— Так… мог это сделать в любой другой момент, — возразила Ника. — В магазине, вечером, когда захожу в подъезд, когда…
— Значит, не мог! — перебила Карина.
— Почему?
— Откуда я знаю! Может быть, он думает, что о происшествии в парке ты ничего не знаешь, но как только тебе станет известно, ты поймешь: человек в парке и есть… тот тип. Он боится, что ты донесешь на него. В общем, у него есть шанс избежать наказания. Ника, везение — изменчивая штука, а клуб, где много народа, идеальное место, чтобы тебя… Он знает, что ты будешь на открытии…
— Ника, он там! — крикнул в трубку Слава. — Где-то рядом с тобой.
— Ты поняла? — сказала Карина.
— Поняла.
— Ника, будь умницей, возьми такси и приезжай домой.
— Да… конечно… Я сейчас… сейчас приеду.
Сказать, что она испугалась, — это ничего не сказать. Ника в биллиардной одна, не перед кем ей выпендриваться и корчить из себя крутую леди, которой все нипочем. Разве Карина не убедительна была? У убийцы есть основание пришить Нику — ему нужны кадры из парка. Попросить он не может, мол, отдай мне картинки с моим изображением в парке, чтобы легавые меня не взяли, я же девочку пришил, не отдашь — пришью тебя. Исключено. У Ники реально поджилки затряслись! Да, народу полно, в зале — праздник, шум. Защититься нечем. Если тот самый тип зайдет сюда, криков великого фотографа ни один человек не услышит, исключая случайность, когда кто-то неожиданно окажется рядом. Но Карина сказала, везение — изменчивая штука, и она права тысячу раз.
Живо покидав в сумку вещи, то и дело поглядывая на дверь, затем через плечо повесив фотокамеру, Ника подошла к двери и замерла. Противные мысли зашевелились в голове и отравили сознание: а если убийца уже стоит с той стороны? Вот сейчас Ника открывает дверь и нос к носу… Она представила убийцу с бесстрастным лицом и неживым взглядом, со впалыми щеками и тонкими сжатыми губами, который шагнул навстречу, загоняя ее назад в биллиардную.
Буйную фантазию прервал дикий, нечеловеческий женский вопль, перекрывший звуки музыки, слабо доносившиеся из зала. Вопль заставил Нику непроизвольно вздрогнуть, в то же время вспомнить, что она здесь все же не одна. Может быть, убийца нашел другую жертву, теперь та неистово визжит, призывая на помощь. Но ведь здесь полно людей, они что, действительно, не слышат? Ника рванула на себя ручку двери, выскочила в холл, осмотрелась. Никого. А в холле музыка грохотала, но из туалета неслось:
— А!.. А!.. А!..
Значит, там кого-то убивают — да, да, так кричат, когда убивают. В зале не слышат вопли из-за децибел, однако ударные не будут греметь вечно. Забыв, что несколько секунд назад она с содроганием думала о человеке, несущем смерть, что он опасен, Ника ринулась в туалет на помощь несчастной женщине. В конце концов, с двумя бабами справиться значительно сложнее, а там и народ подоспеет. Очутившись в туалетной комнате, Ника выронила сумку, увиденная картина ее потрясла, а рука механически нащупала фотокамеру на боку…
18
Вибрируя, трубка на полированной столешнице сползала к краю, Иван Николаевич поймал ее в последний момент. Звонок от Андрея Дерезы.
— Да? — сказал в трубку Гранин.
— Иван Николаевич, не теряйте времени, срочно приезжайте в клуб «У Софи», пока районная полиция тут не наследила.
— Не понял, а что случилось?
— Убийство, Иван Николаевич. По всем показателям наше, четвертое, здесь все известные нам лица.
Радовался Андрей как последний идиот. Это нонсенс, от подобных «обожателей своей работы» вреда больше, чем пользы, подумалось Гранину, но вслух он сказал:
— Заинтриговал. Ладно, еду. Погоди, а где это?
Как выяснилось, новый клуб находился в нескольких шагах от дома, но Гранин отправился на место происшествия на машине. Событие не располагало к прогулкам по ночному городу, да и четыре колеса быстрее, чем две ноги, даже и тогда, когда вытаскиваешь их из гаража.
Попав в холл клуба, Гранин окинул взглядом нахмуренные лица нарядно одетых людей и понял: здесь был праздник, но он не удался. Что ж, бывает. У распахнутой настежь двери туалетной комнаты Дереза делал ему знаки, мол, сюда, сюда, а Иван Николаевич без него догадался, куда ему. Идя к туалету, он лишь скосил глаза на Стригунову Нику, подпиравшую плечом стенку, она поймала его взгляд и потупилась.
— Я все формальности уладил, — сообщил не без гордости Андрей. — А они и рады (он имел в виду группу, приехавшую на вызов) перекинуть нам дело, кому охота возиться с убийством?
Первое, что бросилось в глаза, — золотое платье, похожее на тонкую фольгу со всеми положенными изломами, но в красных разводах в районе живота. Брызги крови попали на руки, на грудь и шею. Девушка сидела в углу, глупо тараща глаза и приоткрыв рот, словно хотела что-то сказать именно сейчас и именно Гранину. У мертвых, когда их застала смерть внезапно, широко распахнутые глаза выглядят глуповато, ну, если говорить мягче, — нелепо. Жуткие и негуманные мысли. Однако Гранину так показалось на том самом первом деле в его жизни, о котором он не любил вспоминать (и постоянно вспоминал), с тех пор воды утекло много, а первое впечатление всегда одинаковое, к счастью, оно проходит. Рядом с трупом на корточках сидела Ирина, увидев Гранина, поздоровалась кивком головы и указала пальчиком на рукоятку, торчащую из живота. Ирочку, видимо, тоже вызвал инициативный Андрей. Иван Николаевич повернул голову в противоположную сторону — на полу сидела еще одна девушка в кровавых потеках на руках и с низко опущенной головой.
— Ты говорил, труп один, — бросил Гранин Дерезе через плечо.
— Она жива, — тихо сказал тот, имея в виду Тамару. Будто в подтверждение его слов, Тома всхлипнула, а головы так и не подняла. — Но все, что рассказывает, странно, ей-богу.
— Где можно уединиться?
— В кабинете заведующего. Кого будем допрашивать?
— Пока проведем опрос свидетелей по горячим следам, — поправил его Гранин. — Сначала хозяина заведения, потом девушку… м… со странностями. Но сначала попроси полицию вызвать медиков, пусть ей валерьянки дадут, укол сделают, что ли. Мне адекват нужен, а не то, что я сейчас вижу на полу.
Через пять минут в довольно просторном, обставленном в стиле техно кабинете перед ним сидел представительный седовласый мужчина, попросивший разрешения закурить. К этому времени Гранин получил минимальные сведения о хозяине, его отношениях с убитой и т. д. от Андрея, успевшего разузнать много чего интересного.
— Клуб принадлежит вам, — скорее утвердительно, нежели задавая вопрос, сказал Гранин. — А все уверяют, что владелица Софья.
— М… — В паузе Дубич соображал, какой ответ в его случае не навредит. — Сонечке хотелось бы получить кафе, но я не делаю подарков космической стоимости. Я не олигарх, к сожалению, и не альтруист. Выбрасывать миллионы не в моих правилах, они мне достаются нелегко. Но я разрешил управлять кафе… то есть клубом. За суммарное вознаграждение.
— Что значит суммарное? — заинтересовался Гранин, заметив краем глаза, как Дереза, писавший протокол, ухмыльнулся.
— Это значит, за работу здесь и услуги интимного характера, — прямо ответил Дубич. — Поверьте, вознаграждение весьма и весьма неплохое, ей хватило бы на сумки-шляпки и булавки.
— Верю, — безотносительно сказал Гранин. — Вы женаты?
— Разведен. Давно.
Значит, месть жены отпадает, это лишь подтверждение, Гранин уже знал, где искать убийцу, однако у него еще было много вопросов:
— А скажите, у вас только деловые были отношения?
— Нет, конечно. Я по-своему любил Соню, не теряя головы, извините, возраст не тот. Она, разумеется, меня не любила… Пожалуй, у нас были отношения деловые.
Гранин рассмеялся, он иногда позволял себе расслабиться, полагая, что в такие моменты оппонент охотней идет на контакт, чувствуя в следователе не правовую машину, а человека.
— Как думаете, кто и за что? — Это был главный вопрос.
— Ни одной версии.
— Это же молодежный клуб, молодежь сейчас безбашенная — наркотики, конфликты, драки, а то и поножовщина. Я к чему: видеонаблюдение ведется?
— Будет вестись. — Дубич потупился, понимая, что молодняк без «пастухов» большое упущение. — Соня торопилась открыть клуб, мечтала посмотреть, как пойдут дела. А монтаж видеоаппаратуры запланировали начать со следующей недели, мне обещали привезти новинки. Вот и ждали… точнее, не стали ждать, открылись.
— Жаль. Очень жаль. Спасибо, вы можете идти. Андрей, давай эту… из туалета девушку.
Тамара вошла, словно пьяная, глазами Гранин указал на стул, девушка бухнулась на него, сразу окаменела, опустив плечи и глядя в сторону. Ну и вид! Темно-бордовое платье в пятнах, которые различить трудно, но это пятна крови. На шее, щеках те же пятна, в крови волосы. А руки Тамара успела вымыть, но когда Гранин впервые ее увидел, они были тоже в крови. Он старался не напирать на нее, чтобы не довести до истерики, перво-наперво поинтересовался, избрав тон доброго доктора Айболита:
— Вам есть восемнадцать лет? (Она утвердительно кивнула, слава богу, слышит. Совершеннолетняя — уже хорошо, а то пришлось бы приглашать маму, а мама притащилась бы с адвокатом.) Как вы себя чувствуете, Тамара?
— Нормально.
— А рассказать можете, что произошло в туалете?
Сначала она завесила паузу, видно, вспоминала события и вспоминала с трудом, затем обреченно кивнула и начала медленно, делая паузы между словами и фразами:
— Мы с Сонькой шли в туалет. Она зацепилась с одной нашей страхолюдиной… по имени Эва, а я вошла в… в… кабинку. Когда выходила, меня кто-то ударил по голове.
— Чем ударили? — уточнил Гранин.
— Не знаю. Чем-то твердым. Я больше ничего не помню… только резкую боль. А потом… потом… я поняла, что лежу. Только не понимала, где. Открыла глаза… вижу, сижу на полу, а лежу на Соньке. Хотела спросить ее, что это мы тут делаем, но когда я пошевелилась, у меня в голове звон и боль… Я все равно встала на колени… и увидела… Ууу… Ууу… — завыла Тамара.