– Ничего, твоими молитвами!.. – хмуро ответил старик. Он не доверял разговорчивому соседу. Но Родионыч заметил что то, что он прячет, было смятой большой печатной бумажкой.
«Что-то много сегодня до ветру ходят!.. – подумал Родионов. – Осмотреть разве, что там такое?..»
Улучив свободную минуту, юн тоже спустился в клозет.
Здесь, на минуту отрываясь от дела, сходились рабочие перекинуться парой слов. Кучка из нескольких человек стояла у входа. В руках держали какие-то бумажки. Один рабочий кричал:
– А я говорю, правильно пишут!.. В самую точку!.. Говорю, царь во всем виноват. Не потакал бы фабрикантам – не было бы жандармов да казаков. Разве мы так бы с толстопузыми боролись! Мы бы им показали Кузькину мать!..
– Ну, ты не гуди! – возражал другой рабочий. – Государь-то наш здесь не при чем. Министры да генералы его обманывают. Он, батюшка, и не знает, как народу его живется. А бумажки эти, тьфу, народ бунтуют только!..
– Эх, ты, борода, – вмешался третий. – Что же он слепой, царь-то твой? А войну с япошками не он затеял?.. Тоже министры обманули?.. Зачем война? Рабочих и крестьян поубавить: очень уж много нас развелось!..
– Земли у нас маловато, – нерешительно сказал кто-то. – За землю, говорят, война. Земли крестьянам прирежут…
– Жди, прирежут!.. – крикнул первый. – Тебя прирежут, а не землю. Земли дать хочешь – у помещиков отбери. Вот в бумажке этой пишут…
Он взмахнул прокламацией и замолчал, увидя входящего Родионова. Родионов подошел к кучке.
– О чем, братцы, калякаете?.. – Он прикурил у одного, – О забастовке, чай?.. Право, братцы, пора бастовать!.. Жизнь, прямо сказать, пошла невтерпеж. Листки здесь, слышно, какие-то раздают!.. Вот бы почитать…
Рабочие уходили один за другим.
– Нет, зачем бастовать… – вяло сказал последний. – Мы довольны, другие и не так еще живут. Нам бастовать не с чего. Вот, хочешь – прочти… – Проходя мимо Родионова, он сунул ему в руку свернутый листок.
Родионов жадно схватил листок. «Российская Социал-Демократическая Рабочая Партия» – было напечатано на нем. «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» «Товарищи, долго ли мы будем терпеть?» – Родионов сунул летучку в карман и снова вернулся к работе…
Двенадцатичасовой день кончился. Плотной шеренгой рабочие выстраивались у ворот. Перед выходом каждого раздевали, надсмотрщики быстро перебирали одежду и бросали ее дрожащим голым людям. Таков был обычай на фабрике Морозовых. Хозяева боялись воровства и принимали свои меры.
Родионов вышел один из первых. Отойдя от ворот, он вначале шел в общей толпе. Он терся среди других, прислушивался к разговорам. Завернув за угол, оглянулся, не следит ли кто-нибудь за ним. Потом бросился бежать, сломя голову, не оглядываясь по сторонам.
Он остановился на шумном перекрестке у огромной пестрой вывески «Трактир Русь». У трактира стояли извозчичьи пустые пролетки. Сквозь запотелые стекла шел яркий свет, доносилась хриплая музыка. Родионов отворил дверь и робко вошел внутрь.
Трактир был полон народом, говором и звуками гармошки. Запах жареного мяса и водочный крепкий дух сразу охватили усталого ткача. На дощатом возвышении в углу два гармониста в черных поддевках с серебряными поясами наяривали плясовую.
Половые с салфетками через плечо тащили к выходу человека в серой шинели.
Человек был пьян, он не хотел уходить, он цеплялся ногами за ножки столиков. Посетители хохотали, глядя на даровое представление. Хозяин с черными бакенами, в оловянных очках, подбоченившись, стоял за прилавком.
– Бей его, я его знаю! – зычно кричал хозяин. – Мишка, руку ему крути!.. Ванька, дверь открой пошире!.. – Половые понатужились, и, взмахнув руками, пьяница вылетел за дверь.
«Вот это жизнь! – с завистью подумал Родионов. – Не то, что наша рабочая доля!.. Жрут – сколько влезет, спят – сколько могут!..»
Он бочком пробрался мимо столов и подошел к хозяину за стойкой.
– Тебе что?.. – строю спросил хозяин. – А, это ты!.. Пройди, они ждут! – Он отвернулся и стал резать ломтями сероваторозовую колбасу.
Трактир «Русь» принадлежал к тем учреждениям, вокруг которых впоследствии расцвела знаменитая черная сотня – «Союз Русского Народа». Эти трактиры получали льготы от правительства и за это должны были оказывать полиции некоторые услуги. В задней комнате трактира «Русь» происходили тайные свидания царских жандармов с осведомителями из рабочих.
Сидя в хозяйской задней комнате, положив фуражку на стол и шапку на табуретку, затянутый в мундир жандарм ел дымящуюся рыбную селянку. Скрипнула дверь, и Родионов тихо вошел в комнату.
– Интересные сведения есть?.. – спросил жандарм, ре глядя. Он ел, смачно чавкая, положив локти ка стол и обсасывая усы. У Родионова рот наполнился сладкой слюной. Жандарм выпил водки, зажмурился, взял кусок хлеба, положил на него ветчины, прикрыл огурцом и с хрустом отхватил половину.
– Ну, – буркнул он, взглянув на посетителя. – Ты что, онемел, что ли?..
– Так что сведения есть!.. – быстро сказал Родионов. – На фабрике неспокойно, против государя императора говорят, социальное страхование хотят устраивать.
– Доказательства? – Жандарм снова принялся за селянку.
– Так что есть!.. – Родионов сунул руку в карман. – Разбрасывают злокозненные листки, печатают их здесь, слышно… в народе говорили, целая печатная есть в нашем городе…
Не глядя, жандарм протянул руку. Родионов вложил в нее летучку. Продолжая жевать, жандарм разгладил ее на столе.
– Ладно!.. – сказал жандарм. Он вынул лист бумаги и стал писать акт, – Зачинщики кто?..
Родионов молчал, Ему очень хотелось есть. Он хотел припомнить кого-нибудь из рабочих, но в голове было пусто, ноги слабели, только фамилия Семена была перед глазами. Жандармские тусклые глаза смотрели на него в упор.
– Ну! – прикрикнул жандарм. – Придумываешь?.. Врешь?.. Смотри!..
– Семен Яркин из шлихтовальной, – упавшим голосом сказал Родионов. «Зачем сказал?.. Эх, была – не была», – пронеслось в голове.
– Семен Яркин?.. Еще кто есть? Нет? Хорошо, так и запишем… – Рука жандарма бегала по бумаге. – Все?.. Ничего больше?.. Хорошо…
Он сунул руку в боковой карман мундира и вынул сверток в фуляровом платке. Глаза Родионова загорелись. Из свертка жандарм достал сальную денежную пачку и сложенный вчетверо бумажный лист.
Жандарм развернул лист. Сверху был заголовок, лист был разграфлен, слева проставлены фамилии и цифры…
Ведомость месячного жалованья за сентябрь секретным сотрудникам Отдела Внутреннего Наблюдения:
«Доброжелатель»……………………………………………………………… 25. р.
«Иван»………………………………………………………………………………… 30 ''
«Штучник»………………………………………………………………………… 25 ''
«Фекла»……………………………………………………………………………… 20 ''
Дрожащими пальцами Родионов расписался против имени «Фекла».
– Хорошо дальше будешь работать, – благосклонно сказал жандарм, – жалованье тебе повысим! С двадцати рублей на двадцать пять. Это тебе, чумазому, такие деньги, чуешь? Расписался?.. Так вот, получай восемнадцать рубликов точка в точку. Два рубля мне за комиссию. Понял?.. – Он отсчитал от толстой пачки несколько бумажек…
Следующим вечером на Семена, идущего с работы, внезапно бросились из-за угла два жандарма и крепко схватили его за руки. Яркин отчаянно отбивался, хотел кричать, ему зажали рот и посадили на извозчика. Видевшие это рабочие молча сжимали кулаки.
А через два дня, сидя на своей кровати, при тусклом свете лампы Родионов дописывал письмо в деревню:
«…А сестре Марье скажи, что Сенька, племянник наш, со мной не работает больше. Потому как государственный преступник, взят он в тюрьму. А тебе, любезная супруга, сообщаю, что скоро уж в деревню я хочу обратно податься. Потому, хотя заработки здесь ничего, только жизнь рабочая скверная до невозможности. И каждый-то на тебя волком смотрит, и даже камнем голову проломить грозились. А потому в надежде на скорое свиданье остаюсь супруг ваш Иван Родионов».
Глава VIIПосещение Архимедова
Общее собрание филеров в «Отделе Наружного Наблюдения» было назначено на четыре часа.
Еще задолго до начала в неуютный плохо освещенный кабинет начальника отдела входили один за другим з робкие фигуры филеров и рассаживались на диванчике и на стульях. Когда все места были заняты, становились по углам, теснились у дверей, напирая друг на друга, перешептываясь между собой.
Здесь были люди в самых удивительных костюмах, начиная со знакомых нам господина в золотых очках, оборванца и юноши в студенческом мундире и кончая толстой дамой с открытой шеей и подвязанной рыхлой щекой. Темное лицо царя на портрете как бы с изумлением склонялось вниз, рассматривая этих удивительных защитников своей священной особы.
За столом, подписывая груду бумаг, сидел заместитель начальника Сигизмунд Павлович Потоцкий. Когда пробило четыре, он вздохнул, откинулся на спинку кресла и обвел собравшихся взглядом.
– Все в сборе? – энергично спросил он.
– Филькина нет-с, Сигизмунд Павлович! – ответил вывернувшийся сбоку Архимедов. Начальник и все филера с неудовольствием взглянули на него.
– О Филькине сам знаю, не слепой! – Архимедов обиженно отступил, филера переглянулись. – Ферапонт Иванович не будет, с ним я уже говорил. Значит, прочие все?
Филера молчали. Широбоков и Глазенап, два старейших филера, третий день пили мартвецкую, не являясь на службу. Но каждый чувствовал, что с ним может случиться то же и не хотел подводить сослуживцев.
– Хорошо! – Начальник зажмурился, помолчал и понюхал сложенные ладони. – Я созвал вас, господа, для того, чтобы дать вам всем ответственное поручение.
Он мельком взглянул на окружающих. Все лица глядели в сторону, на всех была служебная скука – и только. Юноша с бородавкой прочищал нос, оборванец что-то галантно шептал на ухо толстой даме. Только блестящие глаза Архимедова с напряжением смотрели из угла.
– Поручение с наградой! – продолжал Потоцкий и сразу увидел, что собрание насторожилось и стало внимательным. – Дело вот в чем! Заводы волнуются, рабочее движение растет. В то же время в последние дни усилилась раздача тайной литературы. Департаментом полиции закрыты заграничные пути, ряд передаточных пунктов ликвидирован, и, тем не менее… До имеющимся у нас сведениям, тайная социал-демократическая типография имеется в самом нашем городе!