Вольдемар вообще любил «играть» глазами – округлять, таращить, выпучивать. Но такими, распахнутыми и пустыми, Лора их никогда не видела. В них всегда было много жизни. Жизни. Жизни. Она все повторяла и повторяла про себя это слово, не в силах отвести взгляд от мертвых глаз.
Герман подошел к замершей в оцепенении девушке, обнял за плечи, молча вывел из мастерской и усадил на лавочку.
Немного помолчав, Лора спросила, что случилось. Герман сел рядом, взял ее за руку и, немного помедлив, ответил:
– Украли икону.
– Что? – Лора повернулась и уставилась круглыми глазами.
– Сейф открыли и забрали.
– А Вовчик?
– Возможно, он им помешал.
Они помолчали, тупо глядя перед собой.
– Сигнализацию кто-то отключил, – сказал Герман.
– А сейф?
– Я меняю код каждый день. Его никто не знает.
– Так… понятно…
Лора замолчала, потом придвинулась ближе и прижалась к плечу.
– Я вызвал полицию. Дождемся.
– Скажи честно: тебя могут обвинить в… во всем этом?
Герман пожал плечами, хотя был абсолютно уверен – не только могут, а именно его и обвинят.
– Нет, ты плечами не пожимай. Ты ответь, могут или нет?
– Я не знаю.
– Не ври. Ты все всегда знаешь.
Герман молча обнял ее и поцеловал. Лора вырвалась и – он сразу это увидел – разозлилась. Она вскочила и встала перед ним, уперев руки в бока.
– Нет, ты меня просто бесишь! Чего ты тут сидишь и целуешься, как будто прощаться надумал! Скажи еще, что вляпался и ждешь наказания!
Герман поневоле рассмеялся.
– Тебе смешно?!
– Да нет, – сразу испугался он, – не смешно, конечно. Просто ты на меня действуешь… отрезвляюще.
– Говори, наконец, что ты об этом знаешь! А то я сейчас разбушуюсь так, что мало не покажется!
– Хорошо, попробуем собраться с мыслями. Времени мало, минут через пять-десять приедет полиция. Сразу скажу – скорее всего, меня заберут. Это нормально. Я первый попадаю под подозрение. Ты не должна пугаться и паниковать.
– Я уже пугаюсь и паникую!
– Соберись. Скорее всего, мне понадобится твоя помощь. Пока не знаю какая, но нас двое. Это уже неплохо. Очевидны некоторые обстоятельства не в мою пользу. Щеглеватых убили. И убили в моей мастерской. Пока не знаю, как буду доказывать, что это не я.
– Все наоборот! Они должны доказать, что это ты! У нас презумпция невиновности!
– Возможно, так и должно быть, но в реальности этот постулат работает не всегда. Теперь кража. Сигнализация отключена. Сейф не взломан, а открыт. Кроме меня это сделать некому. А значит, меня могут обвинить, хорошо если только в соучастии.
– Допустим. А ты сам на кого-нибудь думаешь?
– Это самый интересный на данный момент вопрос. О том, что икона в сейфе, знали только Вольдемар и отец Иаков.
– Батюшка?
– Заказчик от монастыря. Они, Вольдемар и отец Иаков, должны были появиться примерно в одно время – около пяти. Я приехал в шестнадцать пятьдесят. Щеглеватых был уже мертв. Сейчас почти половина шестого, а батюшки нет.
– Может быть, он опаздывает?
– Может. Его телефон с утра недоступен.
– Твой, кстати, тоже не… Господи, как я могла забыть! Конечно, все это связано! Я же сразу так и подумала!
– Что? Ты о чем?
– Сегодня к нам с Тимофевной кто-то вломился, треснул ее по башке и обшарил мою комнату! Стала тебе звонить, ты не але! Я уверена, что искали миниатюру Вуаля! Слава богу, что я не забрала ее из лаборатории. К тебе торопилась. Хотела сюрприз сделать.
Герман поцеловал ее и обнял крепче.
– Я до трех на складе был, телефон оставил на столе. Погоди… Когда я хотел вызвать полицию, телефон оказался выключенным, но я не помню, чтобы я это делал. Зачем, если ждал звонка…
Герман полез в карман и, достав мобильник, стал смотреть пропущенные вызовы.
– Твоих восемь… и все. Ни Вольдемар, ни батюшка мне не звонили. Попробую набрать отца Иакова…
Герман нажал на вызов и услышал, что номер в сети не зарегистрирован.
– Итак. Батюшка наш как в воду канул.
– Думаешь, это он?
Ответить Герман не успел. Во двор въехали две машины.
Инфлюенция
После того как Германа увезли, она еще час неподвижно сидела на лавочке, тупо глядя на утоптанную землю. Звонок подруги привел ее в чувство.
– Домой скоро придешь? – не здороваясь, спросила Ольга Тимофеевна.
Лора услышала в ее голосе нетерпение.
– А что?
– Шок и трепет! – объявила Тимофевна и повесила трубку.
Наверное, волосы в синий цвет покрасила, решила Лора. И ошиблась.
Ее встретило неописуемого вида существо с огненно-красными волосами, которые, как всегда, стояли веселым дыбом, слегка примятые сбоку лиловым бантиком. По случаю новых волос был прикуплен желтый спортивный костюмчик из плюша и тинейджерские серебристые кроссовки на платформе.
– А чем вы волосы красили? – поинтересовалась Лора, старательно пряча от подруги свое угнетенное состояние. – Стрептоцидом?
– А что, так делают?
– Глеб Жеглов утверждал, что да.
– Это стилист, что ли, известный?
– Нет, но если он сказал, так и есть.
– Краску я купила в супермаркете. Мне понравилась девица на упаковке. Такая сексапильная!
Пока Лора изучала убойный «лук», Мадам Тимофевна покрутилась перед зеркалом в прихожей и, не слыша оценочных суждений, спросила:
– Как думаешь, пойдет?
– Кому?
– Ну, будет положительно воспринят в свете? – пояснила непонятливой Тимофевна.
Лора еще раз оглядела прикид и авторитетно заявила:
– Думаю, понимающие люди оценят.
– А что, есть такие?
– Конечно!
– Кто?
– Я!
Они посмотрели друг на друга и захохотали.
– Зато Галя, наверное… облезет, – сквозь смех еле выдавила Тимофевна.
– Однозначно… – плача от хохота, пропищала Лора и икнула.
Реакцию Гали ей увидеть не довелось. Убежала рано, вернулась домой только к обеду, уверенная, что Тимофевна на службе, и застала подругу в кровати с простудой. Кашель Лора услышала еще с порога и, заглянув в комнату, обнаружила на подушке бледное лицо с синюшным оттенком. Даже волосы потеряли свой радикально оптимистичный вид и казались тусклыми.
– И чего это мы разлеглись? – старательно делая беспечный вид, поинтересовалась Лора.
– Инфлю… енция свалила… – просипела больная.
Лора кинулась мерить температуру, заглянула в горло, ничего там не увидела и померила пульс.
– Температура нормальная. Значит, не грипп, – вынесла она свой вердикт.
– Грипп у нас не пройдет. Я привитая. Как мичуринская яблоня.
– Тогда это просто вульгарная простуда, – успокоилась Лора. – Сейчас выпьем лекарство, а потом чайком залакируем. Согласны, Мадам?
Ольга Тимофеевна была согласна на любой вариант. Она не любила себя беспомощной и ненавидела болеть.
Лора, побегав туда-сюда, организовала возле кровати столик с натюрмортом из блистеров с лекарствами, фруктов и баночек – одна с медом, другая с малиновым вареньем. Оглядев композицию, она осталась довольна. Ольга Тимофеевна устроилась поудобнее и вдруг спросила:
– А кто такие фрики?
Лора удивилась.
– Ну, это люди такие. Экстравагантные.
– Я что, фрик?
– С чего бы это? Фрики, они людей презирают, потому ведут себя вызывающе. Мол, мне на всех наплевать. Про вас такого никто не скажет!
Тимофевна поерзала на кровати.
– Уже сказали.
– И кто же?
– Галя. Вчера.
– Тююю… Галя! Тоже мне эксперт! Да вы просто веселая, любите жизнь и всегда ждете от нее только хорошее!
Ольга Тимофеевна приободрилась, села повыше и пригладила пламенеющий одуванчик на своей голове.
– Лол, а ты моего гребешка костяного не видела?
– Того старинного, инкрустированного эмалью с нефритовыми вставками? Нет.
– Найти не могу уже неделю.
– Завтра поищем. Куда ему деваться? Давайте-ка лучше я вас маминой малиной угощу, а потом серьезно займемся вашим здоровьем.
– Мой путь уныл, сулит мне труд и горе грядущего волнуемое море, – изрекла больная и приготовилась лечиться.
После обоюдных усилий Ольге Тимофеевне стало легче, и успокоенная Лора уехала, спросив напоследок, какое впечатление произвели на Галю последние преобразования.
– Разрушительные!
Тимофевна показала руками насколько и зашлась смехом.
Вечером Лора обнаружила обеих соседок на кухне. Они мирно пили чай и смотрели сериал. Следов разрушений на Гале заметно не было.
– Что показывают? – поинтересовалась Лора, заглянув.
– Сто двадцать восьмая серия, пятнадцатый сезон, – ответила Тимофевна с набитым кексом ртом.
Галя, поздоровавшись, улыбнулась мило и пригласила присоединиться к чаепитию. Так и сказала – присоединиться к чаепитию. Лора, конечно, хотела чаю, а еще больше кусок кекса с изюмом и курагой, но «присоединяться» не было никаких сил, поэтому она объявила, что откланивается по случаю крайней усталости. Так и сказала – по случаю крайней усталости.
– Ольга Тимофеевна, как здоровье? – спросила она перед тем, как удалиться.
– Да шо ему сделается, – бодро просипела подруга.
Через два дня оказалось, что Ольге Тимофеевне стало хуже. Она тяжело дышала, на лбу то и дело выступала испарина, лающий кашель не давал уснуть. Лора испугалась по-настоящему и, ругая себя за привычку заниматься самолечением, вызвала врача. Участковая из поликлиники пришла к вечеру, не глядя на больную, объявила, что в городе повальное сезонное ОРВИ, заполнила карту, выписала снова те же самые лекарства, которые никак не помогали, и побежала дальше, похожая на белку в колесе. Ольга Тимофеевна послушно пила, полоскала и прыскала в нос, но болезнь не отпускала. Лора отпросилась с работы и осталась сидеть с подругой. Галя старалась не мелькать. Видно, боялась заразиться. Но вечером, когда, намаявшись, Тимофевна задремала, предложила выпить чашечку вдохновляющего японского чая. Так и сказала – вдохновляющего чая. Японский чай оказался горьким и довольно противным. Лора смогла сделать лишь пару глотков. Она тревожилась за Ольгу Тимофеевну и не знала, что предпринять.