Кто нащелкал эти снимки, надписал даты и собрал эту варварскую коллекцию стеклянных бус?
(Я выхожу и оглядываюсь. Старик медлит в дверях, перед лестницей залы.
— Жаль, слух у меня неважный… — Перегибается через перила, вглядывается. — Эй, парень? — кричит он. — Где ты там во мраке?
Я протягиваю руку, нащупываю выключатель. Вот и Ли: стоит у бати прямо по курсу, ладошкой рот прикрыл, и виду него такой, будто не знает, то ли ринуться в объятья, то ли смыться от греха подальше.
— Лиланд! Мальчик мой! — вопит батя и вприпрыжку, бряцая гипсом, бросается на Ли. — Ах ты сукин сын! Что ты там бормочешь? Ась? Боже всемогущий, Хэнк, ты только погляди, какой здоровущий-то! Что твоя каланча вымахал! Еще б чуток мяска на эти кости — и мы сделаем из него человека! Иди же сюда, Лиланд!
Отвечать парню затруднительно: старик ревет ему прямо в ухо. Генри еще больше сконфузил беднягу, выбросив для пожатия левую лапу. Когда же Ли уразумел и тоже протянул свою левую, Генри вдруг передумал ручкаться, а вместо этого принялся тискать Ли за плечи, будто оценивая приобретение для плантаций. Тут уж Ли совсем потерялся, какую еще руку подать. Глядя на них, я не смог удержаться от смеха.
— Кожа да кости, Хэнк, кожа да кости. Ну ничего — мы-то уж нарастим мясца на этот каркас. Лиланд, чтоб тебя, как ты?)
И это он? Рука, вцепившаяся в бицепс Ли, была тверда, как дерево.
— Да так, помаленьку. — Ли неловко пожал плечами и опустил лицо, избегая смотреть на устрашающе бодрого папашу. По мере того как старик говорил, его рука, точно древесный корень, ползла все ниже, напористо и неумолимо, пока не стиснула пальцы Ли, высекая искорки боли, взметнувшиеся до самого плеча. Ли хотел было возмутиться, вскинул глаза — но осознал, что старик по-прежнему громко говорит с ним тем же непререкаемым и властным голосом. Ли удалось обратить гримасу в подобие застенчивой улыбки: отец, продлевая пожатие своей длани, отнюдь не желает причинить боль. Наверное, это просто традиция такая — при встрече крушить фаланги и суставы. В каждом братстве свои приветственные ритуалы — чем Могучие Мартышки Ваконды хуже других? Наверное, у них в ходу и суровые обряды посвящения, и беспредельные оргии. Так почему б не быть особому приветствию Могучих Мартышек? И он меня породил?
И только-только он погрузился в изучение этих вопросов, как Генри умолк, предоставляя слово сыну.
— Да так как-то… — Как, бишь, я звал-то его в детстве? Он вглядывается в эти некогда зеленые глаза, ныне выцветшие добела везде, кроме зрачков. Папа?.. Невообразимый рельеф лица, изборожденный ливневыми оврагами орегонских зим, иссушенный береговыми ветрами. — Не сказать, чтоб шикарно… — а старик все дергает его руку, будто сигнальный трос, — но худо-бедно выкручивался… — Или Батя?
И снова его щеки опаляет взмахом огненных крыльев, а все предметы в комнате трепещут, словно картинки на кружевной занавеске, терзаемой ветром…
— Ну и славно! — Эта новость приносит старику огромное облегчение. — Худо-бедно выкручиваться — это почти все, на что можно надеяться при этих нынешних пиявках, «кровососиалистах». Ладно. Садись давай. Хэнк сказал, дорога длинная была?
— Достаточно, чтоб малость утомиться. — Папа?.. Батя?.. Это твой отец — уверял чей-то недоуменный голос. — Достаточно, — добавил он, — чтоб прийти к заключению: в ногах правды нет — но нет ее и выше.
Генри засмеялся:
— Понимаю! Дело-то молодое, а? — И он разухабисто подмигнул Ли, а несчастную руку так и не выпустил. Тут в поле зрения нарисовался Джо в сопровождении супруги с детьми. — Ага! Явились не запылились! Вот и Джо Бен. Ты помнишь Джо Бена, Лиланд? Сына твоего дяди Бена? Только он, видишь ли… Хотя… Его ведь вроде порезали еще до того, как ты с ма…
— Малыш! — Джо ринулся вперед, на выручку многострадальной кисти Ли. — Конечно! Ли еще застал, когда мне личико разукрасили. Кажется, даже… нет… минутку… я вот не помню… мы с Джен поженились в пятьдесят первом… А ты когда отбыл? В сорок девятом? Пятидесятом?
— Около того. Я уже и счет потерял…
— Значит, ты свалил аккурат перед нашей женитьбой. Так ты ж, выходит, женушку-то мою и не видел! Джен, иди сюда! Это Ли. Приобрел новый загар, но в остальном все такой же. А это Джен. Правда, она милашка, Лиланд?
Джо поспешно посторонился, и Джен нерешительно вынырнула из сумрака, стыдливо вытирая руки о фартук. Она мялась отрешенно на заднем плане, а весь передний был оккупирован ее маленьким, но шустрым мужем, представлявшим ее и детей.
— Оч приятно… — промямлила она, когда Джо умолк, а затем снова истаяла в проеме холла, подобно робкой нимфе в ночи.
— Она малешко чурается незнакомых, — объяснил Джо Бен так гордо, будто перечислял достоинства титулованной левретки. — А вот мои исчадия не стесняются, а? — И он экскаваторно когтит близняшек за ребра, вызывая корчи и умилительные гримасы. — Эй, Хэнкус, а где твоя скво, коль уж мы решили показать Лиланду все свои сокровища?
— А пес ее знает, — Хэнк озирается. — Вивиан! Я не видал ее с тех пор, как в дом вернулся. Может, заприметила Лиланда — да и поспешила спастись бегством?
— Она наверху, джинсы снимает, — подсказала Джен и тотчас добавила: — В смысле, в платье переодевается, в платье. Мы с ней на люди собираемся, послушаем, что там этот новый дядька в церкви расскажет.
— Вив старается быть, что называется, «просвещенной дамой», Малой, — извинился Хэнк. — У баб оно порой случается — зуд этот общественный. Ну, хоть чем-то себя занять.
— Если мы сейчас же не сядем за стол — то кто-то ляжет на! — Старик решительно припечатал к полу свою гипсовую конечность. — Пора уж начать навешивать мясо на кости этого дохляка! — И он загромыхал к кухне.
— Ты как, не прочь перекусить, Малой?
— А? Ну, я даже не знаю…
— Все сюда! — воззвал Генри с кухни. — Главное — парня сюда тащите, прямо к столу, — Ли в некотором оцепенении уставился туда, откуда исторгался этот голос. — Эй вы, отродье! Шевелите копытами! Джо, отлепи свой выводок от пола, а то они по уши в землю уйдут!
Дети со смехом бросились врассыпную. Ли стоял, щурясь на яркий свет, ударивший с кухни через распахнутую дверь:
— Хэнк, мне кажется, я бы лучше…
Тут он услышал, как гипсовый стук возвращается.
— Лиланд! Ты ведь любишь свиные отбивные, верно? Джен, сообразишь для парня тарелку?
— Я бы лучше… — Кто этот старый голем из гипса и дерева, в исполнении Лона Чейни? [27] Это мой отец?
— Сюда! А пиджак повесь сюда… Брысь отсюда, мелюзга!
— Лучше поберегись, Малой. Даже не думай оказаться межчу ним и обеденным столом.
— Хэнк… — БЕРЕГИСЬ — Я бы…
— Садись, садись, парень! — Генри схватил его за запястье и втащил в ярко освещенную кухню. — У нас тут есть, что порубать — это тебя взбодрит! — Древесные корни. — Вот, пара-тройка отбивных, картошечка рассыпчатая…
— Может, горошку? — спрашивает Джен.
— Спасибо, Джен, я…
— Да куда ж без этого! — Генри с грохотом огибает стул, направляясь к плите. — Ты ведь ничего не имеешь против горохового пюре, сынок?
— Нет, но я бы лучше…
— А как насчет грушевого компота?
— Может… в другой раз. В смысле, я сейчас с ног валюсь после дороги. Мне бы соснуть пару часиков…
— Вот ведь черт! — Генри громыхает обратно. Нависает над Ли, пышет жаром, перенятым от плиты: — Мальчик, наверно, подыхает от усталости! И как мы не подумали? Конечно. Тарелку — в комнату! — Он зачерпывает горсть печенюшек из вазы в виде Санта-Клауса и вываливает их на тарелку Ли: — Вот так, вот так-то!
— Мам, а нам можно немножко печенья?
— Да погодите вы!
— Ах да! — Внезапно Джо Бен вскакивает с места… в кухне — не протолкнуться… и начинает что-то говорить… и почему все стоят?.. но давится бисквитом, что был у него во рту. Принимается прочищать горло коротким, быстрым кашлем, тянет шею, будто петух, изготавливающийся к кукареканью: — И! И!
— Ну ма-аам!
— Не сейчас, радость моя.
— Ты уверен, Малой? Может, перекусишь сперва? — Хэнк рассеянно похлопывает по спине сипящего, посеревшего лицом Джо Бена. — Там холодновато наверху, для ужина…
— Да я так устал, что кусок в горло не лезет, Хэнк.
Джо Бен наконец избавился от бисквита и квакает придушенным голосом:
— Его багаж. Где его сумки? Я хотел их принести.
— Сиди, сам схожу! — говорит Хэнк, направляясь к задней двери.
— А вот фрукты…
Джен достает из холодильника два морщинистых яблока.
— Погоди, Хэнк…
— Да бог с тобой, Джен. Разве ты не видишь, что мальчику и стоять-то тяжко! Ему нужен отдых, а не эти два твоих ублюдочных заморыша! Чес-слово, Лиланд, не понимаю, как можно жрать такую дрянь? Но, скажу я тебе, — дверца холодильника снова распахивается, — вот я тут груш припас, свежих, вчера собраны…
— Что такое, Малой?
— Да не было у меня никакого багажа, не помнишь? Не в лодке, по крайней мере.
— А и верно. Я еще на переправе озадачился.
— Водитель автобуса не счел возможным…
Голова Генри снова появляется из холодильника:
— Ага! Вот, попробуй! Здоровущие-то какие! — Груша получает прописку по соседству с печеньями. — Самое то, что надо, после дальней-то дороги. Меня-то с пути всегда крепит — и тут с грушей ничто ни в какое сравнение не пойдет!
Все БЕРЕГИСЬ! встают.
— Слушай! — Джо Бен прищелкивает пальцами. — А место-то для него есть?
Боже. Все продолжают суетиться…
— Ах да, — Старик Генри с силой захлопывает дверцу холодильника. — Верно! — Он наполовину внедряется в дверной проем, вытягивает шею, словно высматривая там портье. — Верно. Ему нужна комната, так?
Пожалуйста! Все просто…
— Да я уж все подготовил для него, пап.
— Мам, ну ма-ам!
— Я привезу его сумки! — Джо Бен устремляется к выходу, впереди всех.