— Понял, когда получу документацию? — спросил Денис.
— Вот, держи — Лигачев передал ему папку с документацией. — А вот сам препарат — он передал ему запаянную в полиэтилен таблетку.
— Всего одна таблетка? — разочарованно спросил Денис.
— Если бы ты знал, сколько она стоит, радовался бы и одной. Бери — это для твоих химиков, которые будут синтезировать препарат. Я надеюсь, что ты не подведешь меня Денис. У этого препарата большое будущее — его экспорт обеспечит нас валютой — построжился Лигачев.
— Не беспокойтесь, сделаю все как надо. Но, возможно, потребуются еще таблетки — есть надежда их достать? — уточнил Денис.
— Достанем, работай — с этими словами Лигачев выпроводил Селиверстова из своего кабинета.
Селиверстов с коллегами быстро, в течение года, разработал технологию синтеза препарата и аналог «Виагры» пошел в производство в 1974 году, который без них бы начали производить только в 1998 году. В СССР предприятие производящее лекарство само проводило его испытания, поэтому на сроки запуска в производство ограничений не было.
Следом за этим Лигачев озадачил уже директора химфармзавода и ректора Томского медицинского института освоить производство Кеторола и еще десятка жизненно важных препаратов, запуск в производство которых не требовал длительных исследований, часть из них уже производилась на Западе.
— Мы должны сделать товарищи, чтобы наша фармацевтика вышла на передовые рубежи науки в мире — напутствовал он их. — Наши дипломаты с риском добывают для вас образцы и документацию на эти препараты, постарайтесь оправдать доверие партии — подстегнул он их, передавая им документацию на препараты и пакетики с таблетками. — И не болтайте об этом — говорите всем, что сами придумали! Нечего наших разведчиков подводить!
— Приложим все возможные усилия для этого — пообещали руководители, радуясь новым возможностям для развития своих предприятий.
— Валерий Иванович, фармацевтов я озадачил, чтобы еще подобное внедрить только за счет информации от вас? — спросил Лигачев при очередном разговоре с Мироновым.
— Подобным образом можно развивать химию полимеров — подумав сказал Миронов. — Углепластики, они у вас уже известны, но не развиты, технология развилась сейчас, современные самолеты без них не обходятся. В современном аэробусе до 30 тонн углепластиков — у них прочность стали и вес пластмассы. Это направления в органической химии, химия полимеров — ответил Миронов.
— О! У нас же свой химкомбинат строится! И все химики уже начали работать над освоением производства. Дать им документацию на полимеры от вас — пускай запускают новинки в производство! — обрадовался Лигачев.
— Ну и в политехе у нас химический факультет — можно и их к этой работе подключить — добавил Миронов. — Вы почитайте историю ТНХК — полезно будет. Еще есть одно направление — углеродные нанотрубки. Но что с ними конкретно делать уже не помню, уж очень их свойства хвалят. — Надо бы поискать среди ваших доверенных лиц химиков-технологов, чтобы они сами профессионально поиском занялись.
Углеродным волокном увлеклись на кафедрах Химико-технологического факультета Политехнического института, исследовали переданные образцы и изучив документацию по его изготовлению, принялись конструировать и изготавливать соответствующее оборудование для производства углеродных нитей в мастерских политехнического института. Через год это оборудование запустили на опытной площадке Политеха, получили первые образцы.
Прошла весна, настало лето, Лигачев привез Миронову еще несколько марок на сумму умопомрачительную по временам СССР — за двадцать тысяч рублей! Это были марки «Закарпатская Украина», «Авиапочта» и «Леваневский».
Лигачёв смеялся — Колычев очень долго мялся перед сообщением ему цены марок — уж больно они были несуразные по меркам СССР. Но в конце концов сообщил цену, и отрыто сообщил, что его комиссионные пять процентов от стоимости марки. Лигачев спокойно выложил ему деньги, поблагодарил и забрал марки. Попросил искать еще марки, его друзьям они очень нравятся.
Миронов выставил марки на аукцион, он продолжался неделю, «Леваневский» ушел за 35 миллионов рублей, «Закарпатская Украина» — за два миллиона, «Авиапочта» — за шесть миллионов.
— Оказывается и у нас есть что продавать в 21 век! — веселился Лигачев.
— Ну да, раритеты ценятся — согласился Миронов. — Трудно определить возраст марки в диапазоне пятидесяти лет. А так бы ничего не вышло — по бумаге бы определили, что марка свежая — меньше двадцати-сорока лет, а должна бы быть семьдесят-девяносто лет. Давайте подумаем, что в этом плане можно еще продать в России.
— Трудно сразу сообразить то! Вот мы с этим филателистом связались, чтобы его задобрить, а в итоге получили прибыль больше сорока миллионов рублей — размышлял Лигачев вслух. — Добрые дела, однако, вознаграждаются — улыбнулся он.
— Будем считать, что так. Но похоже, что коллекционеры в этом плане станут для нас хорошим трамплином для раскрутки нашего товарообмена между мирами — согласился Миронов. — Есть еще область коллекционирования — нумизматика — это коллекционирование монет. Они тоже подросли в цене за 50 лет, надо там попастись.
— Опять нужны специалисты в этом деле — задумчиво протянул Лигачев.
— Я вот смотрю цены — с марками не сравнить — цены значительно ниже — разочарованно сообщил Миронов, глядя на экран компьютера — с Лигачевым он общался по смартфону.
— Продолжим работать с марками — предложил Лигачев. — Как это у вас принято говорить — заработаем на этом стартовый капитал.
— Согласен, уже неплохо поднялись — как у нас принято выражаться — засмеялся Миронов. — Давайте теперь подумаем — на что деньги будем тратить. Какие новинки из России можно незаметно использовать в СССР? Мне пока, кроме компьютеров ничего в голову не приходит, а их незаметно использовать довольно-таки трудно.
— Надо подумать, вы уж привлеките свою парочку спецов, а я своих. Через неделю свяжемся с вами, устроим совещание в тесном кругу — предложил Лигачев.
— Да вы из без совещания звоните, если интересная идея в голову придет — попросил Миронов.
— Да вы знаете, в общем то известно, что очень нужно нам — это ваши компьютеры, но вот как их скрытно бы использовать… Я когда выпрашивал через Новосибирский обком время на их БЭСМ-6 для наших математиков из НИИПМ, то Горячев, их первый секретарь, поделился проблемами с ВЦ у них. Академгородок делает огромный объем расчетов по космосу, хронически не хватает машинных мощностей. Приходится по ночам работать — это вообще общепринятая у них практика. Они были готовы купить зарубежные компьютеры, но США и их союзники через КОКОМ запретили продавать нам их. Поэтому БЭСМ-6 сейчас самая востребованная ЭВМ. В академгородке создан объединенный вычислительный центр, который на хозрасчете и обслуживает все институты академгородка. Там сосредоточено аж три БЭСМ-6, которые работают круглые сутки без перерывов и выходных дней. Вот если бы эти ЭВМ модернизировать… Авторитет наших ребят бы значительно подскочил — уверяю, до союзного уровня. Но и мой тоже. Но пока я им дал команду не высовываться. Для начала надо решить, как нам это прикрыть. Импортными микросхемами у них фокус не пройдет — сразу потребуют сообщить марку и место приобретения, чтобы их самим закупить. Ну а машинное время, которое освободится на БЭСМ-6 НИИПМ, им можно продавать, помогать таким образом. Но это капля в море. Хотя эквивалент в тридцать две БЭСМ-6 очень много для них значит.
— Могу предложить в этом плане установить у себя мощный сервер, к которому будут привязаны ваши планшеты — начал Миронов. — Ну и передать один-два малогабаритных настольных компьютера — ноутбук называется, на котором можно будет флешки считывать и записывать результаты вычислений. Предполагаю такой алгоритм работы — заказчики привозят свои программы в исходном виде и данные на сменных дисках по сто мегабайт, Алексей их переписывает на флешку, едет сюда, вставляет флешку в ноутбук и переправляет этот пакет на сервер. Тот компилирует программу, проводит вычисления, результаты записывает на флешку, которую затем Алексей переносит на жесткий диск и демонстрирует результат заказчику. Как бы программа отработала на БЭСМ-6 и результат получен — заказчик довольный отбывает в Новосибирск.
— Интересная схема — согласился Лигачев. — Это нам даст некоторый пьедестал для будущего контакта с властями СССР. Ну за то, что мы пока тихаримся. Я для себя нашел отговорку — изучаю подробно возможности портала перед докладом вышестоящему начальству. Хочу привлечь КГБ для охраны кабинета Ильи и вашего блока памяти, как у вас принято говорить, втемную, не раскрывая подробностей. У нас полно осведомителей КГБ, в том числе в обкоме и университете, так что мои частые контакты с Ильей и Алексеем скоро начнут вызывать вопросы. Вот я их и опережу — свяжусь с генералом Завьяловым и попрошу обеспечить сохранность секрета нашей модернизации БЭСМ-6, но, чтобы не мешали работать Илье с Алексеем.
— Хорошая идея! КГБ будет охранять наши секреты, по сути, от самих себя! — засмеялся Миронов.
— Да, в технике они не разбираются, но в сохранении секретов им цены нет. Ну и любопытных от этого блока отсекут — согласился Лигачев. — Давайте попробуем использовать такую схему. Пока пускай НИИПМ продает свое машинное время на БЭСМ-6, а как установят постоянные рабочие контакты с Новосибирским академгородком — можно будет и ваш сервер подключать к вычислениям. Вы тогда его приобретайте и пускай Алексей с Ильей его осваивают, я им что-то вроде свободного графика работы организую. Зарплату мы им от себя удвоим, чтобы интереснее было работать.
— Хорошо — согласился Миронов, — присмотрю сервер помощнее, денег у нас достаточно.
Они закончили разговор, Миронов сразу полез в интернет смотреть серверы. Приличный двухпроцессорный сервер, набитый под самую завязку с комплектом ПО, стоил около трех миллионов рублей. Миронов убавил диски и