Садовник повернулся и быстро направился к дому…
— Как женщины любят делать опасные вещи! — засмеялся лорд Генри. — Это одно из качеств, которыми я особенно восторгаюсь. Женщина готова флиртовать с кем угодно до тех пор, пока другие на нее смотрят.
— Как вы любите говорить опасные вещи, Гарри! В настоящем случае вы совершенно ошибаетесь. Мне очень нравится герцогиня, но я не люблю ее.
— Герцогиня очень вас любит, но вы не слишком ей нравитесь, так что вы в равных условиях.
— Вы сплетничаете, Гарри, а для сплетен никогда не бывает оснований.
— Основание всякой сплетни есть вера в безнравственность, — сказал лорд Генри, закуривая папиросу.
— Ради эпиграммы и афоризма, Гарри, вы готовы принести в жертву кого угодно.
— Мир идет на этот жертвенник по собственному желанию, — последовал ответ.
— Я бы хотел полюбить! — воскликнул Дориан с глубоким пафосом в голосе. — Но я, кажется, потерял страсть и позабыл, что такое желание. Я слишком сосредоточился на самом себе. Моя собственная личность стала мне в тягость. Мне хочется убежать, уйти, забыться. С моей стороны было глупостью приезжать сюда. Кажется, я пошлю телеграмму Гарвею, чтобы он приготовил мне яхту. На яхте чувствуешь себя в безопасности.
— В безопасности от чего, Дориан? Вы в какой-то тревоге. Почему не сказать мне, в чем дело? Вы знаете, что я бы помог вам.
— Я не могу сказать вам, Гарри, — печально ответил Дориан. — Да и, по всей вероятности, это все моя собственная фантазия. Этот несчастный случай расстроил меня. Я имею скверное предчувствие, что подобное может случиться и со мною.
— Какие глупости!
— Надеюсь, что это глупости, но не могу побороть предчувствия. А вот и герцогиня, прямо Артемида в современном костюме. Видите, мы вернулись, герцогиня.
— Я обо всем слышала, мистер Грей, — ответила она. — Бедный Джеффри ужасно расстроен. И, кажется, вы просили его не убивать зайца? Как это странно.
— Да; это было очень странно. Не знаю, что заставило меня попытаться остановить его. Каприз, должно быть, заяц казался миловиднейшим изо всех живых существ. Но мне жаль, что вам рассказали об этом случае. Это неприятная тема.
— Это — досадная тема, — вмешался лорд Генри. — Она не имеет никакой психологической ценности. Вот если бы Джеффри нарочно его убил, было бы очень интересно. Я бы хотел познакомиться с кем-нибудь, кто совершил настоящее убийство.
— Какой вы ужасный, Гарри! — закричала герцогиня. — Не правда ли, мистер Грей? Гарри, мистеру Грею опять дурно. Он сейчас лишится чувств!
Дориан сделал над собой усилие, выпрямился и улыбнулся.
— Это ничего, герцогиня, — прошептал он, — мои нервы ужасно развинчены. Вот и все… Пожалуй, я слишком много сегодня утром гулял. Я не слыхал, что сказал Гарри. Что-нибудь очень дурное? Вы должны мне это рассказать… как-нибудь в другой раз. Теперь же мне, кажется, следует немного прилечь. Вы меня извините, не правда ли?
Они подошли к широким ступеням, ведущим от оранжереи на террасу. Как только стеклянная дверь закрылась за Дорианом, лорд Генри обернулся и взглянул на герцогиню своими темными глазами.
— Очень вы влюблены в него? — спросил он. Несколько мгновений она не отвечала и смотрела на расстилавшийся перед нею пейзаж.
— Я сама хотела бы знать, — выговорила она наконец.
Он покачал головой.
— Знание оказалось бы роковым. Неизвестность именно и пленяет. Дымка тумана всему сообщает чары.
— В тумане можно сбиться с дороги.
— Все дороги сходятся в одном пункте, дорогая моя Глэдис.
— В каком?
— В разочаровании.
— Оно было дебютом моей жизни, — сказала она со вздохом.
— Оно явилось к вам в венце.
— Мне уже надоели клубничные листья.
— Они вам идут.
— Только на людях.
— Вы бы не могли обойтись без них, — заметил лорд Генри.
— Я и не расстанусь ни с одним лепестком.
— Монмоут имеет уши.
— Старость туга на ухо.
— Разве он никогда не ревновал?
— О, если бы он ревновал!
Лорд Генри осмотрелся по сторонам, как бы что-то отыскивая.
— Что вы ищете? — спросила герцогиня.
— Шарик от вашей рапиры, — ответил он. — Вы его обронили.
Она засмеялась.
— Маска еще на мне.
— Она делает ваши глаза еще прелестнее.
Она снова засмеялась. Зубы ее блеснули, как белые зернышки в алом плоде.
Наверху, в своей комнате, Дориан Грей лежал на диване; каждый фибр его тела дрожал от ужаса. Жизнь вдруг сделалась для него отвратительным, непосильным бременем. Трагическая смерть несчастного загонщика, убитого в роще, как дикое животное, казалась Дориану предвестием его собственной смерти. Циническая шутка лорда Генри почти заставила его лишиться чувств.
В пять часов Дориан позвонил, и когда пришел слуга, он приказал ему уложить вещи к вечернему экспрессу в город и заказать экипаж к половине девятого. Он твердо решил не проводить больше ночи в Сельби-Рояль. Это было зловещее место. Смерть бродила здесь при солнечном свете. Трава в лесу была запятнана кровью.
Затем Дориан написал записку лорду Генри, извещая, что он уезжает в город посоветоваться с доктором, и прося заняться гостями во время его отсутствия. Когда он вкладывал записку в конверт, в дверь постучали, и лакей доложил ему, что главный егерь желает его видеть. Дориан нахмурился и закусил губу.
— Впустите его сюда, — пробормотал он после некоторого колебания.
Лишь только егерь вошел, Дориан вынул из ящика свою чековую книжку и раскрыл ее перед собою.
— Вы, наверное, пришли по поводу несчастного утреннего происшествия, Торнтон! — сказал он, берясь за перо.
— Да, сэр, — ответил егерь.
— Что же, после убитого осталась жена? Кто-нибудь из родственников зависел от него? — скучающе спросил Дориан. — Если да, то я не хотел бы оставить их в нужде и пошлю им сумму, какую вы найдете необходимой.
— Мы не знаем, кто он такой, сэр. Поэтому-то я и осмелился прийти к вам.
— Не знаете, кто он? — рассеянно проговорил Дориан.
— Что вы хотите сказать? Разве он не был одним из ваших людей?
— Нет, сэр. Я никогда прежде его не видел. Он похож на матроса, сэр.
Перо выпало из рук у Дориана, и он почувствовал, что сердце его вдруг остановилось.
— Матрос? — вскрикнул он. — Вы говорите: матрос.
— Да, сэр. У него такой вид, будто он служил во флоте: татуированные знаки на обеих руках…
— Было при нем что-нибудь найдено? — спросил Дориан, наклоняясь вперед и глядя на егеря испуганными глазами, — что-нибудь, что указывало бы на его имя?
— Деньги сэр, совсем пустяки, — и шестизарядный револьвер. Имени никакого не было. Человек приличного вида, но грубоватый. Мы думаем, какой-нибудь матрос.
Дориан вскочил на ноги. Ужасная надежда вдруг вспыхнула в нем. Он безумно за нее ухватился.
— Где тело? — воскликнул он. — Скорее! Я должен его видеть немедленно!
— Оно в пустой конюшне при ферме, сэр. Люди неохотно пускают к себе в дом покойников. Они говорят, что мертвое тело приносит беду.
— При ферме! Сейчас же отправляйтесь туда и ждите меня. Скажите какому-нибудь груму, чтобы оседлал мне лошадь. Или нет… Не надо… Я сам пойду в конюшню. Это будет скорее.
Меньше чем через четверть часа Дориан Грей быстро мчался по длинной аллее. Деревья, казалось, проносились мимо него в призрачной процессии, а дикие тени бросались поперек его пути. Один раз кобыла внезапно свернула в сторону около белого столба у ворот и чуть не сбросила своего седока. Дориан стегнул ее хлыстом. Она рассекла пыльный воздух, как стрела. Камни летели из-под ее копыт.
Наконец он достиг фермы. Двое каких-то людей бродили по двору. Дориан спрыгнул с седла и бросил поводья одному из них. В самой дальней конюшне светился огонь, что-то подсказало Дориану, что тело находится там, и он поспешно направился к двери и положил руку на задвижку.
Тут он на минуту остановился, чувствуя, что стоит на краю рокового открытия, которое или обезопасит, или разобьет его жизнь. Он распахнул дверь и вошел.
На куче мешков, в дальнем углу, лежало мертвое тело человека в грубой рубахе и синих брюках. Пестрый платок закрывал ему лицо. Дешевая свеча, воткнутая в бутылку, горела рядом.
Дориан Грей вздрогнул. Он чувствовал, что его рука не может снять платок, и позвал одного из служащих на ферме.
— Снимите эту тряпку с его лица. Я хочу его видеть, — приказал он, опираясь на косяк.
Когда рабочий снял платок, Дориан подошел. Крик радости сорвался с его губ. Человек, убитый в роще, был Джэмс Вэн.
Несколько минут Дориан стоял, глядя на мертвое тело. Когда он ехал домой, в глазах его блестели слезы, — он знал, что жизнь его в безопасности.
XIX
— Вам не зачем уверять меня, что вы хотите исправиться, Дориан, — произнес лорд Генри, погружая белые пальцы в чашу из красной бронзы с розовой водой. — Вы и так совершенны. Пожалуйста, не меняйтесь.
Дориан покачал головой.
— Нет, Гарри, я совершил очень много дурного. Но довольно. Вчера уже я начал свои добрые дела.
— Где же вы вчера были?
— В деревне, Гарри. Я останавливался один в маленькой гостинице.
— Дорогой мой, — сказал лорд Генри, улыбаясь, — в деревне всякий может быть хорошим. Там нет искушений. Вот почему люди, не живущие в городах, всегда так страшно нецивилизованы! Цивилизации не так-то легко достигнуть; для этого существует только два способа: культура и развращенность. Деревенские жители не имеют доступа ни к тому, ни к другому, потому-то они и застаиваются.
— Культура и развращенность, — прошептал Дориан Грей, — я знал и то и другое. Теперь меня даже пугает, что они всегда идут рука об руку, ибо теперь у меня явился новый идеал, Гарри. Я намерен измениться. Мне кажется, я уже изменился.
— Вы все еще не сообщили мне, в чем заключалось ваше доброе дело. Вы даже, кажется, сказали, что совершили их несколько? — спросил его собеседник, накладывая на свою тарелку маленькую пирамиду очищенной клубники и обсыпая ее сахаром из сетчатой, похожей на раковину, ложки.