И описание того, что произошло дальше займёт больше времени, чем всё происходило на самом деле.
Как только горец дёрнулся в мою сторону, я всего лишь махнул рукой, изымая небольшой кусок земли прямо под ногой у молодого абрека. Всего лишь маленькая ямка, глубиной сантиметров тридцать-сорок. Но этой ямки хватило, чтобы парень споткнулся и кубарем полетел вперёд. Выбранная мною каменистая почва тут же вернулась на место. Так что не думаю, что окружающие успели заметить, почему споткнулся их соплеменник.
А следующим своим движением, я «забрал» кинжал из его руки. Ну а после, когда я уже сидел поверх своего противника, и снова извлёк кинжал, и взяв его в руку, прижал к горлу врага.
— Я могу убить его, но не хочу этого делать. Я пришёл сюда вовсе не для того, чтобы убивать. Забрав свою женщину, я покину ваше селение и больше вы меня никогда не увидите, если сами не будете искать меня.
Я высказал это громко обращаясь ко всем сразу и ни к кому конкретно. Надеюсь, что меня услышали все присутствующие.
— Не убивай моего сына! — глухо проговорил старик.
Хотя, если разобраться, какой он старик. Лет пятьдесят ему, не больше. Просто он весь какой-то сморщенный. Да и двигался еле-еле, как мне показалось. Но у него при этом были живые глаза. Правда в них плескалась какая-то незримая боль… Но кто ж его знает. Может болен чем. Хотя и рука у старика, похоже, была ещё крепкая. Я помню, как ему удалось остановить сына, когда тот попытался вытащить свой кинжал в первый раз.
А кинжал-то хорош… Вот он сейчас зажат в моей руке. Кажется, что он очень старый. Из украшений только узоры извилистых разводов на лезвии. Уж не знаю, как правильно это называется, дамаск или булат, но видно, что это не простой ножичек. Ну а рукоять кинжала, видать, была отполирована ладонями не одного поколения горцев. Фамильная реликвия, блин.
— Я сразу сказал, что не хочу никого тут убивать. Но твой сын первым бросился на меня. Я пришёл к вам без оружия. Он обнажил против меня свой клинок. Теперь вот без оружия как раз он, а этот кинжал у меня в руках.
— Отпусти его!
— Чтобы он снова напал на меня. А ведь в следующий раз он возьмёт ружьё…
— Отпусти его! На тебя больше никто не будет здесь нападать. Я даю тебе своё слово.
— Слово, данное чужаку, не стоит ничего. Твой сын тоже соврал мне. Он говорил, что не крал мою женщину. А она по-прежнему лежит в твоём доме связанная.
— Я даю тебе слово в присутствии всех присутствующих. Тебя никто здесь не тронет. Ты сможешь уйти, забрав свою женщину.
— Ты стар и мудр. И я тебе верю. Ты всё правильно и честно сказал. Нас никто не тронет, пока мы здесь. Но стоит нам покинуть ваше селение, как любой из твоих соплеменников сможет напасть на нас.
— Ты оскорбил моего сына.
— Он украл мою женщину. Но пока ещё между нами нет крови, мы всё ещё можем поладить миром. Только объясни своему сыну, чтобы он не делал глупостей, когда я его отпущу…
— Ты оскорбил и меня. Ты слишком молод и самоуверен. Думаешь, что ты имеешь право угрожать моей семье, а потом спокойно уйти.
— Значит твои слова всё-таки ложь, и меня отсюда не отпустят. Ну что же… Придётся мне пролить кровь на вашей земле. Видит бог, я этого не хотел.
— Ты так в себе уверен? Ты сможешь убить только одного моего сына. За него отомстит его младший брат. Если тебе удастся убить и его и меня, то все люди…
— Да… Я могу убить всех вас.
Старый горец посмотрел на меня иронично… Но я продолжал говорить:
— Ты не заметил, что собаки не лают. А ведь к вам пришёл чужак.
— Они лаяли…
— Минут десять назад. А потом перестали. Все сразу. Больше в вашем селении нет ни одного животного способного лаять. Я убил их всех, чтобы они мне не мешали. Но никто этого не заметил.
Я по-прежнему держал кинжал у горла молодого абрека. Тот старался даже не дышать. Но старик всё ещё смотрел на меня недоверчиво.
— Я мог бы точно так же убить всех в этом селении. Всех. Одного за другим. Тихо и незаметно.
— И почему ты этого не сделал?
— Не хочу проливать лишней крови. Я пришёл сюда не за этим.
Не смотря на моё миролюбивое желание, похоже, что мне всё-таки придётся здесь повоевать. И ведь, честное слово, не я первый начал.
Что-то сильно ударило меня в спину. Только вот ничего, кроме тупого удара я не почувствовал. Чей-то нож не смог пробить мою магическую защиту. Но удар всё же был настолько чувствителен, что кинжал в моей руке дёрнулся. Лезвие старого клинка было отлично заточено. На шее моего противника, лежащего на земле, появилась довольно-таки глубокая рана и потекла кровь. Он захрипел и попытался схватиться за горло руками.
— Не-ет! — закричал старый горец, бросаясь ко мне.
Но я уже понял, что ситуация вышла из-под контроля. Пока старый перец заговаривал мне зубы, кто-то смог подкрасться ко мне сзади и нанести довольно-таки подлый удар в спину. Дожидаться второго удара я не стал. В кувырке я ушёл в сторону глухой стены дома. Больше не хочу, чтобы кто-то подобрался ко мне со стороны. А потом я стал действовать…
Всё замелькало и завертелось, но я старался не подпускать никого близко. Старик бросился к своему подраненному сыну, и пока что не участвовал в битве. Зато младший брат моего противника выхватил клинок и… Тут же плашмя упал на землю, лишённый головы. Причём его голова не покатилась по грязной земле, а заняла своё место у меня в магическом хранилище.
Следом за ним отправилось ещё пара-тройка ретивых соплеменников, бросившихся на меня, размахивая острыми железками. А после я и вовсе перестал считать наступающих на меня, и тут же умирающих врагов. Тут были как взрослые мужчины, так и почти ещё дети. Я бы не тронул их, если бы они сами не полезли в драку. Но когда мне их было сортировать на тех, кого можно убивать, и тех, кому бы ещё стоило немного подрасти.
Буквально через несколько минут всё было кончено. Куча безголовых трупов и старик, всё ещё поддерживающий своего сына с перерезанным горлом. Тот уже и не дышал вроде бы.
Старый горец поднял на меня свои мутные глаза. Глядя на него, я протянул вперёд левую руку, так как в правой, я по-прежнему сжимал трофейный кинжал. Из моей раскрытой ладони на грязную землю посыпались отрезанные головы, глядя на мир мёртвыми глазами. Но ещё более безумные глаза были у безутешного отца, потерявшего сразу всё.
Только вот мне совсем не было стыдно за содеянное, потому что я тут совершенно не при чём. Не я первый начал драку. Я только защищался. Только мне не удастся это никому доказать. А я и не буду никому ничего доказывать. Зачем мне всё это?
Все мои мысли сейчас были только об одном. Хотя не я тут начал всю эту бучу, но теперь мне придётся тут всё закончить. И я просто не знаю с чего мне начать? Может мне надо первым делом убить этого старика, а потом пройтись по селению, зачищая всех, кого встречу…
Но пока я раздумывал всё это, старый горец на негнущихся ногах пошёл в сторону дома. Опасаясь, как бы он чего не сотворил со связанной Машкой, я бросился вслед за ним. Но, как оказалось, до моей подруги ему не было никакого дела. Даже не взглянув на неё, он прошагал мимо и скрылся в другой комнате.
Я же присел возле лежащей на полу девушки. Стащил с её головы мешок, и вытащил изо рта кляп.
— Чего так долго? — грубо спросила меня спасённая Машка.
— Ладно. Я переведу твои слова как «Спасибо за то, что пришёл меня спасать!»
— С чего вдруг? Я и так знала, что ты придёшь за мной. И, между прочим, твой голос я услышала ещё минут пятнадцать назад. Только ты что-то не спешил меня освобождать. Давай, развязывай меня быстрей! Мне уже надоело тут на полу валяться.
После таких слов, развязывать её мне совсем расхотелось. Вот честное слово, если бы я мог, то оставил бы её прямо здесь на полу в этой хижине, предварительно снова заткнув ей рот кляпом. Но, увы… Этого я сделать не могу. А всему виной тот французский лётчик, что сумел внушить всему миру, что мы в ответе, за всех, кого приручили… Не хочу даже спорить на тему, прав был Антуан де Сент-Экзюпери или нет, но так уж вышло.
Я уже было поднёс лезвие кинжала к ремешкам, что стягивали руки девушки, когда обратил внимание, что Маша уже не смотрит на меня. Взгляд её был направлен куда-то мне за спину, а глаза были раскрыты широко-широко.
Не раздумывая больше ни секунды, я резко обернулся и увидел, что вернулся старик. В руках он держал ружьё… Да ещё какое ружьё. Больше всего этот карамультук напоминал старинный мушкет, из которого в древности палили стрельцы Ивана Грозного, оперев его на бердыш. Калибр был толщиною с палец, а весило это оружие, наверное, как крыло от самолёта, судя по тому, как тряслись руки у старого горца.
Фитиль ружья уже дымился, и я не стал напрасно тратить время. Махнув левой ладонью, как будто перерубая что-то в воздухе, я одним движением отправил и эту фузею, и держащие её руки старика прямиком в хранилище. Слава богу, мне удалось это сделать до того, как прозвучал выстрел.
Старый горец упал на колени, протягивая в мою сторону культяшки рук, из которых хлестала кровь. Я не смог увернуться, и похоже, что теперь я весь перепачкан в его крови…
— Кто ты такой? — прохрипел он.
— Колдун. — ответил я ему.
Больше он ничего не ответил. Глаза у него закатились, и он упал лицом в землю, прямо перед связанной Машкой. Она равнодушно посмотрела в глаза умирающего, а когда тот затих, снова обратилась ко мне:
— Ну, что? Ты наконец-то развяжешь меня или нет?
— Я как раз думаю на эту тему.
— И долго ты будешь раздумывать?
— Да, нет, наверное… Оставлю всё, как есть. Тебя тут найдут ещё какие-нибудь горячие джигиты. Вот им ты и будешь показывать, какой суровый у тебя нрав. А мне что-то совсем расхотелось продолжать наше с тобой общение.
— Дурак! Давай, развязывай меня!
— Ещё, наверное, надо тебе обратно кляп в рот вставить, чтобы не слушать всю ту чушь, что ты несёшь.