— У меня нет ни малейшего желания тебе помогать. Забыл? Все это мне совершенно безразлично. Ко мне оно не имеет никакого отношения.
— Алан, умоляю! Представь, в каком я положении. Перед твоим приходом я едва не лишился чувств! Быть может, и тебе когда-нибудь доведется испытать подобное. Нет! Не думай об этом, посмотри на дело с чисто научной точки зрения. Тебя ведь не интересует, откуда берутся трупы для опытов? Не надо вникать и сейчас. Я и так рассказал тебе слишком много. Умоляю, помоги! Ведь когда-то мы были друзьями, Алан!
— Не поминай прошлое, Дориан, оно мертво.
— Иногда мертвые задерживаются. Человек наверху не уйдет сам. Он сидит за столом, склонив голову и вытянув руки. Алан! Алан! Если ты не придешь мне на помощь, я погиб! Алан, меня повесят! Неужели ты не понимаешь? За то, что я совершил, меня повесят!
— Нет смысла затягивать сцену. Я категорически отказываюсь. Ты совсем лишился рассудка, если вздумал обращаться ко мне!
— Значит, отказываешься?
— Да.
— Алан, я тебя умоляю!
— Напрасно.
Во взгляде Дориана Грея вновь появилось сожаление. Он взял лист бумаги и накарябал несколько слов. Дважды перечитал, аккуратно свернул и подтолкнул записку Алану. Затем встал и отошел к окну.
Кэмпбелл посмотрел на него недоуменно, взял листок и развернул. Прочтя, он страшно побледнел и в изнеможении откинулся на спинку стула. На него накатила дурнота, сердце колотилось в груди так, будто вот-вот разорвется.
Через две или три минуты тяжелого молчания Дориан повернулся, подошел к Алану сзади и положил руку ему на плечо.
— Мне очень жаль, Алан, но ты не оставил мне выбора. Письмо уже написано. Вот оно. Адрес ты видишь. Если не поможешь, придется его отправить. Сам знаешь, каков будет результат. Однако ты мне поможешь. Теперь ты не в силах отказать. Согласись, я пытался тебя уберечь. Ты держался жестко, резко, оскорбительно. Кроме тебя, так со мной не обращался никто — по крайней мере из ныне живущих. Я терпел… Теперь я буду диктовать условия.
Кэмпбелл закрыл лицо руками и задрожал.
— Да, Алан, мой черед диктовать условия. Ты их знаешь. Ну же, не вздумай впадать в истерику! Дело нужно сделать. Пойми ты это и принимайся за работу!
С губ Кэмпбелла сорвался стон, его тело содрогнулось. Тиканье часов на каминной полке дробило время на отдельные атомы му́ки, каждый из которых был поистине невыносим. Голову медленно сжимали железные тиски, словно позор, которым угрожал Дориан Грей, уже его настиг. Рука на плече давила свинцовой тяжестью. Ему казалось, что он не выдержит ее веса.
— Давай же, Алан, решайся!
— Я не смогу, — безжизненно проговорил Кэмпбелл, будто слова могли что-либо изменить.
— А надо! У тебя нет выбора. Не мешкай.
Он заколебался:
— В комнате наверху есть камин?
— Да, там газовый камин с асбестовым дымоходом.
— Мне нужно съездить домой и взять кое-что из лаборатории.
— Нет, Алан, покидать дом тебе нельзя. Напиши список того, что понадобится, мой слуга возьмет кеб и все привезет.
Кэмпбелл нацарапал пару строк, промокнул бумагу и надписал на конверте имя своего ассистента. Дориан взял записку и внимательно прочел. Потом позвонил и отдал ее слуге, приказав как можно скорее привезти все необходимое.
Дверь в холл закрылась, Кэмпбелл нервно вздрогнул, вскочил со стула и подошел к полке над камином. Он дрожал, словно в лихорадке. Почти двадцать минут оба молчали. По комнате с жужжанием носилась муха, тиканье часов раздавалось как удары молотка.
Часы пробили час дня. Кэмпбелл обернулся и увидел, что глаза Дориана Грея полны слез. Чистота и утонченность печального лица привели его в ярость.
— Ты отвратителен, совершенно отвратителен! — пробормотал он.
— Прекрати, Алан! Ты спас мне жизнь, — сказал Дориан.
— Спас тебе жизнь?! О Господи! Да что это за жизнь? Ты шел от одного бесчестного поступка к другому, а закончил преступлением! Делая то, что я делаю сейчас — то, что ты заставляешь меня делать, — я думаю вовсе не о спасении твоей жизни!
— Эх, Алан, — вздохнул Дориан и отвернулся, — хотел бы я, чтобы ты испытывал ко мне хотя бы тысячную долю того сострадания, что я испытываю к тебе.
Он стоял и смотрел на сад. Кэмпбелл промолчал.
Минут через десять раздался стук в дверь, и вошел слуга с большим ларцом красного дерева с химическими реактивами, длинным мотком платиново-стальной проволоки и двумя железными зажимами довольно странной формы.
— Вещи оставить здесь, сэр? — спросил слуга у Кэмпбелла.
— Да, — ответил Дориан. — Боюсь, Фрэнсис, у меня есть для тебя еще одно поручение. Как зовут торговца в Ричмонде, у которого мы покупаем орхидеи для поместья Сэлби?
— Харден, сэр.
— Точно, Харден. Сейчас же отправляйся в Ричмонд, повидайся с Харденом лично и вели ему удвоить мой заказ на орхидеи. Белых пусть пришлет поменьше. Собственно, белых не надо вовсе. Фрэнсис, денек сегодня погожий и в Ричмонде очень красиво, иначе я не стал бы тебя утруждать.
— Меня это не затруднит, сэр. Во сколько нужно вернуться?
Дориан посмотрел на Кэмпбелла.
— Сколько времени займет твой эксперимент, Алан? — небрежно спросил он спокойным голосом. Присутствие третьего лица в комнате странным образом придавало ему смелости.
Кэмпбелл нахмурился и прикусил губу.
— Часов пять, — ответил он.
— Значит, возвращайся к половине седьмого, Фрэнсис. Или погоди-ка: приготовь мне одежду на вечер. Остаток дня можешь заниматься своими делами. Ужинать я буду не дома, так что ты мне не понадобишься.
— Спасибо, сэр, — ответил слуга, покидая комнату.
— Ну, Алан, не будем терять ни минуты. До чего тяжелый ларец! Я сам отнесу. Ты же возьми остальное.
Дориан Грей говорил тоном, не терпящим возражений. Кэмпбелл чувствовал себя целиком в его власти. Из комнаты они вышли вместе.
Дойдя до верхней площадки, Дориан достал ключ и отпер дверь. Потом отступил, и в глазах его появилось беспокойство. Юноша содрогнулся.
— Вряд ли я смогу туда войти, Алан, — пробормотал он.
— Как угодно. Ты мне не нужен, — сухо сказал Кэмпбелл.
Дориан приоткрыл дверь и увидел на портрете освещенную солнцем ухмылку. На полу валялось разорванное покрывало. Он вспомнил, что прошлой ночью впервые в жизни забыл завесить проклятый холст, бросился было вперед и вдруг испуганно отшатнулся.
Что за отвратительная красная роса блестит на руке? Такое чувство, будто полотно сочится кровью… Какой кошмар! На минуту ему показалось, что это куда хуже, чем безмолвная фигура, привалившаяся к столу, чья гротескная бесформенная тень на покрытом пятнами ковре давала понять, что ничто не изменилось с тех пор, как Дориан покинул комнату.
Он глубоко вздохнул, приоткрыл дверь пошире и быстро вошел, прищурив глаза и опустив голову, твердо намереваясь вообще не смотреть на мертвеца. Затем наклонился, схватил лилово-золотое покрывало, накинул его на портрет и замер, не в силах оторвать глаз от замысловатого узора. Судя по звукам, Кэмпбелл внес тяжелый ларец, железные зажимы и прочие инструменты, необходимые в его ужасном деле. А был ли он знаком с Бэзилом Холлуордом, и если да, то как они друг к другу относились?..
— Теперь оставь меня, — велел суровый голос.
Дориан торопливо вышел, успев заметить, что Кэмпбелл прислонил мертвеца к спинке стула и пристально вглядывается в лоснящееся желтое лицо. Спускаясь по лестнице, Дориан услышал, как ключ повернулся в замке.
Кэмпбелл вернулся в библиотеку гораздо позже семи. Он был бледен, но совершенно спокоен.
— Я сделал то, о чем ты просил. А теперь прощай. Больше мы не увидимся никогда.
— Ты спас меня от гибели, Алан. Этого я не забуду! — простодушно воскликнул Дориан.
Как только Кэмпбелл ушел, он поспешил наверх. В комнате ужасно воняло азотной кислотой. Зато фигура, привалившаяся к столу, бесследно исчезла.
Глава 15
В половине девятого вечера того же дня двое кланяющихся лакеев сопроводили изысканно одетого Дориана Грея с бутоньеркой из пармских фиалок в петлице в гостиную леди Нарборо. Лоб его буквально пульсировал от крайнего возбуждения, нервы были взвинчены до предела, однако манеры оставались на удивление безупречными. Он склонился и поцеловал руку хозяйке с самой непринужденной грацией. Вероятно, никогда человек не держится столь непринужденно, как если ему приходится притворяться. Вне всякого сомнения, никто из видевших Дориана Грея тем вечером не поверил бы, что ему довелось пережить трагедию, ужаснее которой наш век не знает. Вряд ли его изящные пальцы способны были сжимать нож с преступной целью, а изогнутые в улыбке губы — выкрикивать проклятия небесам. Он сам поражался своему спокойствию, и осознание того, что он ведет двойную жизнь, доставляло ему острое наслаждение.
Компания собралась небольшая, созванная леди Нарборо второпях. Женщина она была очень умная, сохранившая, как выразился бы лорд Генри, остатки незаурядной некрасивости. Она оказалась прекрасной женой одному из самых нудных английских послов и, достойно похоронив супруга в мраморном мавзолее, собственноручно ею спроектированном, выдала дочерей замуж за богатых, довольно пожилых джентльменов, после чего отдалась прелестям французской прозы, французской кухни и французского esprit[33].
Дориан был одним из ее главных любимцев, и она не уставала повторять, что чрезвычайно рада тому, что не встретила его в молодости. «Знаю, дорогой мой, я непременно потеряла бы от вас голову, — говаривала она, — зашвырнула бы свою шляпку на мельницу и пустилась во все тяжкие. Какое счастье, что вас в ту пору и на свете не было! Впрочем, женские шляпки тогда были столь невзрачны, а мельницы так заняты попытками поднять ветер, что я ни с кем даже не кокетничала. Опять-таки, виноват лорд Нарборо! Он был чрезвычайно близорук, а что за удовольствие обманывать супруга, который никогда ничего не видит?»