Гости собрались прескучные. Дело было в том, объяснила она Дориану, укрывшись за довольно потрепанным веером, что совершенно неожиданно к ней приехала погостить одна из дочерей и не нашла ничего лучше, как привезти с собой мужа.
— По-моему, весьма глупо с ее стороны, дорогой мой, — прошептала она. — Разумеется, каждое лето я заезжаю к ним погостить на обратном пути из Гомбурга, но ведь старухе вроде меня совершенно необходим глоток свежего воздуха, и к тому же мне постоянно приходится их тормошить. Вы не представляете, что за жизнь они ведут! Провинциалы чистейшей воды! Встают рано, потому что у них слишком много дел, и ложатся рано, потому что думать им решительно не о чем. Во всей округе со времен королевы Елизаветы не было ни единого скандала! В результате после обеда все они отправляются подремать. Не садитесь рядом с ними! Вы сядете со мной и будете меня развлекать.
Дориан пробормотал отточенный комплимент и оглядел гостиную. В самом деле, компания собралась прескучная. Среди двух незнакомцев сидели: Эрнест Хэрроуден — посредственность средних лет, из тех, которые не имеют врагов и вызывают стойкую неприязнь у друзей; леди Ракстон — разодетая в пух и прах женщина сорока семи лет с крючковатым носом, вечно пытающаяся себя скомпрометировать, но при этом до того простая, что, к ее величайшему сожалению, никто даже не допускал, что она способна согрешить; миссис Эрлин — энергичное сюсюкающее ничтожество с волосами цвета венецианского кармина; леди Элис Чэпмен — дочь хозяйки, бесцветная унылая женщина с типичным британским лицом, которое невозможно запомнить; и ее муж — краснощекий мужчина с седыми бакенбардами, пребывавший, как и многие представители его класса, в заблуждении, что чрезмерная жизнерадостность способна компенсировать полное отсутствие мыслей.
Дориан сильно жалел, что пришел, пока леди Нарборо, взглянув на позолоченные бронзовые часы, распластавшие аляповатые завитки на завешанной сиреневой драпировкой каминной полке, не воскликнула:
— Генри Уоттон непозволительно опаздывает! Я прислала ему приглашение еще утром, и он клятвенно обещался меня не разочаровать.
Когда дверь распахнулась и раздался медленный мелодичный голос, придававший очарование какому-то неискреннему извинению, скука Дориана мигом прошла.
За ужином он ничего не смог съесть. Он даже не прикоснулся ни к одному блюду. Леди Нарборо все ругала его за «глумление над беднягой Адольфом, который сочинил меню специально для вас», а лорд Генри то и дело поглядывал на друга через стол, удивляясь его молчанию и задумчивости. Время от времени дворецкий подливал ему шампанского. Пил он с жадностью и никак не мог утолить жажду.
— Дориан, — заметил наконец лорд Генри, когда принесли chaud-froid[34], — что с тобой? Ты сегодня сам не свой.
— Думаю, он влюблен, — вскричала леди Нарборо, — и боится признаться, опасаясь, что я буду ревновать! И он совершенно прав. Еще как буду!
— Дорогая леди Нарборо, — с улыбкой проговорил Дориан, — я не был влюблен уже целую неделю — с тех пор, как уехала мадам де Феррол.
— Как это вы, мужчины, умудряетесь влюбляться в эту женщину! — воскликнула старушка. — Мне вас никогда не понять.
— Причина проста — она еще помнит вас маленькой девочкой, леди Нарборо, — заметил лорд Генри. — Она — единственное звено между нами и вашими короткими платьицами.
— Вовсе она не помнит моих коротких платьиц! Зато я прекрасно помню ее в Венской опере лет тридцать назад, и какое глубокое у нее было decollete[35].
— Она и сейчас предпочитает decollete, — ответил лорд Генри, беря длинными пальцами оливку, — и в своих нарядных платьях весьма смахивает на edition de luxe[36]* скверного французского романа. В самом деле, она удивительна и полна сюрпризов. У нее незаурядная склонность к семейной жизни! После смерти третьего мужа волосы бедняжки от горя стали совсем золотыми.
— Как ты можешь, Гарри! — вскричал Дориан.
— Это самое романтичное объяснение, — рассмеялась хозяйка. — Однако, лорд Генри, третий муж… Вы ведь не хотите сказать, что Феррол уже четвертый?
— Именно, леди Нарборо.
— Я не верю ни единому слову!
— Спросите у мистера Грея. Он ее близкий друг.
— Это правда, мистер Грей?
— Она утверждает, что да, леди Нарборо, — кивнул Дориан. — Я спросил у нее, не велела ли она забальзамировать их сердца, чтобы носить на поясе, как это делала Маргарита Наваррская. Увы, ответила мадам де Феррол, сердец у них не было вовсе.
— Четыре мужа! Ей богу, это уже trop de zèle[37].
— Trop d’audace[38], сказал я ей, — откликнулся Дориан.
— О, смелости у нее хватит на все, дорогой мой. А что представляет собой этот Феррол? Я его не знаю.
— Мужья очень красивых женщин часто принадлежат к криминальным кругам, — заметил лорд Генри, потягивая вино.
Леди Нарборо стукнула его веером.
— Лорд Генри, меня вовсе не удивляет, что свет считает вас в высшей степени безнравственным!
— Какой именно свет? — спросил лорд Генри, поднимая брови. — Скорее всего, речь идет о том свете. С этим я в прекрасных отношениях.
— Мои знакомые утверждают, что вы человек совершенно безнравственный! — повторила старушка, качая головой.
Лорд Генри посерьезнел.
— Как чудовищно, — наконец произнес он, — что в наши дни за спиной человека говорят о нем чистую правду.
— Нет, он неисправим! — вскричал Дориан, подаваясь вперед.
— Надеюсь! — со смехом воскликнула хозяйка. — В самом деле, если все вы сходите с ума по мадам де Феррол, мне тоже придется снова выйти замуж, чтобы не отставать от моды.
— Вы больше не выйдете замуж, леди Нарборо, — перебил ее лорд Генри. — Вы были слишком счастливы. Женщина вступает в новый брак, только если не выносила своего предыдущего мужа. Мужчина женится снова, только если обожал первую жену. Женщины пытают счастья, мужчины им рискуют.
— Нарборо вовсе не был идеален! — вскричала старушка.
— Будь оно так, вы бы его не любили, моя дорогая леди, — последовал ответ. — Женщины любят нас за недостатки. Если у нас их в избытке, то женщины прощают нам все, даже ум. Боюсь, после этой реплики вы уже никогда не пригласите меня на ужин, леди Нарборо, но это истинная правда.
— Разумеется, это правда, лорд Генри! Если бы мы, женщины, не любили вас за недостатки, что бы с вами было? Ни один из вас не женился бы! Вы бы оставались несчастными холостяками. Не то чтобы это вас сильно меняло, конечно. В наши дни все женатые мужчины живут как холостяки, а все холостяки — как люди женатые.
— Fin de siècle[39], — пробормотал лорд Генри.
— Fin du globe[40] — откликнулась хозяйка.
— Поскорей бы он наступил, этот fin du globe, — со вздохом протянул Дориан. — Жизнь — сплошное разочарование.
— Ах, дорогой мой, — вскричала леди Нарборо, надевая перчатки, — только не говорите, что исчерпали жизнь! Когда человек так говорит, это значит, что жизнь исчерпала его. Лорд Генри совершенно аморален, и мне тоже порой хочется такой быть, но вы-то прекрасны и выглядите прекрасно! Я обязана подыскать вам хорошую жену. Лорд Генри, как вы думаете, не пора ли мистеру Грею жениться?
— Я постоянно это ему твержу, леди Нарборо, — с поклоном ответил лорд Генри.
— Что ж, мы должны подыскать ему достойную пару. Сегодня же хорошенько просмотрю ежегодный справочник дворянства «Бебретт» и выпишу имена всех подходящих юных леди.
— С указанием возраста, леди Нарборо? — спросил Дориан.
— Разумеется, с некоторыми поправками. Однако спешки нет. Я хочу, чтобы вышел достойный брачный союз, как выражается «Морнинг пост», и вы оба были счастливы.
— Что за ерунду люди городят про счастливые браки! — вскричал лорд Генри. — Мужчина может быть счастлив с любой женщиной, если только он ее не любит.
— Какой же вы циник! — ахнула старушка, отодвигая стул и кивая леди Ракстон. — Непременно приходите ко мне снова. Вы — превосходное тонизирующее средство, куда лучшее, чем прописывает мне сэр Эндрю. И обязательно скажите, кого вам хотелось бы видеть на ужине. Постараюсь собрать приятную компанию.
— Мне нравятся мужчины с будущим и женщины с прошлым, — ответил он. — Или тогда у нас соберется исключительно дамское общество?
— Боюсь, что да, — со смехом ответила хозяйка, вставая. — Тысячу извинений, моя дорогая леди Ракстон, я не видела, что вы еще не докурили.
— Ничего страшного, леди Нарборо. Я курю слишком много. Впредь буду себя ограничивать.
— Умоляю, не вздумайте, леди Ракстон! — воскликнул лорд Генри. — Умеренность — вещь поистине фатальная. Понятие «достаточно» подобно скромной трапезе, а понятие «больше, чем достаточно» — все равно что хороший пир.
Леди Ракстон посмотрела на него с интересом.
— Непременно приезжайте ко мне как-нибудь и объясните свою захватывающую теорию, лорд Генри, — проговорила она, покидая гостиную.
— В общем, не задерживайтесь тут слишком долго за разговорами о политике и сплетнями! — воскликнула леди Нарборо с порога. — Не то мы наверху все перессоримся.
Мужчины засмеялись, мистер Чэпмен, сидевший в конце стола, торжественно встал и занял место во главе. Дориан Грей поднялся и пересел к лорду Генри. Чэпмен принялся вещать о ситуации в палате общин. О своих противниках он отзывался с громким хохотом и частенько повторял слово «доктринер», столь нестерпимое для британцев. Свою речь он украшал теми выражениями, что в присутствии дам не произносят. Он возносил британский национальный флаг на остроконечные башни мысли и утверждал, что наследственное скудоумие нации, радостно именуемое английским здравомыслием, есть подлинный оплот нашего общества.