Портфель учителя — страница 23 из 28

Все настолько просто, что при желании можно избегать встречи до конца своих дней. Я подумала, что если мы больше никогда не встретимся, то однажды я наконец сдамся.

Кстати об этом – при жизни двоюродная бабушка часто говорила: «Без должного ухода ничего не растет». Несмотря на возраст, бабушка была гораздо более современным человеком, чем мама. После смерти супруга – моего двоюродного дедушки – она много раз заводила «бойфрендов» и заставляла их то водить ее по ресторанам, то катать ее на машине, то ходить на гейтбол[26].

«Так уж устроена любовь, – говорила она. – Любовь – как саженцы: нужно подкармливать, защищать от снега, всячески ухаживать – сли хочешь сохранить отношения, иначе никак. Если же они не так важны – можно и расслабиться, пустить на самотек, а дальше само пройдет».

Бабушка постоянно об этом твердила. По такой логике, без частых встреч мои чувства к учителю тоже сами собой сойдут на нет. Поэтому я и решила его избегать.

Если выйти из дома, пойти вдоль магистрали, свернуть на дорогу к жилому району, а потом пройти метров сто вдоль реки, выйдешь к улице, на которой живет учитель. Его дом находится не прямо у реки, а где-то через три дома от нее. Лет тридцать назад при каждом разливе реки дома в этом районе подтапливало – вода доходила до пола. В эпоху «экономического чуда»[27] на реке провели масштабные ремонтные работы, и теперь ее окружали бетонные заграждения. Русло реки тоже укрепили и значительно расширили.

Раньше течение в реке было быстрым. Вода текла с такой скоростью, что не было возможности понять, чистая она или мутная. Видимо, стремительное течение влекло людей: временами кто-нибудь бросался в реку, но по большей части попытки оказывались провальными – неудавшихся самоубийц вылавливали живыми ниже по течению.

По выходным я обычно расслабленно прогуливалась вдоль реки, направляясь в сторону рынка. Делала я это не ради встречи с учителем, но сейчас, когда я так старательно избегала наших случайных пересечений, расслабиться уже не получалось. Я буквально не знала, как теперь проводить выходные.

Я попробовала найти другой способ времяпрепровождения: ездила в кино, покупала одежду и обувь… Но я чувствовала себя не в своей тарелке. Все вокруг давило на меня – и запах попкорна в кинотеатре, и неподвижный вечерний воздух в торговом центре, и суета у касс в большом книжном магазине. Мне как будто становилось труднее дышать.

Я попробовала в одиночку ездить в путешествия по выходным. Купив книгу «Ближайшие гостиницы с горячими источниками – ленивые путешествия», я лениво съездила в несколько таких гостиниц.

Похоже, в последнее время путешествующая в одиночку женщина не вызывает таких подозрений, как раньше. Клиенток быстро провожают в номер, быстро рассказывают, где находятся столовая и ванная, быстро сообщают о времени выселения.

Поэтому и я быстро приняла ванну, быстро поужинала, так же быстро помылась снова – и теперь мне было совершенно нечем заняться. Все так же быстро отправившись спать, на следующий день я быстро уехала – вот и все путешествие.

Раньше я могла радоваться жизни и в одиночку, так что же случилось теперь?..

От таких «ленивых» путешествий я вскоре устала, но и просто погулять вечером у реки тоже не могла, так что теперь просто лежала в кровати, погрузившись в размышления.

А правда ли я «наслаждалась» жизнью, пока была одна?

Весело. Мучительно. Приятно. Сладко. Горько. Кисло. Щекотно. Зудит. Холодно. Жарко. Тепло.

Так как же я жила на самом деле?..

Размышления усыпляли. Так как я уже лежала в кровати, веки тяжелели и закрывались сами собой. Положив голову на сложенную вдвое подушку для сидения, я погрузилась в сон. Легкий ветерок с улицы проникал в комнату, пролетая над моей головой. Издалека доносился стрекот цикад.

«И почему я его избегаю?» – сонно размышляла я где-то между сном и явью, когда мысли уже совершенно спутались.

Во сне я шла по пыльной белой дороге. Пытаясь отыскать учителя, я брела под льющийся откуда-то сверху стрекот цикад. Учителя нигде не было.

Я вдруг вспомнила: точно, я же вроде как спрятала мысли о нем в дальний ящик. Аккуратно завернула в крепкий шелковый мешочек и положила в ту большую шкатулку из павловнии в глубине шкафа.

Я больше не могла достать его – шкаф очень большой и глубокий, да и сам учитель никогда не захочет выбираться из прохладного шелка, он навсегда спрячется в сонном полумраке шкатулки.

Думая о том, как учитель лежит с открытыми глазами в своем ящике, я сосредоточенно шагала по белой дороге. Над головой громко стрекотали словно обезумевшие цикады.


Впервые за долгое время я встретилась с Кодзимой. Как оказалось, он около месяца провел в командировке. Такаси подарил мне тяжелые металлические щипцы для колки орехов – сказал, что сувенир.

– Куда ездил? – спросила я, то открывая, то закрывая подаренные щипцы.

– Ездил туда-сюда по западной части Америки, – ответил бывший одноклассник.

– «Туда-сюда»? – смеясь, переспросила я, на что Такаси тоже рассмеялся.

– Я катался по таким маленьким городкам, про которые ты, солнышко, наверняка даже не слышала.

Я сделала вид, что не заметила, как он назвал меня «солнышком».

– И что же ты делал в таких городках, про которые я даже не слышала?

– Да так, всякое-разное.

Руки у него были загорелые.

– Что, загорел на американском солнце? – улыбнулась я, на что Кодзима кивнул.

– Но вообще-то, если подумать, нет никакого «американского» или «японского» солнца – оно на всех одно.

То открывая, то закрывая щипцы, я рассеянно рассматривала руки Такаси. «Солнце на всех одно…» Эти слова застряли в голове, вызывая сентиментальные мысли, но я быстро прервала их поток.

– А я…

– А ты?

– А я так, гуляла.

– Гуляла?

– Ну да, прогуливалась туда-сюда.

– Какое изящество, даже завидно, – легко проговорил Кодзима, и я с той же легкостью произнесла:

– Еще какое!

Щипцы для орехов тускло сверкали в отраженном свете ламп бара Маэды. Мы с Такаси выпили по два стакана бурбона с содовой. Расплатившись, мы поднялись по ступенькам наверх. На последней ступеньке мы слегка, чисто формально, пожали друг другу руки. Потом так же чисто формально поцеловались.

– Какая-то ты рассеянная, – заметил Кодзима.

– Просто расслабилась, – объяснила я. Такаси склонил голову набок.

– Странная ты, солнышко.

– Да какое я тебе «солнышко»…

– Да ладно тебе! – возразил Кодзима.

– Не «ладно», – огрызнулась я, а Такаси только рассмеялся:

– Лето уже кончается…

– Ага, немного осталось…

А потом мы снова обменялись формальным рукопожатием и разошлись.


– Давно не виделись, Цукико, – поприветствовал меня Сатору.

Было уже больше десяти часов. В это время Сатору принимал последние заказы перед закрытием. Я не была здесь уже два месяца.

В тот день я шла с банкета по случаю выхода моего начальника на пенсию. Я выпила даже больше обычного. Я совсем осмелела. Два месяца прошло, в конце концов! На пьяную голову мне казалось, что ничего страшного не случится.

– Давно не виделись, – подтвердила я чуть более высоким голосом, чем мне того хотелось бы.

– Что заказывать будете? – обратился ко мне Сатору, оторвавшись от разделочной доски.

– Бутылочку холодного саке и зеленые бобы.

– Сейчас все будет, – кивнул бармен, снова склоняясь над доской.

За стойкой не было ни одного посетителя. За столиками были две парочки, но и они просто тихо сидели друг напротив друга.

Я отхлебнула саке. Сатору молчал. По радио объявляли результаты бейсбольного матча.

– «Гиганты» сумели вырваться вперед, – пробормотал бармен себе под нос.

Я окинула взглядом зал. В подставке стояло несколько забытых кем-то зонтов. Дождя не было уже несколько дней.

Откуда-то снизу послышалось жужжание. Я подумала, что звук исходит от радиоприемника, но оказалось, что это было какое-то насекомое. Через некоторое время жужжание прекратилось, но вскоре возобновилось.

– Тут какое-то насекомое, – сообщила я, когда Сатору передал мне тарелку с горячими бобами, от которой исходил пар.

– Сверчок, что ли? С самого утра сегодня где-то стрекочет, – отмахнулся бармен.

– Здесь, в баре?

– Да, засел где-то в бетоне у трубы. Думаю, один.

Словно вторя Сатору, сверчок снова застрекотал.

– Слушай, учитель тут говорил, что простудился. Как он там?

– Что?..

– На прошлой неделе он сильно кашлял, а потом я его тут больше не видел. – Бармен стучал ножом по разделочной доске.

– Ни разу? – удивилась я. Голос звучал так пронзительно, что я его не узнавала.

– Ага.

Сверчок продолжал стрекотать. Я же ловила собственное сердцебиение, прислушиваясь к звуку текущей по сосудам крови. Сердце колотилось все быстрее.

– Ты в порядке? – Сатору взглянул на меня. Я не ответила, продолжая молча стоять.

Сверчок стрекотал, потом замолкал, а мое сердцебиение никак не успокаивалось, громко разносясь по всему телу.

Сатору все так же что-то нарезал, стуча ножом по доске. Сверчок снова застрекотал.


Я тихо постучала в дверь. Правда, перед этим я больше десяти минут слонялась перед домом учителя.

Я хотела было позвонить в дверной звонок, но пальцы будто вдруг застыли и не слушались. Потом я решила зайти во двор и показаться на веранде, но ставни были плотно закрыты.

Я прислушалась, пытаясь уловить сквозь закрытые ставни человеческое присутствие, но изнутри не доносилось ни единого звука. Зайдя с другой стороны, я увидела слабый свет в кухонном окне и немного успокоилась.

– Учитель, – позвала я, стоя у закрытой входной двери, но ответа, конечно же, не последовало: едва ли учитель сейчас способен говорить достаточно громко.

Я несколько раз позвала его, но мой голос растворился в ночной темноте. Вот поэтому я и решила постучаться.