— Богом клянусь! — хрипло прошамкал беззубый рот. — Только не выдавай меня! Я его боюсь!.. Отсыпь-ка мне денежку на ночлег!
Моряк выругался и отпрянул, добежал до угла, но Дориан Грей исчез. Когда он оглянулся, женщины тоже нигде не было.
Глава 17
Неделю спустя Дориан Грей сидел в оранжерее в Сэлби-Ройял, беседуя с прелестной герцогиней Монмутской, гостившей у него вместе с супругом — пресыщенным мужчиной лет шестидесяти. Наступило время вечернего чая. Мягкий свет большой лампы под кружевным абажуром освещал тонкий фарфор и приборы чеканного серебра на столе, во главе которого восседала герцогиня. Ее белые ручки изящно передавали чашки, полные алые губы улыбались нашептывающему ей что-то в ушко Дориану. Лорд Генри глядел на них, развалившись в плетеном кресле с шелковыми подушками. На диване персикового цвета сидела леди Нарборо, делая вид, что слушает герцога, описывавшего бразильского жука — недавнее пополнение своей коллекции. Трое молодых людей в искусно сшитых смокингах подавали женщинам кексы к чаю. В поместье приехало уже двенадцать гостей, остальных ожидали на следующий день.
— Что вы там обсуждаете? — спросил лорд Генри, подходя к столу и ставя пустую чашку. — Глэдис, надеюсь, Дориан поведал вам мою затею дать всем новые имена. Идея превосходная!
— Генри, я совершенно не желаю брать новое имя! — возразила герцогиня, поднимая на него изумительно прекрасные глаза. — Мое имя меня вполне устраивает, как, пожалуй, и мистера Грея — его имя.
— Дорогая Глэдис, я не стал бы менять ни одно из ваших имен ни за что на свете! Оба они идеальны. Я в первую очередь подумал о цветах. Вчера я срезал орхидею, чтобы вставить в петлицу. Это был удивительно красивый пятнистый цветок, впечатляющий не хуже семи смертных грехов вместе взятых. Не подозревая ничего дурного, я спросил у садовника его название. И выяснил, что это прекрасный представитель вида «робин-зониана» или что-то в подобном духе. Как ни грустно, мы утратили способность давать вещам красивые имена. Слова — вот самое главное! Я ничего не имею против действий, но моя единственная забота — слова. Поэтому я терпеть не могу пошлого реализма в литературе. Человека, назвавшего лопату лопатой, следует заставить ею работать. Только на это он и годится.
— Тогда как нам следует называть вас, Гарри? — спросила герцогиня.
— Имя ему — Принц Парадокс, — заявил Дориан.
— А ведь точно! — воскликнула герцогиня.
— Я этого не потерплю! — захохотал лорд Генри, усаживаясь в кресло. — От ярлыков нет никакого спасения! Я отрекаюсь от вашего титула.
— Особы королевских кровей не должны отрекаться, — предостерегающе сообщили прелестные губы.
— Хотите, чтобы я боролся за свой трон?
— Да.
— Я изрекаю истины будущего.
— Предпочитаю заблуждения настоящего, — заявила герцогиня.
— Глэдис, вы выбили оружие из моих рук! — вскричал он, заражаясь ее своенравным настроением.
— Я выбила у вас щит, Гарри, но не копье.
— Никогда не подниму его против Красоты, — сказал он, делая галантный жест.
— В этом-то ваша ошибка, Гарри, уж поверьте. Красоту вы цените слишком высоко.
— Как можно так говорить? Право слово, лучше быть красивым, чем добродетельным. С другой стороны, я как никто готов признать, что куда лучше быть добродетельным, чем невзрачным.
— Выходит, невзрачность — один из семи смертных грехов? — удивилась герцогиня. — Вы ведь только что приравнивали к ним красоту орхидей.
— Нет, Глэдис, невзрачность — одна из семи смертных добродетелей. Вы, как истая тори, не имеете права их недооценивать. Пиво, Библия и семь смертных добродетелей сделали нашу Англию тем, что она есть.
— Значит, вы не любите свою страну?
— Я в ней живу.
— Тем удобней вам ее осуждать!
— Не хотите же вы, чтобы я присоединился к вердикту Европы?
— И что про нас говорят в Европе?
— Что Тартюф эмигрировал в Англию и открыл магазинчик.
— Гарри, это ведь ваше изречение?
— Дарю его вам.
— На что оно мне? Слишком похоже на правду.
— Не бойтесь. Наши соотечественники не смогут узнать в нем себя.
— Им свойственна практичность.
— Скорее, ловкость в делах. Сводя баланс, глупость они уравновешивают богатством, а пороки — ханжеством.
— И все же мы совершили великие дела!
— Скорее нам их навязали, Глэдис.
— Мы несем за них груз ответственности!
— Не дальше фондовой биржи.
Герцогиня покачала головой:
— Я верю в нашу нацию!
— Она олицетворяет выживание самых нахрапистых.
— Ей свойственно развитие!
— Упадок завораживает меня куда больше.
— А как же искусство?
— Это лишь недуг.
— Любовь?
— Иллюзия.
— Религия?
— Модная замена убеждениям.
— Вы скептик!
— Ни в коем случае! Ведь скептицизм есть начало веры.
— Кто же вы?
— Определения суть ограничения.
— Дайте мне путеводную нить!
— Нить порвется. И вы заблудитесь в лабиринте.
— Вы совсем меня запутали! Давайте поговорим о ком-нибудь другом.
— Хозяин поместья — дивная тема для беседы. Некогда его прозвали Прекрасным Принцем.
— Ах, даже не напоминай! — вскричал Дориан Грей.
— Наш хозяин сегодня такой несносный! — заметила герцогиня, заливаясь краской. — Похоже, он полагает, что Монмут взял меня замуж исключительно из научного интереса, видя во мне наилучший экземпляр современной бабочки.
— Надеюсь, герцогиня, он не вздумает втыкать в вас булавки! — рассмеялся Дориан.
— А, этим обычно занимается моя горничная, когда я ее раздражаю.
— И чем же вы ее раздражаете, герцогиня?
— Да сущими пустяками, мистер Грей, уверяю вас. По большей части тем, что прихожу без десяти девять и говорю, что мне нужно быть одетой к половине девятого.
— Как это неразумно с ее стороны! Вам следует сделать ей предупреждение.
— Куда уж мне, мистер Грей. Она ведь придумывает для меня шляпки! Помните ту, в которой я была на приеме в саду у леди Хилстоун? Вижу, что нет, но как мило с вашей стороны сделать вид, что помните! Так вот, она соорудила ее буквально из ничего! Все хорошие шляпки создаются из ничего.
— Как и все хорошие репутации, Глэдис, — перебил лорд Генри. — Любой эффект, который мы производим на окружающих, приносит нам новых врагов. Всеобщей популярностью пользуются лишь люди посредственные.
— К женщинам это не относится, — покачала головой герцогиня, — а женщины правят миром. Уверяю вас, я терпеть не могу людей посредственных! Говорят, женщины любят ушами, а мужчины — глазами. Если они вообще способны любить.
— Мне кажется, ничем другим мы и не заняты, — пробормотал Дориан.
— Ах, ну тогда вы не любили вовсе! — с наигранной печалью заявила герцогиня.
— Дорогая моя Глэдис! — не выдержал лорд Генри. — Как вы можете такое говорить? Любовь живет благодаря повторениям, а повторение превращает любовное влечение в искусство! К тому же каждый раз мы любим как впервые. Перемена предмета страсти никак не влияет на ее уникальность. В жизни нам выпадает в лучшем случае одно сильное впечатление, и секрет в том, чтобы переживать это ощущение как можно чаще.
— Даже если оно нас когда-то ранило, Гарри? — помолчав, спросила герцогиня.
— Особенно если ранило, — ответил лорд Генри.
Герцогиня повернулась и с любопытством посмотрела на Дориана Грея.
— Что вы на это скажете, мистер Грей? — осведомилась она.
Дориан заколебался. Потом откинул голову и захохотал.
— Я всегда согласен с Гарри, герцогиня!
— Даже когда он неправ?
— Гарри всегда прав, герцогиня.
— Разве его философия делает вас счастливым?
— Счастья я не искал никогда. Кому нужно счастье? Я ищу удовольствий.
— И находите, мистер Грей?
— О да. Даже слишком часто.
Герцогиня вздохнула.
— А я ищу покоя, — проговорила она, — и если не пойду переодеваться прямо сейчас, то мне его не видать.
— Позвольте предложить вам несколько орхидей, герцогиня! — воскликнул Дориан, вставая и направляясь в глубь оранжереи.
— Вы флиртуете с ним самым возмутительным образом, — заметил лорд Генри своей кузине. — Будьте осторожнее! Он слишком неотразим.
— Разумеется. Иначе и сражаться ни к чему.
— В таком случае греки идут на греков?
— Я на стороне троянцев. Они сражались за женщину.
— И потерпели поражение.
— Есть вещи куда хуже.
— Вы несетесь, отпустив поводья.
— Лишь в скорости жизнь! — парировала она.
— Обязательно запишу это в своем дневнике.
— Что именно?
— Обжегшееся дитя любит огонь.
— Я даже крылышек не опалила. Они готовы к полету.
— Вы используете их для чего угодно, только не для полета.
— Мужество перешло от мужчин к женщинам. Для нас это в новинку.
— У вас есть соперница.
— И кто же это?
Лорд Генри засмеялся.
— Леди Нарборо. Она от него совершенно без ума.
— Вы вселили в меня тревогу. Тяга к древностям губительна для нас, романтиков.
— Романтики! Да вы задействуете вполне научные методы.
— Нас научили мужчины.
— При этом они вас так и не изучили.
— Попробуйте-ка дать определение женскому полу! — бросила вызов герцогиня.
— Женщина — сфинкс без загадки.
Она посмотрела на него с улыбкой:
— Мистер Грей совсем пропал. Пойдемте ему поможем. Ведь он не знает, платье какого цвета я надену.
— Придется подбирать платье под цветы, Глэдис.
— Это стало бы преждевременной капитуляцией.
— Искусство любви начинается с кульминации.
— Должна же я оставить себе путь к отступлению.
— Как парфяне?[41]
— Они укрылись в пустыне. У меня не получится.
— Женщинам не всегда дозволен выбор, — ответил лорд Генри.
Не успел он договорить, как из дальнего конца оранжереи послышался сдавленный стон и глухой звук падения тела. Все вскочили на ноги. Герцогиня застыла в ужасе. Перепугавшийся лорд Генри пронесся, раздвигая нависшие листья пальм, и обнаружил Дориана Грея на плиточном полу. Он лежал ничком и был в полном беспамятстве.