Зная ее повадки, Герман ожидал чего-то подобного, поэтому отстраняться не стал, а просто легонько похлопал по спине и дружески поцеловал в лоб. Лиза сразу оторвалась от него. Бледное скандинавское лицо стало злым.
– Понятно… – протянула она, прищурившись, – значит, все прошло? Ты меня больше не хочешь?
Внутренне недоумевая, почему она решила задать эти вопросы после двух лет разлуки, он мягко ответил:
– Я думаю, мы оба знаем ответ.
– Нет! Я не знаю! Я два года с ума сходила! Ждала, что позовешь! Измучилась! Уговорила Бзика привезти меня к тебе! И после этого ты меня в лобик целуешь? Как младенца?
Герман уловил в ее голосе знакомые истерические нотки. Чтобы не дать возможности устроить сцену, он сжал ее запястья так, что она не могла вырваться.
– Лиза, прекрати. То, что ты делаешь, бесполезно, бессмысленно и глупо. Да. Я не хочу. Наши отношения закончены. Навсегда. Если я виноват перед тобой, прости. Но это все, что я могу сказать.
Он отпустил, и она отскочила. С ее губ уже были готовы сорваться безумные слова, но верный Блинов, выскочив на крыльцо, спас положение.
– Так, Лизон, нам пора. Серый позвонил и требует меня к себе. Срочно! Договорите в следующий раз.
Лиза стояла неподвижно, не сводя с Германа ненавидящего взгляда. Бзик обхватил ее и силой усадил.
– Покендришь, бро! – крикнул он на прощание, тронулся и, обернувшись, неожиданно подмигнул.
Байк унесся, снова подняв тучу пыли.
Герман долго стоял на крыльце, потом решил, что самый верный способ борьбы с сумбуром в голове – работа, хотя работалось сегодня из рук вон плохо. Он вернулся в мастерскую и надел защитные очки.
Муми-тролль
Потихоньку наступил глубокий вечер. Как обычно в Питере, небо еще совсем светлое, а в комнате темно и сумрачно. Герман подумал, что ждать Царевну уже нет никакого смысла. В самом деле, зачем ей переться на ночь глядя в Гатчину? Конечно, можно было бы позвонить, но, с другой стороны, делать это она не обязана. Подумаешь, обещала приехать!
Разозлившись на Лору, а больше всего на себя, Герман решил, что ждать не будет, а отправится дышать свежим воздухом. Оставив телефон на столе, чтобы случайно не позвонить кому не надо, он вышел из дома и неторопливо побрел по дороге, что вела прочь от центра, а значит, и от вокзала, и от шоссе, ведущего в город из Питера.
Из открытого окна проезжающего мимо такси донесся звук гитары. Густой мужской голос пропел: «Налетела грусть, ну что ж, пойду пройдусь, ведь мне ее делить не с кем». Вот именно, не с кем. Стало быть, пройтись действительно надо.
На окраине за стадионом у небольшого пруда он приземлился на скамейку и с наслаждением закурил. Прудик был маленьким и довольно захламленным. Вдоль берегов, основательно заросших осокой, плавал мусор, пластиковые бутылки и пакеты забились в траву, ряска ковром покрывала пруд почти до середины.
Стараясь не вглядываться в сей неприятственный пейзаж, Герман курил и думал, что надо бы съездить к деду Кирьяну. Он давно обещал привезти новую циркулярную пилу и еще кой-какие инструменты. Мается дед со старой пилой, ждет обещанного, а внучок ненаглядный сидит как пришитый и ждет неизвестно чего и зачем. Причем ведет себя при этом крайне глупо. Он привык ни от кого не зависеть, особенно от женщин, и нынешнее ощущение несвободы заставляло его нервничать. Как так получилось, что еще недавно незнакомая девушка вдруг довольно быстро получила над ним сильную власть? Вроде и не старалась приблизиться, но в итоге оказалась так близко, что он крайне болезненно переносит ее отсутствие. Однако самое неприятное, что зависимость и потребность в другом человеке, скорей всего, испытывает он один. Даже наверняка так и есть. Сегодняшнее бессмысленное ожидание – лучшее доказательство. Он подумал о Лизе. Возможно, по отношению к нему она переживает те же чувства. Забавная все-таки штука – жизнь. Наверное, так задумано, чтобы мы сначала долго встречали не тех людей. Иначе не были бы так мучительно счастливы, наконец встретив своего единственного.
Неожиданно его экзистенциальные размышления прервали какие-то странные звуки. То ли писк, то ли плач. Откуда-то сбоку. Герман пригляделся. В сумерках видно было плохо, но в одном месте осока шевелилась. Что-то бултыхалось и дергалось почти у самого берега. Он подошел и, присев на корточки, раздвинул траву. Какое-то живое существо пыталось выбраться на берег, но запуталось в целлофановом пакете. Маленький и черный неизвестно кто бился, но только портил все дело – белый магазинный пакет заворачивался туже и туже. Еще немного – и задушит свою жертву. Герману удалось схватить край пакета. Подтянув к себе барахтающийся сверток, он вытащил его на сушу и стал быстро разматывать. Мокрый пакет не давался. Герман остервенело рвал плотный целлофан и наконец освободил бедолагу из плена. Утопленником оказался крошечный лопоухий щенок. Почувствовавший свободу и твердую землю, малыш еще немного побарахтался и попытался встать. Кривые лапки не смогли удержать. Он плюхнулся на землю и заскулил. Герман снял ветровку и, закутав в нее тщедушное тельце, вернулся на лавку, чтобы рассмотреть свою добычу.
Щенок был нескольких дней от роду. Бессмысленные мутные глазки таращились. Он плакал и сучил лапками, пытаясь согреться.
Ну и дела. Скорее всего, щенка в пакет положили, чтобы утопить. Засунули, завязали покрепче ручки и закинули подальше в пруд. Но обреченный на гибель песик помирать не захотел, стал бороться за свою маленькую жизнь и прибился к берегу. Откуда у него только силы взялись?
– Ах ты бедняга. И что мне с тобой теперь делать? Не иначе как домой нести.
Герман закутал утопленника, осторожно прижал и быстрым шагом двинулся в обратный путь. Щенок притих, согревшись, и перестал хныкать. Уже хорошо.
Герман повернул за угол к подъезду и увидел Царевну. Сгорбившись, она сидела на лавочке и с тоской смотрела на телефон, который держала перед собой.
Он остановился и, задержав сразу сбившееся дыхание, спросил:
– Ты что тут сидишь?
Лора подняла на него сумрачный взгляд. Сейчас спросит «давно ли мы на ты?». Но она не спросила.
– Тебя жду. Куда ты подевался? Телефон не отвечает. Дома никого. Я думала уже в полицию звонить.
– Я весь день дома был. И телефон тоже.
– Зато я сегодня без телефона целый день. Забыла с вечера зарядить. Вечером первым делом кинулась звонить, а тебя нет.
Она встала и подошла. Снизу заглянула в колдовские зеленые глаза.
– Что-то случилось?
Вот черт! Ну невозможно на нее сердиться! Глядит паинькой и кажется такой беззащитной! Словно и вправду другого телефона во всем Питере не сыскать и попросить не у кого! Герман смотрел и чувствовал, что уже жалеет ее, беднягу бестелефонную!
Лора поняла его взгляд по-своему. Злится, что она приперлась на ночь глядя. Как всегда, не вовремя.
Она вздохнула, придумывая, что бы такое умное сказать, чтобы он не подумал, что приперлась она просто потому, что не может долго находиться вдали от него, не видеть, не слышать…
Она уже и губы сложила для слов типа «ну что ж…» или «ну ладно…» и тут вдруг заметила, что в руках он держит скомканную куртку, а в ней что-то шевелится.
– Ой, чего это у тебя в куртке сидит?
– Муму.
– Какое «муму»?
– Самое обыкновенное. Из повести Тургенева.
– Че ты гонишь?
Вот любила она тинейджерский сленг!
Герман развернул куртку. Оттуда показалась маленькая лопоухая морда и сладко зевнула.
– Господи, крошечный какой!
Лора сунулась к щенку и стала причитать, сюсюкая и умиляясь.
– Где, ты говоришь, его нашел?
– Из воды вынул. Его утопили, а он выплыл.
– Сволочи какие!
– Дело обычное. Буду звать его Муму.
– Нет! Не надо собаке карму портить! Давай назовем его Муми-тролль!
– Что за имя дурацкое?
– Ничего не дурацкое! Му – от Муму, ми – от миленький, а тролль, потому что смешной!
Герман хмыкнул и посмотрел на Царевну. Он был согласен на все, лишь бы она стояла рядом и никуда не девалась. Никогда.
– Ты злишься на меня? – неожиданно спросила она, подняв к нему серьезное лицо.
Он вздохнул и ответил честно:
– Злюсь. Ужасно. Я тебя весь день прождал, ничего делать толком не мог. Все из рук валилось. А ты даже не…
Он не успел договорить. Лора потянулась, обхватила руками его шею и поцеловала так сильно и горячо, как будто скучала по нему всю жизнь. Герман задохнулся и обнял ее.
И тут о себе напомнил лопоухий субъект, которого они только что назвали диковинным именем. Засучив лапками, Муми-тролль стал выкарабкиваться из куртки и заскулил.
Лора спохватилась.
– Он же голодный! У тебя корм какой-нибудь есть?
– Откуда? Я же не собака! И потом, какой ему корм? Он еще должен титьку сосать.
– Точно. Пошли за молоком. По пути в интернете посмотрим, чем их кормят в младенчестве.
За хлопотами они словно забыли о поцелуе. Стали суетиться, устраивать нового жильца, кормить, успокаивать. И сами постепенно успокоились.
Уже совсем поздно Герман отвез Лору домой. Она забежала в парадное прежде, чем он успел ее обнять. В самом деле, чего это она полезла целоваться? Да еще первая! Лора прижала ладони к щекам, постояла немного и, не торопясь, стала подниматься по лестнице.
Второе явление дона Хименеса
Роясь в сумке, она поднялась на второй этаж. Ключ, как всегда, открыл замок с пятой попытки. Наконец она попала в квартиру, и тут же до ее слуха донесся мелкий женский смех, такой серебристый и музыкальный, что Лора сразу догадалась – к Гале пришел мужчина. Интересно, что за субъект появился на Галином горизонте?
Лора заглянула на кухню, и ее лицо чуть было не вытянулось. Успела собрать в последний момент. Галя заваривала чай, а помогал ей Альберто Хименес собственной персоной.
Это был сюрприз от слова «черт побери», как любила говорить мама. Сделав приятно-удивленное лицо, Лора поздоровалась. Альберто кинул на стол полотенце и торопливо подошел.