Лёжа на земле, она даже не могла видеть того, что происходит кругом, из-за мешка на голове. Могла только слышать ржание лошадей и команды, что отдавались молодым, но властным голосом.
— Тащите её в подвал!
Сказано это было по-немецки. Но Маша прекрасно владела этим языком. И голос Вольфганга она сразу узнала.
«Вот ведь гад какой…» — подумала она. — «Совсем ещё недавно блеял, как ягнёнок, а сейчас вон как разговорился. Ну, ничего, ничего…»
Почему-то она успокоилась. Её перестало волновать то, что её грубо подхватили, и потащили куда-то. Она даже не реагировала на то, что порой её тело при этом задевало за что-то твёрдое. Страх, боль… Всё ушло на какой-то второй план. Да и отношение ко всему происходящему с ней у девочки стало отстранённым.
Она слишком долго болела в прошлой своей жизни, и уже привыкла к тому, что врачи что-то делают с ней. И порою делают это довольно-таки больно. Потому и боль стала, хоть и неприятной, но вполне обыденной частью её той, прошлой жизни. После этого боль стала нестерпимой, и она умерла. Прошли страхи, прошла и боль.
А затем в её судьбе появился он! Максим! Он, словно золотая рыбка в сказке, выполнял её желания. А потом и вовсе смог вернуть её к жизни. Это просто сказка какая-то. Но теперь, после смерти, ей нечему уже стало удивляться. Так что теперь ей была не страшна, ни боль, ни страх новой смерти. Потому что где-то рядом есть Максим. И он найдёт её. Обязательно найдёт. Найдёт, чтобы спасти. И тогда она сможет отплатить всем своим обидчикам, если они, конечно, выживут после встречи с Максом.
Наконец путешествие в неизвестность закончилось. Кто-то снял мешок с её головы. А потом и повязка с глаз тоже исчезла. Глаза, привыкшие к темноте, резануло от света неярких ламп, по углам комнаты. Странно. Она ожидала скорее каменное подземелье с чадящими факелами, а не комнату с низким потолком и деревянными стенами. Пол, стены, потолок… Всё было обшито досками. Да и дверь была деревянная. Совсем не похоже на замок барона из детских сказок. И даже на подземные казематы баронского замка что-то не тянет.
На девочке разрезали верёвки, притягивающие руки к телу. Но руки развязывать не стали. Наоборот, подвесили за руки к большому металлическому крюку, что торчал из потолка. Ноги перестали касаться пола. Было немного больно, но вполне терпимо. Хотя… если так придётся висеть какое-то время, то боль обязательно придёт. Боль и страх — это два главных инструмента, чтобы добиться от человека того, что хочет его пленитель.
Но Маше уже было всё равно. Она была готова вытерпеть всё. Только бы дождаться того момента, когда в распахнутую дверь ворвётся он. Её Максим…
7490 год от сотворения мира.
Другой мир. Где-то в Баварии.
Я шагал не спеша. Несмотря на моё усиленное магией зрение, мелкие препятствия, торчащие из земли, могли поставить мне подножку в самый неподходящий момент. Камушки размером с кулак, и всякие корешки… А однажды почти прямо из-под самых ног выскочил какой-то довольно-таки крупный зверёк, чтобы быстро скрыться в темноте. Я так и не понял, кто это был. Может заяц, а может какой-нибудь хорёк или суслик. Но точно не волк и не лиса. Зверёк был мельче, и похоже, что он меня испугался больше, чем я его. Хотя у меня тоже на секунду ёкнуло где-то в районе сердца, когда эта мелкая дрянь выскочила прямо у меня из-под ног.
Ничего. Я выдохнул, и пошёл себе дальше. Благо, идти осталось недолго.
Я уже мог видеть небольшой огонёк костра вдали невооружённым глазом. Пора было уже подумать, как мне общаться с местными аборигенами. Ведь языка-то местного я не знаю. Придётся жестами доказывать, что я не враг, а очень голодный путник. Я уже пошарил в кожаной сумке бывшего барона и приготовил на всякий случай несколько монет. Золотые решил не использовать. Боюсь, что эти оборванцы не оценят такой щедрости. Да и могут подумать, что я богатый идиот, которого можно ограбить. А оно мне надо? Я приготовил несколько самых мелких серебрушек и кучку медных монет. Думаю, что и этого хватит за глаза.
Как бы осторожно я не шагал, выбирая куда поставить ногу, но моё приближение не осталось незамеченным. Когда мне оставалось несколько метров до костра, путь мне преградил худощавый парень, чуть выше меня ростом. В правой руке он держал нож, а настроен был очень даже агрессивно. По его глазам было видно, что он готов биться со мною не на жизнь, а насмерть, если дело дойдёт до драки.
Я остановился. Расстояние между нами было метра два-три. И если моё лицо скорее всего было ему видно из-за отблесков костра, то я его лица не мог разглядеть. Костёр был позади него, в связи с чем его лицо было в тени.
— Ко си ти и шта ти треба? (серб. Кто ты такой и что тебе надо?)
Смысл вопроса был мне примерно понятен, а ещё я понял, что язык. На котором он был задан — совсем не похож на немецкий. Скорее какой-то славянский язык. Сербский или болгарский.
— Я заблудился. Мне нужна помощь…
Он вслушался в слова, произнесённые мною, и переспросил, тщательно выговаривая свои:
— Јеси ли се изгубио? Треба ли ти помоћ? (серб. Ты заблудился? Тебе нужна помощь?)
— Да. Так и есть. — я поднял руки перед собой и показал ему пустые ладони. — Я не враг. Я пришёл с миром.
— Ко си ти? — снова спросил он.
— Кто я… Меня зовут Максим. Я — русский.
— Руски? Jеси ли ти Рус? (серб. Русский? Ты — русский?)
Казалось, что больше удивить его, чем я удивил его своими словами, невозможно. Он даже опустил нож, а после и вовсе убрал его за пояс, потом сделал шаг мне навстречу и протянул открытую правую ладонь для рукопожатия.
— Зовем се Богомир. Можеш само рећи Мирко. Срби смо… Црногорци. (серб. Меня зовут Богомир. Можно просто — Мирко. Мы сербы… Черногорцы.)
Глава 4
Глава четвёртая.
Если кто-то обидел тебя — прости его, если можешь. Ибо есть такие идиоты, которые не ведают, что творят. Ну а если не можешь простить, то убей, не раздумывая. Не трать понапрасну ни его, ни своё время…
Ещё одна монетка в копилку добрых дел
Упала, и дай бог, чтоб не напрасно.
И пусть всё получилось не так как я хотел.
Фортуна мне пока что неподвластна.
Но мы её заставим под дудочку плясать.
Мы — русские! А значит — правда с нами.
Привыкли мы всегда, везде и всюду всех спасать
Неважно под какими небесами…
7490 год от сотворения мира.
Где-то в Баварии другого мира.
— Седи поред ватре, пријатељу! (серб. Садись у костра, друг!)
Я понял то, что мне сказал Мирко, только после его жеста рукой. Вот ведь как. Некоторые слова на его языке очень похожи на наши, а когда они все вместе, ничего не понятно. Но судя по жесту, он приглашает мне присесть у костра. А я не против. Присел на землю. Протянул руки к огню. Хорошо. Приятное тепло разлилось по всему телу. Только теперь я понял, что блуждая в тумане, словно ёжик из мультика, впитал себя всю влагу из окружающей среды… А влажная одежда — не самая лучшая форма для путешествий. Но присев у костра, я чуть не получил нервное расстройство от одуряющего запаха.
Запах жаренного мяса уже давно щекотал мне ноздри, а сейчас терпеть его и вообще никаких сил не осталось. Нет… Я-то сам сдерживался как мог. Приличия соблюдал. Но мой живот меня выдал. Он заурчал так громко, что звуки, издаваемые им, услышали, наверное, не только эти двое, но даже и спящие на деревьях птицы.
— Јеси ли гладан, пријатељу? (серб. Ты голоден, друг?)
— Да. Голоден.
— Узми га! Ово је укусно месо! (серб. Возьми! Это вкусное мясо!)
Мирко протянул мне насаженное на прутик мясо. Я не стал долго раздумывать, и тут же вгрызся в него зубами, урча от удовольствия. Кусок исчез в мгновение ока.
— Что это было за мясо? — спросил я. — Есть ещё?
Похоже, что он прекрасно меня понял, и протянул мне новый кусок.
— Ово је гопхер. (серб. Это — суслик.) — пояснил он.
— Гопхер? — переспросил я.
— Да. Гопхер. — подтвердил он мне.
Но видя мой недоуменный вид, он поискал что-то в темноте, и показал мне ещё одну, неразделанную пока ещё тушку.
— Гопхер.
«Грёбанный Экибастуз. Это же суслик. Полевой грызун, мать его. Практически, большая крыса.» — подумал я и с аппетитом вгрызся во второй кусок, быстро прикончив и его.
— У нас этого зверька называют — суслик.
Богомир слушал меня очень внимательно.
— Суслик? — спросил он, снова показывая мне тушку.
— Да. — подтвердил я.
— Гопхер. — проговорил он, а потом добавил. — Суслик.
— Да. Суслик — гопхер.
— То је јасно. (серб. Понятно.) — улыбнулся он.
Только теперь, утолив свой первый голод, заморив, так сказать, червячка, я обратил внимание, на девочку, что сидела по другую сторону костра. Коротко стриженная. Хотя слово «стрижка» к её причёске никакого отношения не имело. Её русые волосы были грубо обрезаны клоками. Похоже, что это кто-то сделал тупым ножом. И при этом, этот кто-то о парикмахерском ремесле ничего и никогда не слышал. На вид ей можно было дать лет тринадцать-пятнадцать. Хотя я могу и ошибаться. Она была худая и чумазая. Её лицо… Его наискось пересекал багровый рубец, а левый глаз скрывала грязная тканевая повязка.
Микро заметил моё внимание к девочке и тут же представил её.
— Ово је моја сестра Мирослава, али може да се зове и Мирка. (серб. Это моя сестра Мирослава, но её тоже можно звать Мирка.)
Я поднял руки, как бы сдаваясь.
— Богомир. Я так запутаюсь. Ты Мирко и она тоже Мирка. Можно я буду тебя называть Мирко, а её — Слава.
Свои слова я подкреплял жестами, указывая то на парня, то на его сестру. Мирко поглядел на сестру. Похоже она тоже меня поняла. Его взгляд как бы спрашивал её: «Ты не против?» В ответ она просто повела плечами, как бы соглашаясь. Или просто говоря, что ей всё равно.
— Може. — сказал мне Мирко.
— А что с твоей сестрой? — спросил я его. — Почему у неё повязка на глазу?