– Поздно уже. Ступай в свою светелку. Спокойной ночи, Царевна.
Ишь ты! Точно. Как родная мама.
Лора ушла в комнату и затихла. Легла или нет? Герман постоял, прислушиваясь, а потом вышел из дома. Все равно уснуть не получится.
С утра пораньше
Проснувшись утром, она первым делом вспомнила вчерашний вечер. Как же он целовал ее там, у реки! Никто никогда не целовал ее так.
Лора вскочила с кровати. Даже вспоминать невозможно! Сразу что-то такое крутится внутри. Кажется, это называется «бабочки». Нет, на насекомых не похоже. Скорее на маленький безумный смерч, который раскручивается мгновенно, сокрушая все на своем пути. Вчера этот смерч чуть не снес ее с ног. Но не снес. Герман не позволил. Вовремя остановился. Иначе она могла натворить черт знает что!
Лора надела халат, расшитые войлочные тапки, которые ей вручила хозяйка со строгим наказом не ходить босиком по полу, ибо можно застудить «чего не надо», и прошлась по комнате.
А собственно, что такого она могла натворить? Взрослая и раскрепощенная женщина. Давно уже все обо всем знает. Никто и ничего не может ей запретить. Почему же вчера она даже обрадовалась тому, что продолжения не последовало? Испугалась?
Лора подошла к зеркалу и честно взглянула в свои глупые глаза. Испугалась. Себя испугалась. Своих чувств. Слишком сильных. Слишком новых для нее.
– Ну вот и сиди теперь одна, Дорочка – дурочка! – сказала она своему отражению и показала язык.
Рабочее утро в селе давно началось. Лора выглянула в окно, выходившее на центральную улицу. Она была совершенно безлюдна. Часы показывали восемь. Интересно, наш жаворонок уже проснулся или спит, как сова?
Быстро умывшись, кое-как причесавшись и одевшись потеплей, она выскочила в комнату, где Зоя Павловна обычно накрывала на стол. На нем стояла большая кружка молока, плошка со сметаной и кастрюля, прикрытая полотенцем. Под ним обнаружилась гора оладий. Вот это вкуснятина!
Забыв, что собиралась будить Германа, она мигом уселась и, достав теплый оладушек, обмакнула в густую сметану. Откусив половину, повертела головой в поисках чайника и обнаружила его совсем рядом, у левого локтя. Чай был крепким до черноты и обалденно пах какими-то неведомыми травами.
– У самовара я и моя Маша, – с набитым ртом исполнила Лора.
А кстати, где моя Маша? То есть Зоя Павловна? А Герман? Она снова покрутила головой, словно пытаясь высмотреть, где они могли спрятаться, и призадумалась. Оладьи, впрочем, продолжали исчезать.
Итак, что мы имеем? Первое. Портрет. Его надо заполучить во что бы то ни стало. Ее чуйка говорит, что полотно стоит любых усилий. Только как? Что надо сделать, чтобы им доверили ценный артефакт? Убеждать и уговаривать она умела, в этом деле ей вообще равных не было. Но Герман прав. Нужно что-то еще.
Методично уничтожая оладьи, Лора напряженно думала, а потом набрала номер Чернышевского.
– Лора, как дела? Вы нашли? Я был прав? Это Строганова? – не дав ей открыть рот, напористо начал Гаврила Николаевич.
– Минуточку, больной, не частите. Сначала поведайте, как ваше драгоценное здоровье.
– Я почти здоров и готов присоединиться к вам сегодня же!
Пионерский задор Чернышевского ее порадовал.
– Прямо сегодня же не надо. Лечитесь и поправляйтесь. А вот в субботу к обеду привезите мне…
– Вы останетесь там до субботы? А я? Разве я не нужен?
– Вы очень нужны. Всем. Но не в этот раз. Портрет нам пока отдавать не собираются. Надо ждать. Фриц подрядился отреставрировать обгоревшую фреску. Может, после этого они станут сговорчивее.
– Ааааа, – протянул Гаврила с облегчением.
Поди, думал, что мы хотим присвоить себе его славу. Ребенок, честное слово.
– Гаврила Николаевич, вам отводится не менее важная роль. Я скажу вам, куда надо заехать, что забрать и привезти мне. Тайно.
Гаврила напрягся.
– Тайно? А что это?
– Килограмм марихуаны для подкупа главы сельского поселения.
– Да вы что? Правда?
Лора хмыкнула. До чего же милый этот Чернышевский.
– Не пугайтесь, Гаврила Николаевич. Это просто одежда. Хочу имидж сменить. Прикинуться казанской сиротой. Чтобы пожалели и отдали портрет. Сделаете?
Ради портрета Чернышевский был готов на все!
– Вот и отлично! До встречи!
Лора отложила телефон и, довольная собой, принялась за молоко.
Дальше. Герман говорил, что ей нужно будет смотаться в город и привезти материалы для работы. Значит, она ему нужна. Что ж, она готова потрудиться на подхвате, лишь бы как-то продвинуть дело с картиной. Где же, в конце концов, этот Фриц? Так она, пожалуй, все оладьи прикончит в одиночку!
Лора быстренько допила и взбежала по лестнице. Мансарда была пуста.
– Лора, вы еще не убежали?
Зоя Павловна поставила на пол ведро с картошкой и весело поздоровалась.
– А Герман Александрович еще до свету ушли. В храме шуруют. Наши мужики помогают леса сооружать. Вчера еще…
Договорить она не успела. Лора вылетела из дома и помчалась к церкви.
Герман в повязанной на голове бандане и синей спецовке действительно «шуровал» вовсю. Вокруг колонны уже были построены леса, натянуты какие-то веревки, пол застелен целлофаном, а на столе разложены инструменты и кисти.
Увидев Лору, он подошел и поцеловал ее. Как будто всегда так и делал.
– Ты чего меня не разбудил? – спросила она, с любопытством оглядываясь вокруг.
– Пока тебе тут делать нечего.
Так. Это уже интересно. А где еще ей делать нечего?
– А как насчет материалов? Что надо привезти?
– Мне уже все привезли. Утром. Прямо из Питера.
Похоже, он доволен, что обошелся без нее. Понятно. Лора уже хотела гордо повернуться и уйти, но Герман, словно почуяв надвигающуюся бурю, схватил за руку.
– Будешь у меня подмастерьем?
Она вздернула бровь.
– Кисточки подавать?
– Ну, или квасу, когда пить захочу.
Десять секунд Лора делала вид, что раздумывает над его предложением, а потом сказала:
– Да я на любую работу согласна.
А про себя добавила: «Лишь бы с тобой».
Вскоре работа закипела и кипела до самой пятницы. С утра до темноты. Герман работал профессионально, красиво и быстро. Недаром его считали лучшим в этом деле. Лора любовалась им и с готовностью выполняла даже самое пустячное поручение.
Вечером в пятницу разобрали леса. Отец Антоний, не покидавший храм все это время и помогавший всем, чем мог, позвал Батюшкова. Вместе они осмотрели результаты реставрации, пять раз обойдя вокруг столба, а затем кинулись жать Герману и Лоре руки.
– В самый раз успели, как только смогли! – радовался Павел Егорович, привычно почесывая бритую голову. – А отец Антоний все переживал, что службы в субботу не будет. Теперь, как говорится, веселым пирком да за свадебку! То есть я хотел сказать, добро пожаловать на праздник сегодня вечером. Концерт в шесть, а после – хоть всю ночь! То есть я хотел сказать, гулять и радоваться. А?
Он оглядел всех веселыми глазами.
– Будем, – коротко ответил Герман.
Чернышевский, которому было велено явиться к обеду, примчался в восемь утра с первой электричкой. Лора, взявшись помочь Зое Павловне начистить три ведра картошки для вечерней трапезы, была дома. Болтая и смеясь, они хозяйничали на кухне и стука в дверь не слышали. Чернышевский, не решаясь зайти, долго стоял на крыльце, переминаясь с ноги на ногу, пока не услышал позади неприятно-угрожающего рычания. Обернувшись, он увидел огромного черного пса, медленно двигающегося по направлению к нему. С детства боявшийся собак Гаврила Николаевич взвизгнул и, рванув дверь, с воплем ворвался в мирное жилище Зои Павловны.
Женщины выскочили из кухни. Ни жив ни мертв, Гаврила прислонился к стене и медленно съехал на пол.
– И кто это к нам? – спросила Зоя Павловна, сжимая в руке нож, которым чистила картошку.
– Это наш младший научный сотрудник, – выпятив губы трубочкой, с трудом выговорила Лора.
Отпоившись чаем и пришедши в себя, Гаврила Николаевич изъявил желание немедленно лицезреть шедевр. Крепко держа за руку, Лора провела его мимо пса и привела в храм.
Чернышевский оказался совсем не таким, каким Герман себе его представлял. Ему виделся щуплый субъект типа «я у мамочки единственный и любимый», а перед ним стоял двухметровый румяный детина. Никакой субтильностью тут и не пахло. Только глаза были наивными и доверчивыми.
Гаврила схватил Германа за руку и долго тряс ее, приговаривая:
– Как я рад, как я рад…
«Как я рад, как я рад, что поеду в Ленинград» – всплыло в памяти. Не без труда освободив свою конечность, Герман указал на картину.
– Любуйтесь.
Гаврила подошел и замер.
– Откуда он взялся? – шепотом поинтересовался Герман.
– Не смогла удержать. Все-таки это он нашел портрет. Слава его – работа наша. Все по-честному.
– Да я не против.
– Тогда побегу картошку чистить.
И убежала. Кроме картошки у нее было еще одно дело. Нужно было приготовиться к выступлению. Старательный Чернышевский привез все, что она просила.
Фламенко
Герман пробрался в зал, когда веселье в клубе шло уже вовсю. На первом ряду маячила голова вновь прибывшего здоровяка Чернышевского, и Герман туда не пошел. Он с комфортом устроился в конце зала и вытянул длинные ноги. Поглядывая на дверь, чтобы не пропустить Лору, которая после обеда куда-то подевалась и по телефону сказала лишь, что увидятся на месте, стал наслаждаться концертом сельской самодеятельности. В детстве ему часто приходилось видеть подобные перформансы, поэтому список концертных номеров он мог составить с точностью до девяносто девяти процентов. Сначала, как водится, выступали самые маленькие детишки со стихами и песнями про родной край, следом танцевали девочки постарше, потом выходил баянист – гордость районной музыкальной школы, после него ученицы старших классов показывали современный танец под последний самый модный хит, а завершал все это дело неизменный хор старушек в сарафанах и кокошниках.