– Хотя ждать все равно тяжело, – заметил Сатору, отрываясь от работы – он что-то нарезал за стойкой.
Хозяин бара впустил меня, несмотря на то, что заведение еще не было открыто:
– Ничего еще не готово, но можешь зайти. Присядь тут где-нибудь. Минут через тридцать открываемся. – С этими словами Сатору поставил передо мной бутылку пива и стакан, положил штопор и выдал мне тарелочку с мисо. – Бутылку открой сама, – произнес бармен, быстро нарезая что-то за стойкой.
– Ожидание тоже бывает приятным, – заметила я.
– Думаешь?
Пиво плавно стекало в желудок, понемногу согревая тело. Я лизнула мисо. Это было мисо с добавлением злаков.
– Я позвоню по телефону, – предупредила я Сатору, доставая из сумки мобильный и набирая номер учителя. Поначалу я не знала, на какой номер позвонить – на домашний или на мобильный – но остановила свой выбор на мобильном номере.
Учитель ответил после шестого гудка. Вернее, просто молча нажал на кнопку ответа. Первые несколько секунд он не произносил ни слова. Мобильные телефоны мужчина не любил – он объяснял это тем, что его раздражает задержка звука.
– Не то чтобы у меня были какие-то особые претензии к мобильным телефонам. К тому же, если звонить при других людях, получается довольно интересный эффект: ты как будто громко разговариваешь сам с собой.
– Но?..
– Но мне сложно сказать, хочу ли я пользоваться этим изобретением.
Этот короткий диалог состоялся, когда я попросила учителя носить с собой мобильный телефон.
Раньше он наверняка ответил бы категорическим отказом, но я так упорно рекомендовала ему приобрести телефон, что он не смог отказать. К слову, один парень, с которым я когда-то встречалась, сразу отмахивался от меня, если наши взгляды в чем-то не сходились, но за учителем я такого не замечала. Что это, доброта? В его случае, думаю, доброта эта происходила из его стремления к справедливости. Нет, он не пытался быть нежным со мной – скорее уж, эта доброта возникла из преподавательского желания выслушать меня без предрассудков. Это было намного приятнее обычной нежности.
Это было для меня открытием. Беспричинная нежность оказалась мне неприятна. Но мне нравилось, когда со мной общались на равных.
– На всякий случай. Мне так будет спокойнее, – объяснила я свои настойчивые рекомендации учителю.
– На какой это «всякий случай»? – попытался уточнить он, широко открыв глаза.
– Ну, на всякий.
– А все-таки, что ты имеешь в виду?
– Ну, например, если у вас обе руки заняты, а тут вдруг полил дождь, телефона-автомата поблизости нет, и спрятаться негде – под крышей в кафе полно людей, и надо поскорее вернуться домой… Что-нибудь вроде этого.
– Я в таких случаях просто иду домой под дождем.
– А вдруг вы бы несли что-нибудь, что нельзя мочить? Например, взрывчатку, которая детонирует от попадания воды!
– Я такое не покупаю.
– А вдруг у вас перед домом появится кто-нибудь опасный?
– Вообще-то, Цукико, вероятность встретить опасного человека где-нибудь у магазина и во время нашей с тобой прогулки примерно одинакова.
– А еще вы можете поскользнуться на мокрой дороге.
– По-моему, ты чаще меня падаешь. А я в походах по горам неплохо натренировался.
Учитель был совершенно прав. Я замолчала, опустив голову.
– Цукико, – тихо промолвил мужчина после некоторой паузы. – Хорошо, я все-таки обзаведусь мобильным телефоном.
– Что? – переспросила я.
– Я уже старик – никогда не знаешь, что может случиться. – Учитель погладил меня по макушке.
– Никакой вы не старик, – возразила я.
– Но взамен…
– Что?
– Взамен ты перестанешь называть мобильный телефон «мобильником». Говори нормально. Хорошо? Терпеть не могу это слово – «мобильник».
Вот так у учителя появился мобильный телефон. Иногда я звоню ему для тренировки, а вот сам он в итоге позвонил лишь раз.
– Учитель…
– Да?
– Ну… Я в баре у Сатору.
– Хорошо.
Учитель отвечал односложно. Он, конечно, всегда так делал, но в разговоре по мобильному эта привычка становилась особенно заметной.
– Вы придете?
– Да.
– Я рада.
– Я тоже рад.
Наконец-то он ответил нормально. Сатору ухмыльнулся. Выйдя из-за стойки, он отправился открывать заведение. Я взяла немного мисо на палец и лизнула. Зал был наполнен запахом готовящейся еды.
Меня беспокоило только одно: между нами до сих пор не было физической близости.
Я беспокоилась об этом примерно так же, как с возрастом начинают беспокоиться за свое здоровье во время менопаузы или как при каждом медосмотре с тревогой смотрят на результаты анализов. Так уж устроен человеческий организм: со временем все его системы изнашиваются – и гипофиз, и внутренние органы, и репродуктивная система. Я осознала это, когда задумалась о возрасте учителя.
Я, конечно, беспокоилась, но никакого недовольства не испытывала. Нет – значит нет. Но вот учитель, как мне казалось, имел иную точку зрения.
– Знаешь, меня кое-что беспокоит, – сказал как-то мой возлюбленный.
Тогда мы ели отварной тофу у него дома. Вернее, мы пили пиво, используя приготовленный учителем тофу в качестве закуски. Помимо самого тофу, в составе блюда были еще треска и златоцвет. Сама я к вареному тофу обычно ничего не добавляла. «Вот так незнакомцы и становятся близкими людьми», – пронеслось в моей затуманенной алкоголем голове.
– Беспокоит?
– Понимаешь… Мы с женой много лет этим не занимались…
– А? – Я удивленно приоткрыла рот, следя, чтобы учитель снова не положил туда палец. Стоило потерять бдительность – и он обязательно клал палец мне в рот. Учитель оказался гораздо большим озорником, чем могло бы показаться.
– Да ничего страшного, обойдемся и так, – поспешно успокоила его я.
– А разве так можно? – серьезным тоном спросил он.
– Наверное, нет. – Я села поудобнее, и учитель серьезно кивнул.
– Физический контакт очень важен, Цукико. И от возраста это не зависит. – Он говорил тем же уверенным тоном, каким в школе зачитывал «Повесть о доме Тайра»[31]. – Но я не уверен, получится ли у меня. Если я попробую это сделать без должной уверенности и ничего не выйдет – я стану еще нерешительнее. Это так пугает меня, что не хватает смелости даже попытаться, – продолжил он тем же тоном. – Прошу прощения, – Закончив свою «Повесть о доме Тайра», учитель низко опустил голову. Я тоже низко склонилась, сидя все в той же позе.
«Я помогу, так что давайте все-таки попытаемся», – хотела сказать я, но, подавленная серьезностью учителя, не смогла, как не смогла и попытаться подбодрить его – мол, не беспокойтесь. «Давайте лучше ограничимся объятиями и поцелуями, как обычно», – но и этого я произнести не сумела.
Сказать я ничего не смогла, а потому просто наполнила бокал учителя пивом. Он выпил до дна, а я вынула из кастрюли треску. Листья златоцвета прилипли к рыбе, и получилось красивое контрастное сочетание белого и зеленого.
– Смотрите, как красиво, – заметила я, и мужчина улыбнулся, а потом привычно погладил меня по макушке.
Во время свиданий мы куда только не ходили. На свидания мы отправились исключительно в те места, которые нравились учителю.
– Пойдем на свидание, – говорил мужчина.
Жили мы недалеко друг от друга, но встречались всегда на ближайшей к месту свидания станции. До нужной станции мы ехали по отдельности. Если же вдруг случайно встречались в поезде по пути к месту назначения, то учитель всегда бормотал что-нибудь вроде: «Ох ты, Цукико, какая неожиданная встреча!»
Чаще всего мы ходили в океанариум. Учитель любил рыб.
– В детстве я любил рассматривать ихтиологические атласы, – объяснил он.
– В детстве – это в каком возрасте?
– В младших классах где-то.
Учитель показывал мне свои фотографии времен начальной школы. На старых, выцветших фотографиях он стоял в матросской кепке, щурясь, как от яркого света.
– Какая прелесть! – восхитилась я, на что он кивнул:
– А ты и сейчас прелесть.
Мы с учителем стояли перед аквариумом с тунцами. Пока мы любовались плавающими по кругу рыбами, у меня возникло ощущение, что когда-то довольно давно мы уже где-то стояли точно таким же образом.
– Учитель, – позвала я.
– Что такое? – отозвался он.
– Я люблю вас.
– Я тебя тоже.
Все это мы говорили совершенно серьезно. Мы всегда сохраняли серьезность. Даже когда шутили. Кстати, тунцы тоже были совершенно серьезны. Совершенно серьезным оказалось практически все живое в этом мире.
Конечно же, в Диснейленде мы тоже побывали. Глядя на ночной парад, учитель немного прослезился. Я тоже заплакала. Мы оба плакали, думая каждый о своем.
– Свет в ночи навевает печаль, – заметил учитель, прижимая к носу большой белый платок.
– А вы, оказывается, тоже иногда плачете…
– С возрастом слезные железы слабеют, знаешь ли.
– Люблю вас, учитель.
Мужчина не ответил. Он пристально смотрел на парад. Взглянув на его профиль в лучах света, я заметила, что глаза у него впалые.
– Учитель, – позвала я, но он снова не ответил.
Я позвала еще раз – та же реакция. Взяв его под руку, я внимательно смотрела на Микки, лилипутов и Спящую Красавицу.
– Замечательное получилось свидание, – проговорила я.
– Мне тоже понравилось, – наконец ответил он.
– Пригласите меня еще куда-нибудь.
– Обязательно.
– Учитель?
– Да?
– Учитель?
– Да?
– Не уходите никуда, пожалуйста.
– А я и не уйду.
Музыка стала громче, запрыгали лилипуты. Процессия вскоре удалилась, оставив нас с учителем в темноте. Мимо прошествовал, покачивая бедрами, последний в строю Микки-Маус. Мы взялись за руки. А потом вздрогнули.
Ах да, надо бы рассказать о том единственном разе, когда учитель сам позвонил мне по мобильному. О том, что звонил он не с домашнего аппарата, я догадалась по шуму на фоне.