нужденно приходилось держать немытым — разве что в дождь сполоснуться.
Сунув руку в углубление и хорошенько вцепившись в остатки корня, она поневоле замерла, примериваясь вытащить его целым. И услышала. Тишина. Не сразу сообразила, что замолкли птицы. Только деревья и прочая зелень лениво шелестели листьями.
Застыв всё в том же согбенном положении, Вика медленно вынула руку из земли. Не глядя, нашарила верхушку сломанного корня и пулей метнулась за ту же плиту. Стоя на полусогнутых, подрагивающих от страха ногах, она высунулась между двумя зубцами. Чувствовала себя выглядывающей чуть не из-за крепостной стены. Торопливо обшарила цепким взглядом видимое пространство и застыла: прямо перед нею, перед стволами двух деревьев, растущих из одного основания, медленно проплыло прозрачно-зеленоватое нечто. Будто пронесли перед деревьями огромное зеркало, или стекло, которое, подрагивая, отразило траву и кусты.
Вика перестала дышать и медленно пригнулась, одновременно отступая на шаг. Это место она плохо знала. Пришлось оглянуться, чтобы посмотреть, не наткнётся ли на что-нибудь, пятясь. За спиной — неровной горой вздымаются развалины бывшего здания. Если Вика побежит наверх по этой горе, её сразу заметят. А обойти. Она облизала горячие пересохшие от зачастившего дыхания губы, бросила взгляд влево. Именно отсюда она обошла развалины. Но ход туда теперь под запретом: обломок плиты не бесконечен. Девушка сжала нож, бесполезный в защите, и снова отступила. Всё. Идти дальше — подниматься, оказаться на виду. Бегом?
— Ви-ика…
Её имя будто сыпучим шорохом прокатилось по серо-белёсым останкам развалин.
Бора!.. Откуда здесь очутилась старуха? Самая осторожная из всех беглецов, прячущихся за несколькими холмами-руинами отсюда? Она, почти невидимая в своём бесформенном сером балахоне среди такой же серости развалин, выглядывала справа и, заметив, что Вика обернулась, коротко махнула рукой, подзывая к себе, но уже молча. Увидела! Неужели с её стороны можно добежать до безопасного места? Бора тоже обнаружила врага и следит за ним, а значит — ей видней… Будто тяжёлая волна мягко прокатила по всему телу и взорвалась — и девушка изо всех сил рванула к старухе. Босые ноги будто вспархивали по внешне мягкой поверхности, покоящейся на камнях и прочих шероховатостях.
Крепкая ладонь старухи помогла совершить такой вираж за угол, что Вика не поверила себе, когда очутилась в укрытии — за стеной, упавшей почти плашмя.
— Бежим…
Бежать пришлось недолго. Старуха Бора начала задыхаться через шагов двадцать и Вика постаралась не терять неожиданную спасительницу. Оглядываясь и тая дыхание, чтобы расслышать за сопением и одышкой Боры, не ползёт ли за ними враг, Вика жалела, что не обладает мужской силой. Старуха вон какая тощая и маленькая. Схватить бы её, забросить на плечо — и вперёд. Но такое в их маленькой группе спасшихся проделать могли немногие — мужчин осталось мало. Но и оставлять Бору Вика даже не подумала. Поэтому терпеливо выжидала, пока старуха успокоит дыхание и снова сумеет хотя бы поспешить, если не побежать. Здесь тоже опасно, но хотя бы есть шанс, что враг их не заметит и пройдёт мимо.
Шелест за спиной застал обеих врасплох. Женщины замерли, с отчаянием глядя назад. Там, на фоне белёсого крошева, с серой земли поднимались зелёные плети, трудно различимые, потому они постоянно и стремительно меняли форму. Между людьми и врагом — метров десять. Вика уже хладнокровно рассчитывала: она сумеет убежать. Бора — нет. А значит… Девушка ткнула в руки остолбеневшей от ужаса старухи сломанный корень и вполголоса велела:
— Уходи!.. Я отвлеку, а потом убегу. Ну?
Бора бросила на неё неверящий взгляд: «Ты молодая, я старая — но ты даёшь мне возможность спастись?!» Вика жёстко толкнула её в плечо: «Беги!»
Старуха больше не сомневалась и кинулась вперёд, будто успев за время ужасающей паузы набрать сил на новый рывок. Мотая головой, чтобы отмечать и движение врага, и улепётывание старухи, Вика успела увидеть, как Бора скрывается за ближайшим бело-серым холмом. Всё. Теперь не надо думать о том, что её могут заметить, и можно попробовать всё-таки прорваться через сам холм. Солнце — она бросила на него взгляд на всякий случай: а вдруг в последний раз? — спокойно и величаво двигалось над верхним краем леса, готовясь заходить. А потом девушка велела себе забыть обо всём, кроме бега наверх, и ринулась на холм. Если успеет добраться до его вершины, враг не сможет её поймать!
Вздымая клубы белёсой пыли, она мчалась на гору. Не оглядываться, не останавливаться и даже не думать, потому что мысли материальны и могут отяжелить ноги непомерным грузом страха! Девушка даже не смотрела наверх, чтобы определить, далеко ли вершина холма, потому что и дурацкая надежда могла помешать, замедлить бег.
И всё-таки взглянула! Но не потому, что захотелось узнать, долго ли ещё бежать к самой вершине. А потому, что вокруг щиколотки обожгло болью, а потом дёрнуло назад. Вика упала, успев вытянуть руки вперёд, чтобы не удариться лицом, а потом закричала, когда её с невероятной силой потащили к себе, вниз, куда возвращаться было легче — на спуске-то. Но крик оборвала на полуслове: пока надежда есть, лучше не орать — силы, силы беречь надо! Не веря себе — оглянулась посмотреть, кто её тащит. Непроизвольно дёрнула ногой. Но беспощадной петлёй охотника обожгло уже лодыжку второй ноги — и девушку потащили вниз, с холма. Она пыталась хвататься за все камни, за все строительные обломки, но все они были подвижны и ехали вместе с ней, отчего приходилось их бросать и искать другую опору. Вскоре Вика уже только плакала, защищая ладонями лицо от камней, по которым проезжала, и безнадёжно дёргалась всем телом: «Я не хочу-у… Я не хочу снова к ним! Гады-ы…» В отчаянии она даже сумела перевернуться набок и принялась снова хвататься за камни — уже не затем, чтобы остановить сползание вниз, а затем, чтобы бросать их в противника, который не давал даже лягаться — настолько быстро спускал её книзу. Вспомнив, что её ожидает там, Вика завизжала из последних сил.
Внезапно одна нога освободилась, а за вторую её протащили дальше явно по инерции, после чего девушка приподнялась на лопатках и ахнула от боли и радости: петля на ноге сгорала на глазах, а её только что провезли мимо воткнувшейся в строительный мусор догорающей стрелы. Старик Неис! Единственный в их группе лучник!
Она снова, со вспыхнувшими откуда ни возьмись силами вскочила — и замахала руками, стараясь удержаться на месте и не съехать с холма. Так, со съезжающими ногами, развернулась и побежала наверх, под защиту лучника, которому рядом стоящий мальчишка подавал вторую подожжённую стрелу.
Искоса она успевала оглядываться на мерцающую зелёную полосу, которая сначала неуверенно остановилась, а потом, будто получив приказ, снова кинулась вслед беглянке. Вика всхлипнула и, чуть не падая, рванула кверху. И задохнулась, когда сверху же на неё, на её плечи, накинули другую, верёвочную петлю и потащили, помогая ей, обессилевшей от страха.
Спасители прибежали вовремя. Девушку тащили сразу трое, пока лучник и помогавший ему мальчишка обстреливали врага… Только вот… Ко всем ужасам и болезненному состоянию Вики добавилось знакомое помутнение в глазах и тошнота…
«Только не сейчас… — взмолилась перепуганная девушка. — Только не сейчас, Господи, прошу тебя!»
Но кому-то там, на небесах, или ещё где, было не до внутренних воплей и мольбы. Последнее, что запомнила Вика: её втащили-таки на вершину холма, и кто-то взял её под руки с обеих сторон, а кто-то запричитал: «Опять! Опять с ней плохо!»
… Она пришла в себя сидящей на скамье и, естественно, не сразу сообразила, где она и что с ней. Но, повернув тяжёлую голову и тихо радуясь, что её не стошнило, она увидела… Не поверила глазам. Всегдашняя дыра, которая присутствовала рядом с нею, время от времени капризно и своевольно утаскивая её в мир страха и смерти, была запечатана, по ощущениям — железобетонно! И её остатки покорно таяли под силой, которая лилась к ней невидимым для остальных светлым потоком от ребёнка. Малыша укладывала в коляску его мама — красивая женщина, со светло-русыми волосами, с голубыми глазами невероятной прозрачности. Вика уже достаточно понимала, чтобы выяснить убийственную для себя вещь: если ребёнок окажется вдали от неё — она вернётся туда, где каждодневный ужас, голод и безнадёга!
Кажется, помутился рассудок, но, когда женщина отвернулась к скамейке, чтобы зачем-то открыть сумку, девушка бросилась к коляске и в одно мгновение вынула из неё ребёнка. Ещё секунда — и Вика бросилась в кусты. Так бесшумно, как обычно прыгала в том мире, в который надеялась никогда не вернуться.
Она промчалась этими кустами, прижимая к себе на удивление спокойного ребёнка. Впрочем, наверное, в его спокойствии ничего удивительного: привыкшая к стремительным перемещениям, Вика бежала ровно, не беспокоя малыша. И, пока бежала, постоянно чувствовала, что ребёнок неизвестно каким способом создаёт вокруг неё настоящую капсулу с твёрдыми стенами, сквозь которые никто с другой стороны прорваться не сумеет.
«Я сошла с ума? — беспорядочно думала она. — Что я делаю?! Это похищение?! А как я буду его кормить? Найду — как! Спрячу его где-нибудь и буду воровать, грабить, лишь бы он ни в чём не нуждался!.. Но мне даже жить негде! Потом соображу, как и что сделать! Сейчас он единственная моя защита! Я не хочу возвращаться туда!.. Но та девчонка?! Что будет с ней и её телом?! Пусть сами думают, а я прорвалась и не хочу, не хочу возвращаться!»
Она плакала, пробегая кустами и деревьями парка, стремясь — сама не зная, куда. Ребёнок прижался к ней и задремал: наверное, пришёл час его дневного сна, и Вика посматривала на него потрясённо, успевая оглядываться по сторонам: не заметил ли кто, что она бежит в панике? Да ещё с ребёнком на руках? Остановят — как объяснить, что происходит? Сказать — напугал хулиган? Хорошая причина — надо бы запомнить!
Но что дальше? Отвечать на этот вопрос Вике не хотелось. Сейчас и здесь она защищена! А потом чутьём, выработанным за долгое время в другом месте, она поняла, что за ней гонятся, идут по следу. Как?! Как эти люди определяют её след?!