Казак сперва глянул на князя, и лишь после его одобрительного кивка, ушёл.
— А что будешь делать ты? — спросил у меня Игорь.
— Пойду туда. Хочу разобраться с ними.
— Но как?
— Вот так. — ответил я, и открыл портал…
16 марта. 1914 год.
Российская Империя. Крым.
Сделав небольшую паузу, чтобы больше ни у кого не возникло желания двинуться вслед за мной, я шагнул вперёд, а портал за моей спиной захлопнулся. Старое зеркало и все остальные, кто были в комнате, там же и остались. Ну а я очутился среди зелени деревьев, где-то далеко в горах…
Направление к селению я заранее приметил. Единственное, что меня смущало, так это то, что я не умею бесшумно ходить «по зелёнке». Если у местных тут есть какие-то посты, то меня быстро обнаружат. Хотя откуда они у них тут могут быть. Ведь войны сейчас нет. Да и местных никто особо не притесняет. Живут себе тихо-мирно, покуда сами никого не тронут.
Раньше-то, конечно, воевали тут крепко. И что удивительно… И в прошлом, во время всяких крымских войн с Турцией, и в будущем, во время Первой и Второй мировых войн, большинство населения поддерживало тех, кто воевал с Россией. Хотя были и исключения среди них, но факт есть факт.
Но сейчас меня это совсем не касается. Это личная обида. И она нанесена лично мне этими горцами. Они у меня похитили невесту. Мою невесту. И они мне за это ответят. Даже по местным законам, то есть, по законам гор, я имею право совершить кровную месть, покарав своих врагов. И мне глубоко плевать какого они будут роду-племени. Око за око, зуб за зуб. Это моя месть и это мои личные враги.
Никого я по дороге так и не встретил, и лишь собаки подняли лай, когда я приблизился на более-менее близкое расстояние. Близкое для собак, но не для людей. Люди пока что не могли меня, ни видеть, ни слышать. А собаки… Он могут лаять не только на людей. Может волка учуяли? Но этот шум, поднятый местными кабысдохами, мне был не нужен. Поэтому я присел у дерева, прикрыл глаза и освободил свою призрачную сущность.
Первым делом, пролетев над жилищами местных аборигенов, я избавился от собачек, ибо не фиг так громко лаять. Так что местные барбоски просто пропали. Исчезли с лица земли, словно бы их никогда и не было. Потом их верну на землю, когда закончу с похитителями, потому что ждать, когда они уйдут в свой собачий рай самоходом, нет у меня времени. Делом надо заниматься, делом…
Я быстро нашёл ту хижину, в которой находились те, кто мне был нужен. Двое молодых абреков стояли, с гордо поднятыми головами перед каким-то стариком, сидящем на деревянной лавке. Под ногами у них лежала связанная девушка с мешком на голове. Кажется, кроме того, что её оглушили, связали и привезли сюда, больше ничего с ней сделать ещё не успели. Ну и ладно. Это хорошо…
Я не мог слышать, о чем молодые парни говорят со стариком, но похоже, что эти охотники за людьми хвастались своим «подвигом». Ну а я только чудом сдерживал свои эмоции. Я ведь могу с лёгкостью их всех убить. И мне очень хотелось прямо здесь поубивать этих похитителей. А потом пойти и убить всех в этом селении. Всех без разбора. Ибо все они виновны.
Старики поощряют молодых, прививая им старые традиции. А что там было-то в тех традициях? Кровная месть… Грабёж соседей… Торговля людьми… Да уж… Воровать и убивать у них в крови. Несколько веков Крым был местом горя и слёз. Сколько славян было продано в рабство на невольничьем рынке в Ка́фе. (примечание: Ка́фа — бывшее название города Феодосия)
Все остальные жители селения никогда не пойдут против своих соплеменников, что бы они не сделали. И никого не смущает, что многие деяния по всем людским законам считаются преступными.
Интересно. А что считают преступлением сами аборигены? Кражу курицы у своих? Ну, да… Это серьёзно. А вот похищение людей из других родов у них не считается чем-то серьёзным, наверное.
Да… Похоже, что местные мужчины по-прежнему живут в основном грабежом. Женщины в селении гордятся своими смелыми и храбрыми мужами. Юноши стараются проявить себя, доказав, что они тоже уже мужчины. А малые дети с завистью смотрят на дерзких юношей и берут с них пример. Когда они повзрослеют, они тоже будут воровать женщин, грабить соседей. И, конечно же, убьют чужака, даже не задумываясь.
Или всё не так, и я ошибаюсь?
Решив, что не буду пороть горячку, я быстро вернулся в своё тело. Извлёк из хранилища небольшой кусок камня с кристаллами и подпитал свой магический боезапас. Думаю, что мне сегодня пригодятся все мои силы. Я мог бы, конечно, снова покинуть тело, и находясь в своём призрачном обличье, вырезать всю эту общину без шума и пыли, на разбирая, кто прав, а кто виноват. Ну а после, мне останется только забрать нашу Машу и вернуться обратно в княжеский домик на побережье.
Что же меня останавливает от кровавой расправы над теми, кто по всем моим понятиям, виновен во многих смертных грехах? Человеколюбие? Гуманизм? Отнюдь.
Я давно не боюсь крови. Ни своей, ни чужой. Мне просто надоело её проливать. Но Машку я заберу в любом случае. Мы своих не бросаем. Не принято это у нас.
Придумывать какие-то хитрые приёмы, продумывать тактику и стратегию я не стал. Единственно чем я озаботился, это установкой тела на максимальную защиту от всяких внешних повреждений. Ведь у этих гордых горцев и сомнения не возникнет, чтобы в случае чего потыкать в меня какой-нибудь острой железякой. Вряд ли они тут же начнут сразу палить в меня из огнестрельного оружия, но в случае чего и от пуль магия сможет меня защитить. Но думаю, что до этого не дойдёт. К тому же по их понятиям, убивать меня в своём доме они не будут. А к тому времени, как я покину это селение, может уже и казачки на помощь подоспеют. Хотя я особо на их помощь рассчитывать и не хочу. Сам справлюсь.
Выбросив в кустах тушки уже умерших горских собачек, я отправился забирать Машку из плена. Не скрываясь и не прячась, я открыто шёл по тропинке, направляясь прямо к ближайшим строениям. Домики тут было построены из камней и палок, но выглядели вполне себе крепкими на вид. Если начнётся перестрелка, то за такими каменными стенами можно и отсидеться, отстреливаясь от нападающих. Но вот одной гранаты, заброшенной в окошко, думаю хватит для того, чтобы разнести эту халабуду вдребезги пополам.
Учитывая внезапное исчезновение лающих кабысдохов, моё присутствие заметили не сразу. Я шёл в направлении уже известного мне домишки. Поэтому мне пришлось пройти уже половину этого населённого пункта, прежде чем я приблизился конечной цели моего путешествия. К этому времени из-за невысоких кривых заборчиков на меня уже пялились несколько пар любопытных глаз. В основном это были мелкие мальчишки. Но думаю, что любопытных женских глаз было не меньше, только они были скрыты за полутьмой маленьких окошек.
Похоже, что моё появление не прошло незамеченным и обитателями нужного мне дома. Двое тех самых молодых парней, что похитили мою невесту, уже встречали меня, стоя перед дверью. Выглядели они довольно-таки воинственно, хотя агрессии вроде бы не проявляли. Хотя один из них положил ладонь на рукоять кинжала, висевшего у него на поясе. Но вряд ли он сразу вот так ни с того ни с сего начнёт размахивать этой железкой. Хотя, хрен его знает, какие тараканы пасутся у него в голове.
— Зачем ты пришёл сюда, русский? — гортанным голосом спросил он меня.
— Я пришёл, чтобы забрать своё!
— Тут нет ничего твоего? — ответил он мне.
— Ты в этом уверен?
— Уходи! Тебя сюда не звали.
— Заберу свою женщину и уйду.
— Русские такие слабые, что не могут защитить своих женщин. — усмехнулся горец.
— А горцы такие смелые… Прямо герои из древних легенд. Такие храбрые, что не бояться вдвоём нападать на юную русскую девушку.
Горячий горец уже было хотел выхватить свой кинжал, но его руку сверху накрыла ладонь старика, появившегося в дверях. Вид его был слегка разгневанным, но он, тихим голосом стал что-то выговаривать молодому горцу, и тот сразу же опустил глаза.
Я спокойно ждал, когда их разговор закончится. А зрителей-то уже прибавилось. Вездесущие мальчишки подглядывали через забор, а несколько мужчин разного возраста уже вошли вслед за мной через распахнутую калитку. И хотя на меня никто не нападал, и за оружие не хватался. Но их взгляды прожигали меня насквозь. Я для них никто. Чужак, вторгшийся на их территорию.
Ну, что же… Путь к отступлению мне отрезан. Значит и отступать некуда.
— Что ты хочешь, чужак? — снова спросил меня молодой горец.
— Забрать девушку, которая лежит на полу в этом доме.
— Там никого нет.
— Ты врёшь! Она там. Лежит связанная, с кляпом во рту и мешком на голове справа от входа, возле той, лавки, на которой сидел вот этот старик. — я указал не старого горца.
— Ты подсматривал в окно?
— Нет. Я могу видеть сквозь стены.
— Уходи пока жив. — горец снова потянулся к рукояти кинжала.
— Ты убьёшь того, кто без оружия пришёл к тебе? А как же законы гостеприимства?
— Тебя сюда никто не звал.
— Ты украл мою женщину. Но я знаю, что ты её не успел ещё тронуть. Так что не бойся! Если ты немедленно вернёшь её мне, то я заберу её и не трону тебя.
Зная горячий характер этих народностей, я нарочно провоцировал его на более необдуманные поступки, и я этого добился. Выхватив из ножен кинжал, он бросился на меня. Глаза его горели от ярости.
Глава 19
Не испытав боли, не испытаешь и облегчения. А не познав горя, не узнаешь и своего счастья.
Кошмар в ночи к нам проникает снами.
Ушедших лица нам тревожат нервы.
Мы редко ценим тех, кто рядом с нами,
Забыв о том, что все мы люди смертны.
16 марта. 1914 год.
Российская Империя. Крым. Где-то в горах.
Я правильно всё рассчитал. И молодой горец поступил именно так, как я и предугадал. Он бросился на меня безо всякой подготовки крича при этом что-то на незнакомом мне языке. Ему до меня было всего-то каких-то три-четыре шага. Но я всё заранее просчитал…