– Все тут? Все целы? – спросил Грымжейко.
– Так точно! – услышал он голос лейтенанта Хмельницкого.
Полковник обернулся – Григорий сидел вместе со всеми, так же связанный. Кожа его была на нём.
– Гриша, живой? – улыбнулся полковник.
– Я спустился проверить часового, он не отвечал по рации… – начал было Григорий, но полковник его остановил:
– Отставить! Мне нужно попробовать объясниться с этими дикарями. Есть идеи, как с ними поговорить? Они на каком языке понимают?
– Не знаю, товарищ полковник, – лейтенант пожал плечами, словно извиняясь.
– Хреново, – проговорил полковник, словно упрекая его.
– Жестами, товарищ полковник! – нашёлся Григорий. – Там тоже всё не так просто, некоторые жесты могут для них означать чёрт-те что, но вообще-то жестами можно с любым объясниться… Ну если этот любой захочет этого.
– А что вы им хотите сказать? – спросил Звонов. – У вас есть идеи?
– Да есть одна…
Через некоторое время к связанному отряду подошли три воина с копьями, все в татуировках и, видимо, в дорогих набедренных повязках – не из листьев пальмы, а из кожи с включением кости и каких-то полупрозрачных минеральных пластин – вулканического стекла, что ли. Полковник проявил активность – начал быстро и громко говорить: «Алё! Выслушайте меня! У меня есть предложение! Болваны в наколках, я к вам обращаюсь!»; – он говорил и кивал головой на свои руки – мол, развяжите меня.
Двое из подошедших угрожающе направили на полковника копья, а третий наклонился и срезал чем-то острым верёвки на запястьях. Полковник растер запястья и сказал: «Ну что ж, попробуем язык жестов». Грымжейко начал жестикулировать, показывать на свой рот, шевеля при этом губами, изображая, что ему есть, что сказать. Показал на копье, покачал головой, сжал кулаки и сделал несколько ударов в воздух – исполнил бой с тенью… И всё это не вставая, потому что понимал – если попробует встать, его быстро вернут на место тычком копья. И это в лучшем случае.
– Полковник что, показывает им, что набьёт им морды? – спросил Звонов у Хмельницкого.
– Понятия не имею, – шепотом ответил Григорий.
Не известно, что поняли татуированные воины, но они подхватили полковника и утащили в сторону хижин-полуземлянок, что виднелись на другой стороне выкошенной поляны. Бойцы отряда переглянулись.
– Не знаю, чего хотел полковник, но, кажется, он этого добился, – проговорил Звонов.
– Скоро узнаем, – сказал Белевич.
Где-то через час вокруг началась какая-то движуха – на поляну перед отрядом стали сходиться индейцы (одни мужчины), занимая места по самому краю. Они все молчали, только переглядывались друг с другом. Ну и ещё с опаской косились на связанных солдат. Из посёлка индейцев показалась процессия: несколько мужчин с копьями, на которых помимо татуировок и набедренных повязок красовались еще и ожерелья из ракушек в несколько рядов; за ними шли еще несколько мужчин, среди которых бойцы увидели своего командира – тот шел самостоятельно, его не волокли и не вели под руки. Возглавлял процессию высокий худощавый мужчина в накидке из шкурок каких-то пушных зверей. Процессия прошла через поляну и направилась к мангровым зарослям.
– Там, должно быть, море, – проговорил Григорий.
– Почему ты так решил? – спросил старший лейтенант.
– Мангровые заросли обычно вдоль побережья.
К солдатам подошли индейские воины, подняли их и поволокли вслед за прошедшими через поляну. Действительно, через несколько десятков метров зарослей открылся песчаный пляж. А за ним океан до горизонта. Над океаном висело огромное солнце – до заката оставалось не так много времени. Может быть, час. Бойцов бросили на песок, а всё индейское племя (мужская его часть) выстроилось большим полукругом. В центр вышел мужчина в меховой накидке, к нему подбежали двое, приняли накидку и на полусогнутых унесли прочь. Затем в центр арены вышел полковник.
Грымжейко посмотрел на вождя, закрываясь рукой от слепящего солнца: сплошные мышцы, ни грамма жира, прям Брюс Ли какой-то… «Не, так не пойдёт», – решил полковник и стал боком смещаться вправо, чтобы солнце не светило ему прямо в глаза. Вождь усмехнулся, он понял маневр полковника, но великодушно позволил ему занять равное с собой положение относительно солнца. Никаких сигналов к началу боя не подали и не собирались, видимо. Полковник встал в боксерскую стойку и пошел на вождя. Грымжейко занимался боксом еще когда учился в школе, потом продолжил заниматься в военном училище, но никаких особых регалий не заслужил. Выше кандидата в мастера не поднялся. А потом и вовсе перестал боксировать. В рукопашном бою он тоже мастером не был – нормативы сдал, и то хорошо. И много лет ему даже просто подраться не приходилось. Грымжейко было 42 года, в физической форме он был нормальной… Для полковника войск не специального назначения. А его соперник был молодым человеком лет двадцати пяти-семи и, судя по всему, последние лет десять он только и занимался, что сражался с соседними племенами, а может, и со своими соплеменниками – за место под солнцем, за должность вождя племени. Но у полковника было-таки одно преимущество, как он полагал: он был явно умнее и расчетливей своего противника, и навыки рукопашного боя и бокса XX века должны были всё-таки давать ему фору. А иначе зачем нахрен вся эта история и цивилизация, – так думал полковник.
Вождь понял, что полковник атакует, и вдруг преобразился – то стоял такой важный и напыщенный, а то вдруг запрыгал по песку, как обезьяна – подпрыгивал, перемещался боком, вертел головой… В общем, клоун в цирке. И вдруг он прошелся колесом перед полковником и кинулся в атаку – в три прыжка, раскачиваясь, он приблизился и снова прыгнул вбок. Приземлился на руки, а ногами нанес серию ударов – в корпус и в голову полковнику. Ударов было аж четыре с минимальными – в доли секунды – промежутками. Полковник успел сконцентрироваться и принял удары на предплечья. Три удара. Четвертый он пропустил – пяткой в лоб. Удар был мощным и точным, не скользящим. Шея выдержала, но перед глазами всё поплыло, полковник оступился и упал на песок. Это был нокдаун, не нокаут. Но если бы вождь бросился на добивание, полковнику пришлось бы туго. Однако молодой человек издал победный клич и снова прошелся колесом по пляжу.
«Охренеть, – подумал полковник, поднимаясь. – Это что, сраная капоэйра? Она ж вроде из Африки… Ну да хрен с ней», – он поднял руки и снова пошел на вождя.
Вождь несколько опешил – не ожидал, что его противник так быстро поднимется. Он снова стал раскачиваться и бочком подбираться к полковнику, готовясь к своей хитрожопой атаке с кувырками. Но в этот раз полковник не стал ждать окончания танца вождя. Он пошел вперед, быстро сократил дистанцию и пробил двоечку. Вождь успел убрать голову из-под обеих ударов, но полковник не остановился, он шел и молотил руками, впрочем, не акцентируя удары, чтобы не провалиться. Вождь отбивался, уворачивался, и вдруг отпрыгнул в сторону с кувырком и опять поднялся, раскачиваясь и разминаясь.
«Так я за ним долго буду по пляжу гоняться, – соображал полковник, – а я уже стар для этого». И он решил попробовать поймать вождя на контратаке. Еще чуть-чуть попрессовав его, он сделал вид, что ему нужна передышка и замедлился. Вождь обрадовался, что старикан выдохся и снова заплясал вокруг. Исполнив свою ритуальную джигу, вождь попытался повторить финт с серией ударов ногами, стоя на руках. Полковнику только того и надо было – он не стал сражаться с ногами вождя, а, резко присев, сделал ему подсечку по рукам и сразу же встал, не дожидаясь, реакции противника. И правильно – вождь не упал после подсечки, а, перекувыркнувшись, вскочил на ноги. Но полковник уже ждал его и пробил троечку: левой в корпус, правым крюком в челюсть (без акцента) и левым крюком в висок, но уже с переносом всей тяжести тела на правую ногу… Ну то есть вложился-таки в этот удар. Вождь рухнул на песок. Полковник стоял и смотрел на него. Вождь не двигался, из носа у него на песок стекала струйка тёмной крови. Полковник наклонился и приложил пальцы к артерии на шее. Пульса не было. «Твою ж мать!» – полковник выругался. Теперь непонятно, чего ожидать от туземцев.
Тихо подошли к вождю двое воинов и унесли его к своим. Полковник понял, что надо что-то делать, как-то развивать успех, что ли. Он направился к индейцам. Те сделали по шагу назад и замерли, склонив головы и поглядывая на него исподлобья, но не с ненавистью и не со страхом, а с каким-то уважением, будто полковник сделал что-то очень крутое и классное.
Грымжейко показал на своих солдат, потом показал свои запястья, наклонился и указал себе на щиколотки.
– Живо! – гаркнул он.
Несколько воинов побросали свои копья и побежали к бойцам отряда полковника. Они перерезали веревки у солдат и так же бегом вернулись, чтобы исполнить другие приказания нового вождя.
Полковник ударил себя кулаком в грудь, потом показал на свою одежду, похватав себя за рубаху и штаны, потом отобрал у одного из индейцев копье и показал на него пальцем… Полковник всё показывал на разные вещи индейцев и тыкал себя в грудь, а те стояли и хлопали глазами, уважительно кивая ему.
– Он что, – спросил Звонов, – пытается им сказать, что теперь все их вещи это его вещи?
– Понятия не имею, – снова сказал Григорий.
Но тут из деревни пришли трое мужчин и принесли всё, что индейцы забрали у солдат – оружие, рации, приборы ночного видения… Бойцы подобрали всё и встали в шеренгу, взяв автоматы наизготовку.
– Отставить! – приказал полковник и усмехнулся. – Теперь это моё племя. Григорий, вызывай борт номер один. Лейтенант Белевич, бери бойцов и разложи здесь костёр, да чтобы дыму побольше.
Не успели Белевич с бойцами разжечь огонь, как со стороны острова высоко над деревьями показалась туша дирижабля. Индейцы в ужасе упали ниц, не издав при этом ни звука.
Дирижабль приземлился, вышел капитан Конь с десятком солдат.
– Что случилось? Почему не выходили на связь, Александр Николаевич? – начал он сходу спрашивать, но Грымжейко его остановил: