Дориана тут же перенесли в голубую гостиную и положили на кушетку. Вскоре он пришел в себя и недоуменно огляделся.
— Что случилось? Ах да, вспомнил… Генри, я здесь в безопасности?
Он задрожал.
— Дорогой мой Дориан, ты всего-навсего упал в обморок. Вот и все. Должно быть, переутомился. Лучше бы тебе не спускаться к ужину. Твое место займу я.
— Нет, я спущусь! — сказал он, вскочив. — Лучше поужинаю со всеми. Не хочу оставаться один!
Дориан сходил в свою комнату и переоделся. За столом он держался с бесшабашной веселостью, но порой содрогался от ужаса и становился белым как носовой платок, вспоминая прижатое к окну оранжереи лицо следившего за ним Джеймса Вэйна.
Глава 18
На следующий день Дориан не выходил из дома и провел большую часть времени в своей комнате, одержимый диким страхом смерти и при этом совершенно безучастный к жизни. Им все сильнее овладевало сознание того, что его выследили и теперь он в западне. Гобелен покачивался от сквозняка и пугал. Палая листва, бросаемая ветром в окна, напоминала о неисполненных зароках и вызывала горькие сожаления. Закрывая глаза, он снова видел лицо моряка, заглядывающего через запотевшее стекло, и сердце его сковывал ужас.
А может, всему виной его разыгравшееся воображение, что вызвало из мрака ночи призрак мстителя и рисовало перед ним жуткие картины возмездия. В действительности царит полный хаос, зато в работе воображения присутствует убийственная логика. Именно воображение вызывает к жизни угрызения совести и натравливает их на грешника. В житейском мире не несут наказания грешники, но не получают награды и праведники. Успех — удел сильных, слабых же ждут сплошные неудачи. Вот и все. Кроме того, если бы возле дома кто-нибудь бродил, его наверняка заметили бы слуги или егеря. Останься на клумбах следы, садовники непременно бы ему доложили. Да, всему виной воображение. Брат Сибилы Вэйн вовсе не вернулся, чтобы его убить. Он отплыл на корабле и затонул в каком-нибудь ледяном море. Так или иначе, он не опасен. Ведь этот моряк не знает, не может знать, кого искать. Дориана Грея спасла маска юности.
И все же, если это лишь иллюзия, до чего ужасно думать, что совесть способна создавать призраки настолько пугающие, придавать им видимую форму и приводить их в движение! Что за жизнь его ждет, если днем и ночью из пустых углов и укромных мест станут выползать призраки совершенных им преступлений, дразнить его, шептать в уши во время застолий, будить ото сна своими ледяными пальцами!.. При мысли об этом Дориан побледнел от ужаса, его пробрал холодный озноб. Ах! Он убил друга в порыве безумия! Чудовищное воспоминание! Сцена опять встала перед его глазами. Каждая отвратительная подробность вернулась к нему и казалась еще ужаснее, чем все было на самом деле. Из темной пещеры времени восстал призрак смертного греха, укутанный в багровый саван. Когда лорд Генри вошел к нему в семь часов, Дориан Грей рыдал так, словно сердце его разрывалось от горя.
Лишь на третий день он отважился выйти из дома. Похоже, ясный, пахнущий хвоей воздух зимнего утра вернул ему радость и вкус к жизни. Однако перемену в нем вызвали не одни лишь природные условия. Собственная природа Дориана взбунтовалась против избытка душевных страданий, которые попытались нарушить незыблемость ее спокойствия. С натурами поверхностными и тонкими всегда так. Сильные страсти их либо ранят, либо корежат. Либо они убивают человека, либо гибнут сами. Мелкие печали и мелкие увлечения живут в таких людях вечно. Огромная любовь или печаль падают под собственной тяжестью. Кроме того, Дориан убедил себя, что стал жертвой разыгравшегося воображения, и теперь вспоминал свои страхи с долей жалости и изрядного презрения.
После завтрака он прогулялся часок с герцогиней по саду, потом сел в экипаж и поехал через парк туда, где охотились гости. Иней на хрустевшей от мороза траве лежал словно соль. Небо походило на перевернутую чашу синего металла. Тихое, заросшее камышами озеро покрывала тонкая корочка льда.
На опушке соснового леса сэр Джефри Клоустон, брат герцогини, вынимал из ружья две пустые гильзы. Дориан выпрыгнул из экипажа, велел груму отвести лошадь домой и направился к своему гостю через буйные заросли кустарника и пожухлого папоротника.
— Хорошо поохотился, Джефри? — спросил он.
— Не очень. Думаю, птицы улетели на открытое пространство. Надеюсь, после ленча, когда мы перейдем на другой участок, станет получше.
Дориан пошел с ним рядом. Свежий лесной воздух, коричневые и красные в лучах солнца стволы деревьев, хриплые крики выгонщиков и резкий треск ружей завораживали и наполняли упоительным чувством свободы. Его охватил безудержный восторг и блаженство. Вдруг из-за кочки с пожухлой травой ярдах в двадцати перед ними выскочил заяц с черными кончиками ушей. Он бросился к зарослям ольхи, стремительно распрямляя длинные задние ноги. Сэр Джефри поднял ружье, но было в заячьей грации нечто странным образом зачаровавшее Дориана Грея, и он вскричал:
— Не стреляй, Джефри! Пусть живет.
— Что за ерунда, Дориан! — засмеялся его спутник и выстрелил, когда заяц подбежал к зарослям.
Раздалось два вопля: закричал от боли заяц, что было ужасно, и завопил в предсмертной агонии человек, что было куда хуже.
— О, господи! Я подстрелил выгонщика! — воскликнул сэр Джефри. — Каким ослом надо быть, чтобы лезть под выстрелы!.. Прекратите стрельбу! — завопил он во весь голос. — Человек ранен!
Прибежал старший егерь с палкой в руках.
— Где он, сэр? Где?
Стрельба по всей линии стихла.
— Здесь, — сердито ответил сэр Джефри, спеша к зарослям. — Какого черта вы не следите за своими людьми? Испортили мне всю охоту на сегодня!
Они нырнули в ольховник, раздвигая тонкие качающиеся ветви. Через несколько минут тело вытащили на солнечный свет. Дориан в ужасе отвернулся. Ему казалось, что несчастья следуют за ним по пятам. Он услышал, как сэр Джефри спросил, действительно ли человек мертв, и егерь ответил утвердительно. Внезапно лес ожил, наполнился людьми, топотом ног и низким гулом голосов. Сквозь ветви над головой пролетел крупный медногрудый фазан.
Пару мгновений спустя, растянувшихся для взвинченного Дориана до нескончаемых мучительных часов, на плечо ему легла рука. Он вздрогнул и оглянулся.
— Дориан, — заметил лорд Генри, — скажу-ка я им, что на сегодня стрельба окончена. Продолжать охоту будет как-то неприлично.
— Лучше бы она закончилась навсегда, Гарри! — ответил Дориан с горечью. — До чего все это противно и жестоко! Тот человек?..
Он не смог закончить фразу.
— Боюсь, что да, — кивнул лорд Генри. — Весь заряд попал в грудь. Должно быть, умер мгновенно. Идем домой.
Они шли бок о бок по направлению к аллее и молчали. Ярдов через пятьдесят Дориан посмотрел на лорда Генри, тяжело вздохнул и сказал:
— Это дурной знак, Гарри, очень дурной.
— Ты про случай на охоте? — спросил лорд Генри. — Дорогой мой, тут уж ничего не поделаешь. Убитый сам виноват. Зачем полез под ружья? К тому же при чем здесь мы? Разумеется, для Джефри это неприятно. Поливать дробью выгонщиков не годится. Люди могут подумать, что он промазал. А Джефри всегда бьет метко. Впрочем, говорить об этом не резон.
Дориан покачал головой.
— Дурной знак, Гарри. Я чувствую, с кем-то из нас случится что-то ужасное. К примеру, со мной, — добавил он, с видом страдальца проводя рукой по лицу.
Лорд Генри захохотал:
— Дориан, самое ужасное в нашем мире — уныние! За этот грех нет прощения. Но оно вряд ли грозит нам, если только наши приятели не станут судачить о происшествии за ужином. Я предупрежу их, что данная тема — под запретом. Что касается знаков, то их не существует. Судьба не посылает к нам вестников. Для этого она слишком мудра — или слишком жестока. Да и что может с тобой случиться, Дориан? У тебя есть все, о чем только можно мечтать. Любой был бы рад поменяться с тобой местами.
— Я готов поменяться местами с кем угодно, Гарри! Не смейся, я говорю правду. Несчастному крестьянину, который только что погиб, куда лучше, чем мне. Самой смерти я не боюсь, меня ужасает ее близость. Мне чудится, будто чудовищные крылья смерти уже описывают вокруг меня круги в свинцовом небе. Боже мой! Разве ты не видишь, что за деревьями кто-то прячется? Он следит за мной! Он меня поджидает!
Лорд Генри посмотрел в направлении, куда указывала дрожащая рука в перчатке.
— Да, — заметил он с улыбкой, — я вижу поджидающего тебя садовника. Полагаю, парень хочет спросить, какими цветами украсить стол к ужину. Ты до смешного изнервничался, дорогой мой! По возвращении в город покажись врачу.
Разглядев садовника, Дориан вздохнул с облегчением. Слуга приподнял шляпу, неуверенно покосился на лорда Генри, достал письмо и протянул его хозяину.
— Ее милость велела дождаться ответа, — пробормотал он.
Дориан положил письмо в карман.
— Скажи ее милости, что я уже иду.
Садовник поспешно направился к дому.
— До чего женщины любят совершать рискованные вещи! — рассмеялся лорд Генри. — Это их качество меня особенно восхищает. Женщина способна флиртовать с кем угодно, если только есть зрители.
— До чего ты любишь говорить рискованные вещи, Гарри!.. В данном случае ты заблуждаешься. Герцогиня очень мне нравится, но я в нее не влюблен.
— А герцогиня очень в тебя влюблена, но ты ей не слишком нравишься, поэтому вы отличная пара.
— Гарри, оставь свои инсинуации! Для них нет ни малейшего основания.
— Человеческая разнузданность — основание для любых инсинуаций, — заметил лорд Генри, закуривая папиросу.
— Гарри, ради удачного парадокса ты пожертвуешь кем угодно!
— Люди приносят себя в жертву и без моего участия, — раздалось в ответ.
— Как бы я хотел полюбить! — прочувствованно воскликнул Дориан. — Боюсь, я утратил эту способность и разучился испытывать влечение. Я целиком сосредоточен на себе. Собственная личность стала для меня обузой. Я хочу сбежать, скрыться, забыть. Глупо было приезжать сюда. Думаю, мне следует телеграфировать Харви, чтобы он подготовил яхту. На ней я буду в безопасности.