Лор что-то сказал про объездной путь, про то, что надо держаться в стороне от главных дорог, но я почти не слушала. Глаза слезились от встречного ветра, в ушах шумело. Мы скакали сквозь темноту, пока город не остался позади.
Поместье тайной канцелярии… Прекрасно. Звучит, как приглашение на бал, где гостей подают с гарниром. Надеюсь, я не окажусь главным блюдом.
С каждой минутой лес вокруг становился всё гуще, и я чувствовала, как сердце сжимается.
Когда впереди показалось здание, внутри у меня всё похолодело от дурного предчувствия. Поместьем это можно было назвать с большой натяжкой. Мрачное, угрюмое строение из тёмного камня, с высокими узкими окнами и облупленными карнизами, казалось, вынырнуло из кошмара. Крыша нависала над карнизами, как хмурый лоб, и в каждой детали чувствовалась враждебность. Лор уверенно направил коня к небольшому навесу сбоку – судя по креплениям и остаткам сена, место для привязи. Мы спешились, и я заметила, как он с ловкостью закрепил поводья.
Я последовала за ним к массивной деревянной двери. Та скрипнула, открывая нам путь в тёмный холл, пахнущий сыростью, пылью и чем-то ещё – металлическим. Как кровь. Тело пробрала дрожь, и я мысленно выдала себе медаль за то, что малодушно не развернулась и не сбежала.
Внутри было холодно и тихо, только наши шаги отдавались гулко и пусто. Под сводами висели редкие тусклые светильники, да и те будто старались не освещать ничего лишнего.
– Бабушка? – позвала я, вслушиваясь в тишину. Мой голос прозвучал непривычно высоко.
В ответ – ничего. Ни шагов, ни шороха, ни даже скрипа старых половиц. Только гулкое эхо звучало насмешливо.
– Она ждёт тебя наверху, – сказал Лор, и его голос прозвучал почти успокаивающе. Почти.
И тут мне следовало бы насторожиться. Или хотя бы обдумать происходящее. Но мозг по-прежнему плыл в сонном тумане, и пока я пыталась сформулировать хотя бы одну внятную мысль, ноги уже несли меня вверх по лестнице.
Ступени были крутыми, вытертыми в центре, и под ногами неприятно поскрипывали. Ещё шаг. Ещё. Сердце стучало всё громче. Я поднималась, не оглядываясь. Просто хотела скорее увидеть бабушку, чтобы всё это – тёмное поместье, холод, страх – растворилось.
Но вместо этого я почувствовала резкий, острый удар по затылку. Мир дрогнул, я пошатнулась и начала падать. Последнее, что я ощутила перед тем, как сознание погасло, – как иолит на моей груди вспыхнул жаром, а браслет на запястье стал ледяным.
Очнулась я от нестерпимой боли в голове. Всё тело ныло, руки были связаны, и, судя по всему, я находилась в каком-то подвале или темнице. Запах сырости, плесени и старого железа – прелести, которые каждый уважающий себя подлец считает необходимыми в интерьере подземелий.
Сознание медленно прояснялось. Я вспомнила лязг стали, утреннюю серость, спешку, кольцо бабушки в руках Лора.
Он солгал.
И я купилась.
Гнев поднимался волной, раскатываясь в груди всё громче, всё острее. Это была ловушка. Я оказалась в лапах Конкордиума, и именно Лор заманил меня сюда. По доброй воле.
Прямо напротив, с ленивой ухмылкой на губах, сидел сам Греймейн. Он небрежно ковырялся ножичком в ногтях.
– Доброе утро, солнышко, – протянул он. – Выглядишь, как будто прокатилась по булыжникам. Что, собственно, недалеко от истины.
– Ты лгал, – сказала я хрипло, но твёрдо. – И о бабушке, и о тайной канцелярии.
Он хмыкнул. Видимо, был доволен собой до безобразия.
– Ну что ты. Разве можно назвать это ложью? Я просто… приукрасил реальность. Чтобы ты сделала нужный выбор.
Хотя бы бабушка в порядке. Эта мысль, как хрупкий костёр в морозную ночь, грела и не давала впасть в настоящую панику.
– Не слишком-то ты благодарна за то, что я спас тебя от столь вредной привязанности. Если бы держалась подальше от всяких там… Каэлов, у нас могло бы выйти куда более приятное свидание.
– Приятное? – фыркнула я. – Прости, но с верёвками на запястьях и твоей физиономией в поле зрения – максимум, на что ты можешь рассчитывать, это жалоба в Совет по нравственности. С припиской «особо извращённая форма принуждения».
Он поднялся и приблизился, ухмылка не сходила с лица.
– Ну-ну. Вижу, ты взбодрилась. Это хорошо. Значит, настала пора романтического завтрака. Прости, но я без тостов и свежевыжатого сока.
Он схватил меня за подбородок, и прежде чем я успела выругаться, влил в рот что-то тёплое и отвратительно сладкое, оставившее послевкусие гнили и мяты.
– Вот теперь – почти готово, – прошептал он, отступая. – Осталась только церемония. Поверь, ты будешь выглядеть… божественно.
Я сплюнула остатки зелья, глядя на него с такой ненавистью, что воздух между нами, казалось, должен был вспыхнуть.
– Знаешь, Лор, если бы мерзость можно было дистиллировать, то из тебя вышел бы отличный концентрат.
Он только усмехнулся. Ему, похоже, доставляло удовольствие наблюдать за моей беспомощностью.
– Что за гадость ты в меня влил? – процедила я, чувствуя, как язык уже слегка заплетается.
– Зелье подавления воли, – ответил он легко, будто мы обсуждали вино на светском приёме. – Один из старых, проверенных рецептов. Скоро ты станешь куда более… сговорчивой.
Мои пальцы судорожно сжались в кулаки, насколько это позволяли верёвки. В голове вспыхнуло воспоминание – та девушка на ритуале. Отстранённый взгляд, вялые движения, как у марионетки.
– Подонки, – выдохнула я. – Даже выбора не оставляете.
Лор фальшиво покачал головой и со вздохом укоризненно произнёс:
– Почему сразу подонки? Мы – эстеты. Драматурги. Мы ценим искусство постановки. Разве ты не оценила сцену с Каэлом? Эффектная, с завязкой, кульминацией, неожиданным поворотом в конце и твоим разбитым сердечком в главной роли.
– И зачем всё это?!
Он театрально пожал плечами:
– Из вредности, из принципа, из азарта. Какая, по большому счёту, разница?
Он и не думал врать по-настоящему, даже пробовать выдумать достойные причины.
– У тебя серьёзные проблемы с мотивацией. Ты это знаешь? – прошипела я.
– О, у меня всё в порядке с мотивацией, – ответил он с хищной ухмылкой, в которой явно читалось, что я упускаю какую-то важную деталь. – Зато у тебя совсем скоро будет проблема с волей. – Он лениво поднялся со стула, медленно подошёл ближе и уставился мне на грудь. – Кстати, интересная побрякушка, этот иолит. Ты вообще знаешь, что за штука у тебя на шее, солнышко?
Я инстинктивно дёрнулась, насколько позволяли верёвки.
В голове вертелась абсолютно банальная мысль: это просто подарок. Обычное украшение.
Но стоило мне попытаться вспомнить, как я к нему привыкала, когда он появился, почему нередко нагревался – мысли соскальзывали, словно кто-то подменял их на ходу.
Я вспомнила, как иолит жёг кожу в моменты тревоги, как пульсировал, когда меня что-то задевало и…
Верёвки жгли запястья с таким энтузиазмом, будто их плели специально, чтобы потрепать нервы. Джутовая радость палача. Я не чувствовала пальцев, всё тело наливалось ватой, мышцы сопротивлялись даже самой мысли о движении – зелье начинало действовать, разливаясь по венам липким мраком безволия.
– Что, даже долго анализировать своё взаимодействие с украшением не можешь? – хмыкнул Лор с плохо скрытым удовольствием. – Герцогиня и правда хитра.
Он встал и медленно зашагал по камере, лениво, будто это прогулка в саду, а не темница с пленницей.
– Знаешь, ты получила весьма ценный подарок. Этот иолит – не просто камушек. Он не только подавляет магию, но и не даёт осознать, что камень каким-либо образом влияет на свою хозяйку. Отвод мыслей, чувства, интуиции. Умело заговорён. Конкордиуму потребовались годы, чтобы заподозрить неладное. А мне – всего несколько личных встреч.
Мои мысли, и правда, метались. Как только я пыталась зацепиться за суть, понимание ускользало, как мыло в ванной. Я напрягла волю, стиснула зубы, будто физически могла вытянуть мысль обратно.
– Самая главная защита всё это время висела у тебя прямо на груди, и ты даже не догадывалась. – Лор подошёл ближе. – А в тебе, кстати, магия есть. И немаленькая. Просто она была очень… грамотно сокрыта.
Пальцы Лора сомкнулись на цепочке. В следующий миг он резко дёрнул, срывая подвеску. Я ахнула – и не столько от боли, сколько от ощущения, будто кто-то сдёрнул с меня одеяло, под которым я жила всю жизнь.
Лор зашипел, будто обжёгся, и швырнул иолит на каменный пол. Камень покатился, оставляя за собой еле заметный след синеватого света.
И… ничего не произошло.
Ни вспышки, ни прилива сил, ни озарения.
Я не ощутила ни волны магии, пробегающей по позвоночнику, ни покалывания в пальцах, ни того дрожащего ощущения, которое, по рассказам магов, захватывает грудную клетку в миг, когда сила выходит из-под контроля.
Вообще ничего.
Разве что… мысль. Мысль, которая наконец-то не ускользнула, не рассыпалась, не растворилась, стоило мне попытаться к ней приблизиться. Камень. Этот чёртов камень. Он ведь действительно всё это время вёл себя странно.
Я вспомнила, как он нагревался – почти обжигал – когда я переживала или злилась. Как я забывала, когда он у меня появился, и всякий раз, когда пыталась задать бабушке вопрос, он словно вылетал у меня из головы.
Всё это время он был на виду. Мой невинный талисман, мой подарок – моя встроенная ментальная глушилка.
Такой мощный и тако-о-ой бесполезный. Для меня.
Какая прелесть.
– Ну, как ощущения? – поинтересовался он с той самой интонацией, от которой хотелось врезать. Колкой, чуть ленивой, с видом завсегдатая пыточных и знатока женских страданий.
Я подняла на него взгляд, полный внутреннего яда, и выдала:
– Примерно так же, как и пять минут назад. Как будто я и дальше продолжу страдать в твоем обществе. Разве что теперь у меня меньше аксессуаров.
Лор усмехнулся:
– Побочные эффекты от зелья. Видимо, тебе так и не удастся испытать силу, которой обладаешь.