— Не впадать в отчаяние. Идем, а то сыро.
«Кто здесь?» — панически пульсировал вопрос в голове Ники. Она прислушивалась к тишине в студии, ума хватило не задать вопрос вслух и тем самым обнаружить себя. Дотронулась она до… это была часть руки… а ткань на ощупь велюр, флис, вельвет — что-то из этой текстуры! Ника отскочила в противоположную сторону и теперь пыталась угадать, почувствовать, на каком она расстоянии от человека в велюровой одежде. И почему он, попав, к примеру, в студию нечаянно, не подал голоса? Хотя бы ойкнул — это естественная реакция, не так ли? Впрочем, Ника сама от страха не проронила ни звука, рот будто пластырем заклеен, но человек… он должен был что-то сказать, он же на чужой территории. Почему молчит?
Несмотря ни на что, Ника ориентировалась в своей студии прекрасно. Именно тогда, когда перестала об этом думать, она, что называется, с закрытыми глазами успешно обходила препятствия, неслышно ступая босыми ногами и положившись на интуицию. Не было слышно Нику, но и постороннего тоже. А может быть, рука привиделась со сна? Едва эта мысль мелькнула, человек споткнулся о ее туфли рядом с канапе! И снова ни звука.
Что это значит? Почему он молчит, таится? Что ему нужно? Явно заглянул не чайку испить. Ника вспомнила: ключ, вырванный винчестер — наверное, этого злоумышленнику показалось мало. Но она-то, она! Просто дура! Дверь-то не заперла, когда засела за обработку снимков! Решила, что после ограбления негодяям делать здесь нечего, да и не собиралась Ника задерживаться в студии допоздна. А все совсем наоборот. Нет, она не просто дура, она набитая самоуверенностью дура! Если сейчас загорится свет, Ника останется один на один… неизвестно с кем. На этаже ни одного человека ни в одном кабинете, иначе обитатели данной бетонно-стеклянной вышки уже переговаривались бы в коридоре, выясняя, почему погас свет.
Надо бы к двери пробраться. Бесшумно, конечно.
Тут до ушей долетел легкий шумок, как будто одежда резко трется об одежду через короткие паузы. Шумок раздался очень близко. Трудно вообразить, что в этот миг делал неизвестный, Ника лишь сосредоточилась на расстоянии между «гостем» и собой, вычисляя путь к выходу. Да тут идти-то… чай, не площадь надо пересечь. Не удариться бы лбом обо что-нибудь… Ника сделала шаг… два… три…
И вдруг острая боль! Как будто штук двадцать ос разом ужалили руку чуть пониже плеча. Ника коротко вскрикнула, схватившись за руку, при этом немного отшатнулась, что, видимо, и спасло ее. Теперь осы ужалили скулу ниже глаза, Ника второй раз вскрикнула. Она ничего не понимала, в то же время сообразила сделать несколько шагов от жалящего средства в чьих-то безумных руках…. То есть у кого-то голова безумная.
И опять незадача! Ника врезалась в стену, произошло это, само собой, не бесшумно. Чувство самосохранения у нее мощное: ударившись, она мигом присела на корточки и услышала шлепанье по полу. Шлепали в ее сторону. Какое счастье, что в студии темнота! Ника на четвереньках, быстро-быстро, проползла вдоль стены, ладони утонули в ворохе ткани — это шторы, которыми она преобразует интерьер для съемок. И это ориентир, как раз рядом стоит канапе, в данных условиях диванчик может стать неплохим щитом. К тому же от штор можно выстроить точное направление к выходу без препятствий.
Ника замахала рукой по воздуху, пытаясь найти канапе, но… Сзади она слышала шевеление. Ее ищет неизвестный… Враг! Ее ищет враг. И это он чем-то глухо ударяет по стене… Да где же канапе?
Ладонь коснулась спинки, и Ника чуть не закричала от радости, дело в том, что от счастья горло перехватило, крик не смог прорваться. Сразу появилась уверенность, и она подумала: «Ну, теперь я тебе покажу!..» Рывок — и Ника схватилась за спинку канапе, одним движением развернула диван, очутившись за ним. Теперь она отчетливо услышала быстрые шаги по направлению к ней. Еще чуть-чуть подпустить… Можно!
Собрав все силы, Ника толкнула диван вперед. Получилось! Он врезался в злоумышленника… Ника больше не прислушивалась к грохоту, сопению, а рванула наискосок — там свободное пространство, всего шагов пять… затем нужно повернуться и — прямо… Жаль, не побежишь, врезаться можно… Ника шарила по воздуху обеими руками… Вот он — выход. Еще несколько шагов… Дверь открыта… Коридор!
— Куда же мне, куда?.. — задыхаясь от перенапряжения, произнесла Ника шепотом. И вдруг заметила в конце коридора проблеск, там лестница. Не свет, а именно проблеск, довольно тусклый, шел он снизу и как бы двигался… Это фонарик! Там кто-то есть. Ника побежала в конец коридора, закричав севшим от страха голосом:
— Я здесь!.. Помогите!.. Сюда!..
— Не приехал, да. Причина была: на хвосте пассажир сидел, ты понял? Я не хотел рисковать…
Слушая Глеба по телефону, Слава поднял глаза на вошедшую в комнату Карину, улыбнулся, потому что приятно толкнулось сердце. Он понимал беспокойство друга, оставшегося один на один с собой, старикан не в счет, он сам себе приятный, в компаниях не нуждается. А на звонки Слава не отвечал из-за Коня. Пробыли в больнице несколько часов, стоило кому-нибудь позвонить, ищейка тут как тут, поэтому Калинин отключался, не взглянув на дисплей, когда звонил Глеб. А чего на него смотреть? В контактах всего две записи — старикана и Глеба, обе обозначены цифрами 1 и 2, мелодию поставил разную. А потом… О, потом пресловутая личная жизнь заставила забыть вообще обо всем, а сейчас пришлось оправдываться:
— Поверь, я не мог говорить… Нет, не по телефону. Выжду день-два и приеду. А ты ищи… Слушай, все нормально. Встретимся завтра часиков в пять в кафе, ну, ты помнишь… Я же должен и работать теперь за нас двоих. Все, пока.
— Это был Глеб? — поинтересовалась Карина, ставя на стол поднос с пиалой, пузырьками и ватой. Смочив тампон в пиале, она присела на диван и приложила его к раненой губе Славы. — Ты сказал ему о брате?
— Зачем? Чтобы добавить лишних переживаний? К тому же Валерка в норме, не считая сотрясения. Ой!.. — дернулся он от боли. — Чем это ты меня?..
— Лежи, лежи. Это раствор перекиси, она не жжет, просто я немного задела рану. Постоянно ношу с собой пузырек на всякий случай. Сейчас прижжем ранку марганцем… Это все, что нашлось в твоей аптечке. Даже аспирина нет.
— Я не собираюсь болеть еще лет тридцать.
Конечно, можно потерпеть, тем более почти не больно, губа разболелась после активных поцелуев со всеми вытекающими последствиями.
— Вот негодяй, рассек губу… — пожалела Карина Славу.
— Бил, скотина, по старинке: кастетом.
— Что теперь им будет?
— Братцу Дины и компании? Думаю, за групповое нападение… двойное, кстати, дадут… м… много. Но папа Дины позаботится о единственном сыне, в этом смысле Глебу не повезло.
— Что ты имеешь в виду.
— Папа постарается купить Фемиду со всеми потрохами. Тебе идет моя футболка. Как платье.
— Брюнеткам идет красный цвет. Ну вот, сделано. Можешь расслабиться.
Карина хотела встать, но он поймал ее за руку и потянул на себя. Рассмеявшись, она кинула тампон на стол (не попала, он упал на пол) и улеглась, положив голову на плечо Славы. М-да, история: когда Глебу крупно не повезло (не проходило ощущение, что судьба на нем отыгралась за всех удачливых красавцев), Слава в то же самое время поймал свою птицу счастья. И чувствовал некоторую вину…
— Мне, честно скажу, Дина не нравилась.
— Почему? — заинтересовалась Карина. — Она очень красивая.
— Красота еще не повод спать с женщиной. Нам привили плохую привычку — не вмешиваться в чужую жизнь. А если это друг — как быть, промолчать? Я теперь жалею, что не вмешался, надо было выложить Глебу свои впечатления.
— А что не так в ней было?
— Высокомерие. Убогость ума. Ну, высокомерие и убогость ума понятия взаимосвязанные, человек умный не будет возносить себя до небес. Но в ней еще и жлобство присутствовало, знаешь, она из этих — весь мир для меня, а вы, случайные попутчики, держитесь подальше, я вами брезгую. Говорить с ней вообще не о чем, она дура в кубе. Однажды попал я в кофейню с ней, мы там Глеба ждали, видела бы ты, как она официанта унижала — на его месте я бы убил ее. Познакомившись с братцем, я понял, что это у них семейное.
— Значит, плохо воспитывали мальчика с девочкой. Ты сказал, папа может купить Фемиду… Второй смысл твоей фразы — деньги дают ему право быть хозяином положения всегда и во всем? Но это право плодит смертельных врагов, так? А если кто-то отомстил именно ему, убив дочь? Выслеживал ее с целью, например, похищения, наконец, дождался идеального стечения обстоятельств: парк, Глеб убежал за фотографом, Дина осталась одна… Удобный момент переложить свое преступление на партнера девушки. Скажи, ну зачем этим заниматься в парке?
— Из-за Валерки…
— В городе полно гостиниц. Не понимаю, зачем в парке…
Слава думал о мотиве, подсказанном Кариной, она всегда умела ненавязчиво подкинуть то ценную мысль, то идею, способную спасти положение. Конечно! Отцовские грехи!.. Или маньяк? Нет, отцовские грехи как-то ближе уму и сердцу, так как в этом случае убийцу найти легче — так представлялось ему.
— Слава…
— М?
— Скажи, ты порядочный человек?
— Да. А что?
— Слава богу. А то мой папа-армянин с братьями — моими любимыми дядями — оторвут тебе все части тела. Догадываешься, за что?
Он уловил шутливый тон, но в каждой шутке, как известно, есть доля шутки. Однако намек подвинул Калинина на решительные действия, иначе он не решился бы еще долгое время на шаг, ограничивающий свободу.
— Ого, — сказал Слава, немного отстранившись от Карины и заглянув ей в лицо. — Выходит, папа не признает свободных отношений?
— Нет, не признает.
— Ну, тогда… А ты? Не боишься совершить ошибку?
— Не боюсь, — хихикнула Карина.
— Ну, тогда из уважения к твоему папе я…
— …и его братьям — моим любимым дядям, — дополнила Карина.
— Да, да. К ним тоже… И что, ты соглашаешься? — изумился Слава и даже приподнялся на локте.