет настроена против него.
– Он пришел за тобой, детка, – говорит Адам, тоже улыбаясь.
Что значит за мной? Зачем ему приходить? Мог бы позвонить и сказать, что зайдет. Мог бы сейчас подойти ближе ко мне и обнять, а не ждать, когда я шагну к нему. Но Себастьян выжидающе стоит на своем месте.
– Беги, солнышко, – подталкивает папа к Себастьяну. Да, именно подталкивает. Его руки не двигаются, но я чувствую, как неизвестные силы берут меня за талию и заставляют шагнуть назад, подальше от моей семьи.
Ничего не понимаю. Почему он намеренно толкает меня в объятья врага? Почему, папа?
– Но он же… – Я не осмеливаюсь произнести слово «убил».
– Он любит тебя, а это главное, – отвечает за него мама. – Иди, девочка моя.