итии. Короткий разговор с госпожой Рурико принес ему огромное удовлетворение. Он не заметил, как пролетели эти драгоценные минуты, – машина, замедлив скорость, уже ехала по мосту Мансэйбаси.
– Я глубоко признателен вам за внимание! – сказал Синъитиро, готовясь выйти из машины.
Но Рурико, будто вдруг вспомнив о чем-то, спросила:
– Скажите, пожалуйста, вы свободны сегодня вечером?
Поднявшийся было с места Синъитиро снова сел.
– Как следует понимать ваш вопрос?
– Я хотела узнать, не заняты ли вы сегодня чем-нибудь дома?
– Нет… не занят, – ответил Синъитиро, с любопытством ожидая, что она скажет дальше.
– Я хотела… – Она сделала паузу и продолжала: – Я пригласила пианистов, брата и сестру, в Императорский театр, а после театра поужинать. Я купила заранее ложу. Но они отказались, сославшись на какие-то неотложные дела. И вот мне приходится ехать в театр одной. Но я буду скучать там в одиночестве. Не составите ли мне компанию? Я была бы вам очень благодарна за это!
Рурико говорила таким тоном, что отказать ей было трудно, и сердце Синъитиро учащенно забилось от столь неожиданного предложения. Время, проведенное в ее обществе, наполнило его невыразимым блаженством. Ее мелодичный голос, пленительная улыбка, блестящий ум вызвали у Синъитиро неподдельное восхищение, обогатили его духовно. Провести с нею вечер казалось Синъитиро несбыточным счастьем. Он уже хотел ответить согласием, но вспомнил о жене. Ведь он сказал ей, что едет провожать распорядителя фирмы, а это могло занять самое большее два часа. Он очень огорчит ее, если задержится допоздна. Его размышления прервала Рурико:
– Долго же вы думаете! Могли бы и побыстрее ответить. – В ее голосе было столько высокомерия, что каждое слово больно ранило сердце Синъитиро.
Рурико пристально смотрела на Синъитиро, и ее тонкая, завораживающая красота вытеснила образ милой и скромной Сидзуко.
«У меня впереди целая вереница вечеров, которые я проведу с Сидзуко. Но, представится ли мне еще случай провести вечер с такой очаровательной женщиной? Если я упущу его…»
Сердце Синъитиро забилось, как у вырвавшейся из клетки птицы, и он наконец решился:
– Если только это не поставит вас в неловкое положение, то я охотно составлю вам компанию.
– А-а! Значит, вы согласны? Тогда едемте сейчас же в Маруноути.
Последние слова Рурико произнесла громко, чтобы их слышал шофер. Заглохший было мотор снова загудел, машина повернула и помчалась по Судатё, ловко пробираясь через толпу. Видимо, мостовая возле трамвайной линии была в неисправности, потому что машину то и дело подбрасывало. При каждом толчке сердце Синъитиро сладко замирало.
– Простите за нескромный вопрос, вы женаты?
– Да, женат.
– Надо бы предупредить вашу жену, что вы задержитесь, не то она будет волноваться.
– Нет, нисколько, – ответил Синъитиро, но в голосе его звучала тревога.
Войдя в южный подъезд Императорского театра и поднимаясь по лестнице, Синъитиро снова ощутил сильную робость при мысли о том, что вот сейчас он войдет в это великолепное здание, где собирается весь высший свет, да еще с такой очаровательной женщиной, привлекающей к себе всеобщее внимание. Но опасения его окапались напрасными. Спектакль уже начался, и в вестибюле им встретилось не то два, не то три опоздавших зрителя, которые спешили занять свои места. Очутившись в первом ряду пустой ложи рядом с госпожой Рурико, Синъитиро немного успокоился. Ему было приятно, что в зале полутемно, не то что на сцене, залитой ярким светом.
Несколько минут Рурико смотрела на сцену, потом вдруг, обращаясь к Синъитиро, сказала:
– Я привезла вас в театр, а вам, быть может, здесь совсем не интересно?
– Л Нет, отчего же, я очень люблю театр, только не нынешний Кабуки [36].
– Я тоже не люблю Кабуки, но часто его посещаю, потому что некуда больше ходить. Герои Кабуки мыслят совсем по-другому, чем мы. Женщины там какие-то неживые, настоящие куклы, они живут по правилам старой морали. Ни у одной из них нет собственного «я».
– Вполне согласен с вами, – откликнулся Синъитиро.
– По-моему, каждая женщина вправе распоряжаться своей судьбой, а не жить так, как ей велят муж или родители. Она должна быть свободна от старых традиций и старой морали. Героиня одной из современных английских пьес говорит, что если мужчина может забавляться со многими женщинами, отчего женщине не поступать точно так же. Я тоже порою так думаю…
Рурико говорила шепотом, наклонившись к самому уху Синъитиро, и он, ощущая на своем лице ее теплое ароматное дыхание, испытывал невыразимое блаженство.
– Но вам, вероятно, не нравятся такие женщины? – С этими словами Рурико слегка отодвинулась от Синъитиро и улыбнулась. В каждом ее движении сквозило кокетство, и держалась она так смело и откровенно, что у Синъитиро слегка помутилось в голове. Завороженный чудесным видением, он краснел, словно мальчик, и молчал, не находя слов.
Вдруг Рурико посерьезнела.
– Вы первый, с кем я так откровенна, – сказала она. – Ведь человек, ничего не смыслящий в литературе, мог бы превратно истолковать мои слова. Мне давно хотелось найти друга, с которым я могла бы говорить откровенно, который понимал бы меня. Почему-то считают, что между мужчиной и женщиной не может быть дружбы, что такая дружба непременно ведет к любви. Что вы на Это скажете? Я полагаю, что подобная мысль в корне неправильна. Если мужчина и женщина в интеллектуальном отношении высоко развиты, они вполне могут поддерживать дружеские отношения. Взять хоть нас с вами, мы могли бы служить отличным примером. – Говоря это, Рурико рассмеялась и так близко наклонилась к Синъитиро, что едва не коснулась губами его щеки.
У Синъитиро приятно кружилась голова, он весь отдался очарованию мелодичного голоса, чувствуя, как его яд постепенно отравляет душу.
Светская львица
Несколько часов, проведенных Синъитиро в обществе госпожи Рурико, показались ему каким-то волшебным оном. Он все больше и больше поддавался обаянию ее женственности.
После театра Рурико довезла Синъитиро до Хандзомона, где он пересел на трамвай, шедший в Синдзюку. На прощание Рурико высунулась из автомобиля – в темноте лицо ее казалось особенно белым – и сказала:
– Жду вас в следующее воскресенье!
От этих слов у Синъитиро сладко забилось сердце, и он еще долго не двигался с места, провожая взглядом блестевший во мраке зеленый огонек удалявшегося автомобиля. Он все еще чувствовал на лице ее горячее дыхание, в ушах звучал ее красивый, мелодичный голос. Сейчас Синъитиро был полон ею одной. Он забыл обо всем на свете – и о погибшем юноше, и о таинственных часах, он забыл даже о любимой жене.
Домой он вернулся за полночь. Но Сидзуко встретила его, как всегда, с радостью. Глядя на ее кроткую, наивную улыбку, Синъитиро почувствовал угрызения совести, но в то же время не мог не признаться себе, что жена, которую он до сих пор считал привлекательной, теперь казалась ему самой обычной, ничем не примечательной женщиной. Образ госпожи Рурико неотступно преследовал Синъитиро. И за обедом и за ужином он думал только о ней.
– Ах, каким вы стали рассеянным! – говорила жена. – Вы даже не ответили мне, на какое число приходится следующее воскресенье. О чем вы все время думаете?
И Сидзуко, глядя на мужа, стала громко смеяться. До чего же она была наивна! Ей и в голову не приходило, что рассеянность мужа вызвана мыслями о другой женщине. Однако Синъитиро не в силах был прогнать от себя эти мысли.
Неделя показалась Синъитиро чуть ли не месяцем. И вот наконец наступило долгожданное воскресенье. Синъитиро был уверен, что госпожа Рурико ждет его с таким же нетерпением.
«Постепенно мы сблизимся с ней еще больше, и она сделает меня своим единственным другом», – размечтался Синъитиро.
Его фантазия неустанно работала. Воображение рисовало ему несравненное счастье, которое могла принести ему дружба с Рурико. Ведь говорила же она, правда, ссылаясь на чье-то высказывание, что дружба непременно ведет к любви, не исключено, что она и сама так думает.
Как же мне следует вести себя в подобном случае? Госпожа Рурико смелая и решительная, она скажет, что ее ничто не пугает. Но ведь она свободна. А что делать мне, если я связан по рукам и ногам?
Мысли путались в голове Синъитиро, не давая ему покоя.
Синъитиро отправился к госпоже Рурико после обеда. Это было первое воскресенье июля. Синъитиро шел к ней во второй раз и во второй раз лгал жене.
– Мы сговорились с сослуживцами провести воскресенье за городом. Соберемся в Синдзюку и поедем на реку Тама. – Все это Синъитиро сказал с безразличным видом Сидзуко, которая вышла проводить его и подала ему шляпу.
Сев в трамвай, Синъитиро все еще испытывал угрызения совести. Но при мысли о том, что госпожа Рурико с нетерпением ждет его, ему стало казаться, что трамвай идет чересчур медленно. По дороге Синъитиро лихорадочно думал о том, на какую тему будет вести разговор с госпожой Рурико.
«Сегодня я постараюсь подробнее изложить ей свои взгляды на литературу, на различные направления современной мысли. Попробую блеснуть эрудицией». Представляя себе остроумные замечания, которые госпожа Рурико будет отпускать, беседуя с ним, Синъитиро не заметил, как добрался до роскошного особняка на Гобантё.
За десять дней, прошедших с первого его визита, трава возле Императорского дворца и листва вишневых деревьев перед английским посольством стали еще гуще. На этот раз Синъитиро не робея вошел в ворота. У самого подъезда, в маленьком садике, где росли стройные клены, под яркими лучами летнего солнца расцвела индийская сирень. Синъитиро остановился перед мраморными колоннами, и сердце его учащенно забилось. Но, вспомнив, что госпожа Рурико разрешила ему приходить в любое время, потому что, по ее словам, была единственной хозяйкой в доме, приободрился.
«Она