Герман замолчал, и, даже не глядя на него, Лора поняла, что он расстроился. Она поерзала на сиденье, еще немного пообижалась и наконец смилостивилась.
– Хочешь, расскажу тебе, как писались портреты в восемнадцатом веке? Хотя ты сам все знаешь.
– Откуда? У меня же другая специализация. Расскажи, прошу.
– Фотографию еще не придумали, а иметь изображение близкого человека хотелось всем. У Строгановых, к примеру, семья немаленькая. Кроме того, если говорить о Софье Строгановой, то она – урожденная Голицына, которых тоже было пруд пруди. Так что желающих иметь портрет было хоть отбавляй. Поэтому они, то есть портреты, часто писались не в единственном экземпляре. Если выходило удачно, художник делал несколько авторских повторов. Или первичное изображение передавали другому живописцу, и он рисовал портрет в своем стиле. Иногда просто копировал. Вот так в то время тиражировали изображение.
Герман слушал и посматривал на нее, стараясь, чтобы было незаметно.
– Ты знаешь, Софья Владимировна была хороша собой и умна. О ней даже Державин писал. Не помню точно, но что-то вроде, что она приятна в невинной красоте своей и как чистая вода прозрачна. К тому же, представь, она приехала из-за границы в пятнадцать лет и родной язык почти не знала. Решила, что это недопустимо для русской княжны, и выучила его так, что перевела на русский вторую часть «Божественной комедии». Вот это характер! А одна из ее дочерей стала прототипом Маши из Пушкинской «Метели». Сбежала с каким-то графом. Был ужасный скандал, дошло до императора в общем кошмар!
– Интересная семейка. Знаешь, мне уже самому не терпится на этот портрет посмотреть.
– Приедем, найду в интернете. Тебе понравится. Хотя…
Лора вздохнула.
– Пока… не чувствую в себе предвкушения чуда.
Подумала и добавила:
– Но я о нем мечтаю.
Звонок Вольдемара раздался, когда они уже проехали Выборг. Лора кратко пересказала начальнику суть событий и специальным подчеркивающим голосом добавила, что едет она работать и едет в субботу, свой законный выходной.
Щеглеватых покряхтел в трубку и вдруг запел басом Фаины Раневской:
Во суббоооту день ненастный,
Нельзя в поле…
И наддал:
Да нельзя в поле работааать!
– Вовчик, когда-нибудь я тебя прибью! – пообещала Лора.
– Бог не выдаст, свинья не съест, дорогая Дора, – с философским смирением ответствовал начальник. – А ты как едешь? Одна, что ли? На электричке?
Лора покосилась на Германа и скорчила козью морду.
– Отнюдь, Вольдемар Михайлович. Меня везет Герман Александрович Строганов.
– Фриц, что ли? А он тут каким боком? Или вы с ним сладкая парочка – графин да чарочка?
– Ну, во-первых, гражданин начальник, вас это не касается, а во-вторых, Герман едет как специалист в области реставрации, если вы запамятовали. Так что попрошу без инсинуаций!
Щеглеватых хохотнул и сказал неожиданно деловым тоном:
– Тогда заодно договорись с ним об условиях реставрации.
– Об этом мы даже не говорили.
– Так поговори!
И повесил трубку. Фанфарон несчастный! Любит жар загребать! Причем всегда чужими руками! Ну да ладно. В конце концов, она сама хотела, чтобы с портретом, если, конечно, им дадут до него добраться, работал именно Фриц.
Отец Антоний
Храм, возвышавшийся над селом, им понравился. Небольшой, какой-то весь уютный, компактный, чисто побеленный, с золотыми маковками, светлыми окнами и засаженным цветами участком. Он стоял на крутом берегу небольшой извилистой речки.
Они поднялись на крыльцо. Вид с него открывался просто великолепный.
– Умели же в старину место для церквей выбирать!
Глядя вокруг, Герман улыбался, и Лора, отвечая на его улыбку, почувствовала прилив вдохновения. Все у них получится! Это точно!
Они вошли и, купив свечей, встали сбоку, у иконы Спасителя.
Служба закончилась, однако батюшка все не появлялся. Лора хотела подождать на улице, но Герман удержал.
– Подождем здесь. Хочу осмотреть обгоревшую колонну.
Пока он чуть ли не носом водил по столбу, Лора подобралась к картине и тоже прилипла к стеклу. Разглядеть что-либо даже в упор было трудно. Картина висела на теневой стороне, оттого казалась еще темнее, к тому же стекло бликовало, делая изображение почти неразличимым.
– Прошу прощения, вы помолиться зашли или просто так? – услышали они и разом обернулись.
Батюшка уже снял облачение и предстал перед ними в джинсах и черной рубашке навыпуск. В цивильной одежде он выглядел щеголевато и казался моложе. Только борода придавала немного солидности.
– Вы, я вижу, из туристов.
– Нет, батюшка. Мы к вам.
– Поговорить или спросить что-нибудь хотите?
– И то, и другое. Можно?
– Подождите на скамеечке, я храм закрою.
Заперев тяжелые двери, отец Антоний спустился по высоким ступеням, сел и с удовольствием вытянул ноги.
– Настоялся за службу. У меня варикоз, стоять долго довольно тяжело. Так что посижу с вами с удовольствием. Что ж, прошу не стесняться и спрашивать все, что желаете знать.
Лора уже открыла рот, чтобы спросить про картину, но Герман ее опередил.
– При пожаре у вас фрески пострадали. Решили, что делать будете?
Отец Антоний посмотрел с интересом.
– Пока раздумываю. Жду, когда Господь надоумит. Реставрация – дело непростое и затратное. Приход у нас невелик, доходов маловато. Епархиальное начальство обещало помочь, ну да сначала нужно смету составить, коммерческие предложения собрать. Вот думаю, куда сунуться со своей бедой. Столичные спецы цену заломят, а местные мастера уж больно ненадежны. Роспись старинная, требует опыта и сноровки. Загубят, тогда пиши пропало – уже не восстановишь.
– А про Гурия Никитина вы придумали? – неожиданно поинтересовался Герман.
Отец Антоний поднял глаза к небу и вздохнул.
– Взял грех на душу. Превеликий притом. Думал, узнают, что знаменитый мастер работал, может, спонсоры найдутся.
Герман кивнул.
– Я бы мог помочь. Не деньгами, а работой.
Батюшка посерьезнел лицом.
– Заработать желаете или что иное?
– Ни то, ни иное. Просто вижу, что смогу.
Отец Антоний покашлял.
– Меня зовут Герман Строганов. Найдите в интернете. А мы пока ночлег подыщем. Не подскажете?
Лора смотрела во все глаза и чувствовала, что ей лучше с расспросами не соваться.
– Ночлег – дело нехитрое. Через два дома по этой стороне Терентьева Зоя Павловна живет. У нее дом большой, красивый. Иногда туристы наезжают, так всегда у нее останавливаются.
Герман поднялся и потянул Лору за руку.
– Спасибо, батюшка. Вы, как надумаете, приходите.
– Спаси Господь.
Герман поклонился и быстро зашагал прочь. Лора потрусила следом.
– Ты что задумал?
– Разве непонятно?
– Ты ж говорил, у тебя работы много. Какой-то заказ важный. И Муми-тролль один остался.
– Муми я сразу парнишке из соседнего дома пристроил. Одного его даже на день оставлять пока нельзя. Пугается. А работы тут всего ничего. Я такое уже делал. К тому же мне батюшка понравился. Сразу видно – не корыстный и не карьерист. Правильный батюшка.
– А мне показалось, он немного рисуется.
– Это он так перед нами, городскими. А местные его уважают. На службе было видно. Проповедь хорошая. Просто, но о главном. И слушали люди внимательно, с почтением. Такое не подделаешь.
– Я священников как-то не так себе представляла.
– Ты думала, они все, как на подбор, агнцы божьи не от мира сего?
Герман отвел корявую ветку и пропустил ее вперед.
– Они такие же люди. Живут, между прочим, в двадцать первом веке. И вообще. Выставлять напоказ свою избранность, демонстрировать близость к Богу – гордыня. А значит, грех. В миру священнослужители ведут себя как обычные люди.
– То есть так же грешат?
– И грешат, и каются. Батюшка не должен считать себя лучше своих прихожан, возвышаться над ними.
– Отец Антоний тебе понравился, – констатировала Лора.
– Да я сейчас не о нем говорю, а вообще. Матушка Варвара, которая занималась со мной в детстве, очень веселая. Обожает сладкое, поет романсы и любит Даниила Хармса и Тэффи. Смешная. И верует истинно. Очень светлая.
– Скучаешь по ней?
– По всем скучаю. По деду своему особенно сильно.
– А про картину почему не дал спросить? – вспомнила вдруг Лора.
– А про картину он нам сам все расскажет.
Герман остановился перед калиткой.
– Пришли вроде. Стучи.
На стук вышла пожилая женщина и, приставив ладонь ко лбу, присмотрелась к незнакомцам.
– Бог в помощь, Зоя Павловна. Мы от отца Антония. На постой проситься пришли, – начал Герман.
– Да знаю уже. Он мне звонил. Проходите, не заперто.
– Коммуникация у них налажена неплохо, согласна?
– Просто супер.
Вытерев ноги о половичок с надписью «welcome», они прошли в дом, который в самом деле оказался большим и красивым.
– Вы женатые или поврозь, молодые люди? – с ходу спросила хозяйка.
– Мы поврозь, – торопливо ответила Лора. Зоя Павловна кивнула понимающе и предложила:
– Тогда девушку я внизу поселю, в светелке, а молодой человек пусть сам выбирает – можно на втором этаже, а можно в мансарде. Там, правда, жарковато бывает, зато света много и балкончик имеется.
– Ну, раз даже балкончик имеется, конечно, в мансарде.
Комната на первом этаже оказалась большой и обставленной словно городское жилье. Очень прилично. Лора была приятно удивлена, особенно когда обнаружила на письменном столе старенький ноутбук, а рядом бумажку с паролем для доступа в интернет. Ничего себе!
Настроение стало совсем отличным. День задался. Только бы отец Антоний пришел.
Отец Антоний пришел через двадцать минут. И не пришел даже, а прибежал, несмотря на варикоз.
– Герман Александрович, что ж вы сразу не сказали, что реставратор известный! Знаменитый Фриц!