Портрет Дориана Грея. Кентервильское привидение. Тюремная исповедь — страница 37 из 98

Дориан с трудом взял себя в руки и улыбнулся.

– Ничего страшного, герцогиня, – пробормотал он, – нервы немного расшатались, вот и все. Похоже, утренняя прогулка слишком меня утомила. Я не расслышал, что там выдал Гарри. Что-нибудь совсем скверное? Обязательно расскажете как-нибудь. Думаю, мне лучше пойти прилечь. Вы ведь меня извините?

Они подошли к лестничной площадке между оранжереей и террасой. Когда стеклянная дверь за Дорианом закрылась, лорд Генри обернулся и пристально посмотрел на герцогиню.

– Вы сильно в него влюблены? – спросил он.

Она долго не отвечала, любуясь пейзажем.

– Мне и самой хотелось бы знать, – наконец проговорила она.

Лорд Генри покачал головой.

– Знание бывает фатально. Неизвестность зачаровывает. В тумане все выглядит дивным.

– В тумане легко заблудиться.

– Все пути заканчиваются одинаково, дорогая моя Глэдис.

– И чем же?

– Разочарованием.

– Я с него начала, – вздохнула она.

– Оно явилось к вам в герцогской короне.

– Я устала от земляничных листьев.

– Они вам к лицу.

– Я ношу их лишь на публике.

– Вам будет их недоставать.

– Я не расстанусь ни с единым листиком!

– У Монмута есть уши.

– К старости слух ослабевает.

– Неужели он не ревнив?

– Увы, ничуть.

Лорд Генри огляделся по сторонам, словно что-то искал.

– Что вы ищете? – спросила герцогиня.

– Шишечку от вашей рапиры, – ответил он. – Вы ее уронили.

Герцогиня рассмеялась.

– Зато маска пока при мне.

– Она только подчеркивает красоту ваших глаз.

Герцогиня опять засмеялась. Ее зубы сверкнули, словно белоснежные семечки в алой мякоти плода.

Наверху, в своей комнате, Дориан Грей лежал на кушетке, и каждая клеточка его тела содрогалась от ужаса. Внезапно жизнь стала слишком тяжелой ношей. Зловещая гибель несчастного выгонщика, подстреленного в подлеске, представлялась ему предвестницей собственной смерти. И он едва не упал в обморок, услышав очередную циничную остроту лорда Генри, которую тот выдал под влиянием момента.

В пять часов Дориан вызвал слугу, приказал собрать вещи к ночному экспрессу и подать коляску к половине девятого. Он решил немедленно покинуть Сэлби-Ройял. Жуткое место! Смерть тут разгуливает при свете дня. Трава в лесу забрызгана кровью.

Потом он оставил лорду Генри записку, в которой сообщил, что отправляется в город для консультации с доктором, и просил развлечь гостей в его отсутствие. Кладя записку в конверт, он услышал стук в дверь. Вошел слуга и сообщил, что его желает видеть старший егерь. Дориан поморщился и закусил губу.

– Пусть войдет, – пробормотал он, справившись с замешательством.

Как только егерь вошел, Дориан достал из ящика стола чековую книжку и раскрыл ее перед собой.

– Я так понимаю, вы пришли насчет утреннего происшествия, Торнтон? – спросил он, берясь за перо.

– Да, сэр, – ответил егерь.

– Был ли этот бедняга женат? Есть ли у него семья? – ровным голосом спросил Дориан. – Если есть, я не оставлю сирот в нужде и пошлю любую сумму, которую вы сочтете необходимой.

– Мы не знаем, кто он, сэр. Вот почему я взял на себя смелость явиться к вам лично.

– Что значит – не знаете? – небрежно спросил Дориан. – В каком смысле? Разве это не один из слуг?

– Нет, сэр. Никогда не видел его прежде. Похож на моряка, сэр.

Перо выпало из руки Дориана Грея.

– Моряк? – вскричал он. – Вы сказали – моряк?

– Да, сэр. Похоже, что он моряк – на обеих руках татуировки и все такое…

– При нем были какие-нибудь личные вещи? – спросил Дориан, подавшись вперед и ошалело глядя на егеря.

– Только немного денег и шестизарядный револьвер, сэр. Одет вполне прилично, сэр, но бедно. Мы думаем, он простой матрос.

Дориан вскочил. В нем вспыхнула безумная надежда.

– Где тело? Скорей! Я хочу видеть его немедленно!

– В пустой конюшне на ферме, сэр. Людям не хочется держать его в доме. Говорят, мертвец приносит несчастье.

– На ферме!.. Поезжайте туда и ждите меня. Велите подать лошадь. Впрочем, не надо. Я сам пойду на конюшню. Так будет быстрее.

Не прошло и четверти часа, как Дориан во весь опор мчался по длинной аллее. Деревья проносились мимо призрачной вереницей, бросая на дорогу растрепанные тени. У белого столба ворот лошадь отшатнулась и едва не сбросила ездока. Он хлестнул ее по шее стеком, и она понеслась сквозь сумрак как стрела, только камни летели из-под копыт.

По двору фермы слонялись двое работников. Он соскочил с лошади и бросил поводья одному из них. В самой дальней конюшне мерцал огонек. Решив, что мертвец находится именно там, Дориан поспешил к двери, положил руку на засов и заколебался, чувствуя, что стоит на пороге открытия, которое либо спасет, либо погубит его жизнь. Наконец он распахнул дверь и вошел.

На дерюжных мешках в дальнем углу лежал мертвец в грубой рубахе и синих штанах. Лицо прикрывал пестрый носовой платок. Рядом чадила воткнутая в пустую бутылку свеча.

Дориан Грей содрогнулся. Он был не в силах снять платок сам и позвал одного из работников.

– Снимите тряпку, я хочу увидеть его лицо, – сказал он, вцепившись в дверной косяк, чтобы не упасть.

Когда платок сняли, Дориан шагнул вперед. С его губ сорвался радостный крик. Застреленный в подлеске человек оказался Джеймсом Вэйном.

По дороге домой в глазах его стояли слезы, потому что опасность наконец миновала.

Глава 19

– Напрасно ты твердишь, что решил стать лучше! – вскричал лорд Генри, опуская белые пальцы в медную чашу с розовой водой. – Ты и так само совершенство! Умоляю, не вздумай меняться!

Дориан Грей покачал головой:

– Нет, Гарри. За свою жизнь я много чего натворил. Пора остановиться. Вчера я начал совершать благие поступки.

– И где ты был вчера?

– За городом, Гарри. Ездил один, остановился в маленькой гостинице.

– Дорогой мой мальчик, – с улыбкой произнес лорд Генри, – за городом кто угодно может быть хорошим. Там нет соблазнов. Именно поэтому люди, проживающие в деревне, абсолютно нецивилизованны. Приобщиться к цивилизации весьма непросто. Есть лишь два способа. Первый – вращаться в свете, второй – погрузиться в разврат. У деревенских жителей нет ни той, ни другой возможности, поэтому они и влачат добродетельное существование.

– Культура и разврат, – повторил Дориан. – Я приобщился и к тому, и к другому. Теперь меня ужасает, что они идут рука об руку. Гарри, я обрел новый идеал! Я намерен измениться. Думаю, я уже изменился.

– Ты так и не рассказал о своем благом поступке. Или их было несколько? – спросил его собеседник, положив на тарелку багряную горку земляники и посыпав ягоды белым сахаром через перфорированную ложечку.

– Сейчас узнаешь, Гарри. Историю эту я могу рассказать только тебе. Я пощадил одну девушку. Знаю, звучит нескромно, но ты меня поймешь. Она очень красива и удивительно похожа на Сибилу Вэйн. Наверное, этим она мне и понравилась. Ты ведь помнишь Сибилу? Как давно это было! Конечно, Хэтти не нашего круга. Хотя она простая деревенская девушка, я действительно ее полюбил. Мы провели вместе чудесный месяц май, я ездил к ней два или три раза в неделю. Вчера мы встретились в цветущем саду. На ее волосы сыпались лепестки яблонь, она смеялась… Мы должны были уехать вместе на рассвете. И вдруг я решил оставить ее такой же нетронутой, какой она была до встречи со мной…

– Полагаю, новизна этого чувства доставила тебе истинное наслаждение, Дориан, – прервал его излияния лорд Генри. – Однако позволь закончить эту идиллию за тебя. Ты дал девушке хороший совет и разбил ей сердце. Так и началось твое моральное исправление.

– Гарри, ты невыносим! Не смей говорить такие ужасные вещи! Сердце Хэтти вовсе не разбито. Конечно, она поплакала. Но она осталась неопороченной! Она может жить дальше, как героиня Шекспира Пердита, в садике среди мяты и календулы!

– И оплакивать своего неверного Флоризеля! – со смехом закончил лорд Генри, развалившись в кресле. – Дорогой мой Дориан, тебя посещают прелюбопытные мальчишеские капризы. Неужели ты думаешь, что эта девушка теперь сможет довольствоваться мужчиной своего круга? Полагаю, когда-нибудь она выйдет замуж за неотесанного извозчика или пахаря-зубоскала. Встреча с тобой и ее любовь к тебе заставят бедняжку презирать такого мужа, она будет глубоко несчастна. С моральной точки зрения твое великое отречение выглядит так себе. Слабовато, друг мой, даже для начала слабовато. К тому же откуда тебе знать, не всплыла ли уже Хэтти в каком-нибудь мельничном пруду среди прелестных кувшинок, подобно несчастной Офелии?

– Гарри, ты невыносим! То ты надо всем насмехаешься, то выдумываешь самые страшные трагедии! Я жалею, что поделился с тобой. Мне все равно, что ты скажешь! Я знаю, что поступил правильно. Бедняжка Хэтти! Проезжая сегодня мимо фермы, я увидел в окне ее личико, белое, как жасмин в цвету… Довольно! Не вздумай меня убеждать, что первое же доброе дело в моей жизни, первая толика самопожертвования, на которую я сподобился, по сути, является разновидностью греха. Я хочу стать лучше. Я буду лучше!.. Теперь давай о тебе. Что новенького в городе? Давно я не был в клубе.

– Там все еще обсуждают исчезновение бедняги Бэзила.

– Я думал, эта тема всем давно наскучила, – поморщился Дориан, наливая себе вина.

– Дорогой мой мальчик, о нем судачат всего месяца полтора, а британцам не по силам менять темы для разговоров чаще, чем раз в три месяца, – это требует колоссального умственного напряжения! Впрочем, в последнее время им везет. Сперва мой развод, потом самоубийство Алана Кэмпбелла. И вот теперь таинственное исчезновение художника. Скотленд-Ярд упорно твердит, что мужчина в сером пальто, отправившийся полуночным поездом в Париж, и есть бедняга Бэзил, а французская полиция заявляет, что в Париж он не приезжал вовсе. Полагаю, через пару недель станет известно, что его видели в Сан-Франциско. Как ни странно, стоит кому-нибудь исчезнуть, как тут же все утверждают, что его видели в Сан-Франциско. Похоже, это совершенно бесподобный город, к тому же обладающий всеми преимуществами того света.