— Отлично, — произнес доктор, снимая последнюю повязку, пристально рассматривая мою кожу, — никаких повреждений.
— Ты настоящая красавица, Лаура, — восхищенно воскликнула Анна, подходя ближе и протягивая зеркало.
Доктор одобрительно прищелкнул языком. Я смотрела на свое отражение и думала: «Теперь мне с этим лицом жить. С лицом древней нарисованной аристократки».
— Завтра утром приедет гипнолог, — добавил доктор немного смущенно, — мы вызвали его из Мадрида.
Врачи решили оставить меня еще на один день. В общем и целом я была полностью здорова и готова покинуть госпиталь. Полиция выдала временные документы. Симпсоны взяли на поруки и сказали, что я буду жить у них. До тех пор, пока не найдутся родственники. В ответ на это оптимистическое заявление я только хмыкнула. Тогда мне придется жить у них вечно.
Наступило утро. Я на костылях поковыляла к раковине. Умылась, почистила зубы. Сделала обязательную зарядку, с трудом, но переоделась в то, что мне принесла вчера Анна — летний сарафан и сланцы. Села на стул и принялась ждать докторов. Должна была так же приехать и Анна, как единственный близкий мне человек. Гипноза я серьезно опасалась. Меня погрузят в сон, будут задавать разные провокационные вопросы. А я должна буду отвечать, хочу этого или нет.
После экзекуции я очнулась и со страхом осмотрела присутствующих. Что я говорила, что рассказала, какую тайну открыла? Я ожидала, что меня сейчас назовут сумасшедшей и безумной, что во взглядах, обращенных на меня, будут ужас и негодование.
Но Анна и доктора смотрели только озадаченно и растерянно.
— Непонятно, — в итоге заявил сеньор Перес.
— Что я говорила? — испуганно пробормотала я, сделав соответствующее лицо.
— Как я и предполагала, ничего толкового гипноз не дал, — за всех ответила Анна. — Когда доктор спросил, как тебя зовут, ты сказала Лаура. Он попросил уточнить фамилию. Ты озадаченно застыла и непонимающе уставилась в окно. Он произнес: «Назовите полное имя и фамилию», ты неуверенно произнесла — Лаура де Монтиньонес. Он спросил, сколько тебе лет. Ты ответила — много, точно не знаешь. Где ты жила? Ты сказала — Испания, Германия, Франция, Бельгия… В общем перечислила почти все страны Евросоюза. Твои родители? Ты сказала Создатель. Доктор уточнил — Бог? Ты ответила — да. Больше мы ничего не добились.
Я ошеломленно помотала головой. Ничего не помню.
— Гипноз не помог. Остается надежда, что когда-нибудь Лаура сама вспомнит, — скептически произнесла Анна.
— Но мы узнали ее фамилию! — воскликнул Перес. — А это уже немаловажно! Если мы найдем родственников, то сможем сообщить им.
Доктор раскрыл планшет и принялся что-то там писать. Я опасливо косилась на его одухотворенное лицо.
— Так. Лаура де Монтиньонес. Посмотрим, — бубнил он под нос. — Есть одна Лаура!
Все перевели изумленные взгляды на Переса, ожидая чего-то невероятного.
— Упс! Лаура де Монтиньонес, дочь дона Хуана де Монтиньонес, испанского гранда, жившего в начале шестнадцатого века в Севилье. Единственный отпрыск. Она была отдана в жены какому-то богатому феодалу. Не оставила после себя детей. Род де Монтиньонес угас. Лаура была последней его представительницей.
— И все? — поинтересовалась Анна. — А сейчас кто-нибудь носит эту фамилию?
— Данных нет, — поднял голову доктор. — Возможно, полиция что-то найдет?
— Ничего она не найдет, — проворчала Анна, помогая мне встать с кресла и подавая трость. Ноги по-прежнему держали слабо. Мышцы за неделю массажей и физиопроцедур окрепли, но недостаточно. — Хватит для Лауры гипнозов и лечений. И так настрадалась, бедная девочка. Мы едем домой.
Симпсоны привезли меня к себе. Домик у них был небольшой. Даже не отдельный дом, а таунхаус со своим выходом и маленьким палисадником, на котором цвели примулы и стояла беседка. Он был гораздо меньше виллы Джорджа, находился не на первой линии моря, и с него не открывался завораживающий вид, но мне он показался гораздо милее и уютнее. В доме был один этаж, две спальни и большая гостиная. Кухня, она же и столовая, находилась в ней же.
Я не знала, что буду делать. Как жить, на что существовать. Симпсоны хорошие люди, но я не могу же у них жить вечно? В основном я помалкивала, так как боялась ляпнуть что-нибудь анахроничное или допотопное. Я постоянно училась, прислушивалась к разговорам вокруг, смотрела телевизор. Пыталась запомнить стиль речи, выражения, современные термины. Предстояло научиться читать и писать. Еще в больнице я попросила букварь и заучила алфавит. Пока испанский, дальше в планах были английский и французский.
Голова шла кругом — я живу! Пью, ем, дышу, трогаю, ощущаю. Столько непередаваемых оттенков эмоций и вкусов каждый день! Наверное, когда-нибудь мне надоест смотреть на солнце или пить апельсиновый сок, но пока этот день не наступил. Меня приводили в восторг самые обычные вещи — постоянство слов «Доброе утро» каждый день, вкус поджаренного хлеба с тонким ломтиком ветчины, скольжение расчески по волосам, мытье рук, запах мыла. Даже боль в мышцах после зарядки была приятна!
Наверное, мне нужно найти работу, ведь здесь все люди работают. Но как только я заикнулась об этом, Анна раскричалась и назвала меня безмозглой дурочкой.
— Едва ходишь! Не умеешь ни читать, ни писать! Ничего не знаешь и не помнишь! Куда ты пойдешь? — восклицала она. Джон сидел рядом и согласно кивал головой. — Тебе как минимум еще месяц приходить в себя. А там, глядишь, и родственники найдутся.
Я согласилась, так как сама понимала, что сейчас я беспомощная, как котенок. И с удвоенной силой взялась за обучение. Анна даже наняла репетитора, женщину, обучавшую чтению и письму первоклашек. С ней дела пошли быстрее.
А через две недели к нам пожаловали гости. Неожиданно из Америки к Симпсонам прилетел их внук Ричард. Анна и Джон были безумно рады приезду любимого внука, а я отнеслась к этому событию с настороженностью. С чего бы это студент последнего курса престижного университета в разгар обучения решил приехать проведать бабушку с дедушкой? Не иначе, как проинспектировать. Посмотреть на хищницу, которая поселилась у них и тянет деньги пенсионеров. Как это ни прискорбно, но доля истины в этом была — Симпсоны заплатили немалую сумму за мое пребывание в госпитале.
— Познакомься, Лаура, — Анна сияла, как отполированный чайник, — мой внук, Ричард Симпсон. Студент Йельского университета, сын моего старшенького, профессора по литературе — Генри. Генри сам работает в Йеле. Преподает английских и французских классиков.
Молодой человек пристально рассматривал меня сверху вниз. Кого он видел? Худенькую белокурую девушку с роскошной косой, широко раскрытыми серыми глазами и бледной кожей? Или все же, холодную алчную красавицу, коварную и подлую?
Я попыталась встать с дивана и достойно поприветствовать гостя, но Анна не дала, с силой опустив руку на мое плечо.
— Она еще плохо ходит, — объяснила за меня Анна внуку, — незачем вставать.
Ричард был похож на дедушку. У него тоже был тяжеловатый квадратный подбородок с ямочкой и широкий умный лоб. Карие пытливые глаза смотрели цепко и испытующе. Лицо после многочасового перелета выглядело устало, но не настолько, чтобы смягчиться при виде ловкой аферистки, то есть меня. Молодой человек буднично поцеловал Анну в щеку и сел напротив, демонстративно сложив руки на груди. Анна с Джоном уселись рядом со мной, словно защищая от своего же внука. Морщинистая рука Анны накрыла мою и несильно сжала, словно говоря: «Держись».
— Черт, — пробормотал Ричард на старофранцузском, — а она красотка.
— Это хорошо или плохо? — поинтересовалась я на том же диалекте.
Глаза парня изумленно округлились.
— Вы знаете языки? — удивленно поинтересовался он на немецком.
— Немного знаю, — ответила я на нем же.
— И какие? — на итальянском.
— Какие именно Вас интересуют? — ответила я на сербском.
— Туше, — усмехнулся Ричард и перешел на английский, — сербский только недавно начал учить.
— Сочувствую, — произнесла на чешском.
Дуэль состоялась. Неизвестно, выиграла я в ней или нет, но впечатление произвела, это точно. Парень был явно дезориентирован. Он озадаченно хмурился и кусал губы. «Разрыв шаблона налицо», — усмехнулась я мысленно.
— Бабушка, — в голосе Ричарда проскользнула то ли ревность, то ли зависть, то ли уважение, — ты же говорила, что Лаура потеряла память? Как она может помнить столько языков?
— А ты у нее спроси, — горделиво ответила Анна, словно моя победа в дуэли ее заслуга.
— Я сама не знаю, на скольких языках могу разговаривать, — дружески улыбнулась я, — просто слова приходят в голову и все.
— С ума сойти! — воскликнул Ричард, обводя взглядом всех нас. — Лаура разговаривает на семи языках! Это минимум! Меня отец учил языкам с детства. И то, славянскую группу я так и не смог одолеть, а она знает! Сколько же Вам лет?
Я скромно опустила глаза.
— Точно не помню.
— Вряд ли больше двадцати-двадцати пяти, — ответил сам же на свой вопрос Ричард, — тогда Вы уникум.
Ловкая аферистка была забыта. Теперь я уникум. Хотя, если бы он знал, сколько мне лет на самом деле, вряд ли он бы считал меня гением. За пять столетий еще и не то можно выучить.
— Вы могли бы работать переводчиком или кем-то другим в этой сфере, — продолжил он.
— Я не умею ни читать, ни писать, — вздохнула я показательно, — только начала учиться. Поэтому вряд ли я сейчас готова к полноценным переводам.
— Допрос закончен? — обратилась Анна к Ричарду, вставая. — Можем идти ужинать?
После неуверенного кивка внука она добавила:
— Пиши эсэмэс отцу, что Лаура приличная девушка и не собирается обирать бедных стариков.
Мне показалось, что внук смутился.
— Неужели вы с Генри думали, что мы совсем уже из ума выжили на старости лет? — Анна с хитрецой смотрела на Ричарда, уперев руки в бока. — Лаура прекрасно может о себе позаботиться, когда окрепнет и встанет на ноги.