– Тебя как звать-то?
Жюли стиснула зубы, чтобы не закричать. Животный ужас охватил ее. Она не сводила взгляда с топора, на котором ей чудились следы крови и прилипшие к лезвию волосы…
– Че там у тебя? – наклонился к ней бородач и протянул руку. – Дай-кось сюда…
Жюли замотала головой и замычала, будто немая, не выпуская чехла. Пальцы намертво, до побелевших суставов, вцепились в «реликвию», – единственное, что еще связывало ее с прежней жизнью, с Сатиным и их любовью. Эта любовь казалась последней спасительной соломинкой в пучине всеобщего бедствия, войны и разрухи…
– Дай! – разозлился бородатый мужик, и его рот перекосился. В углах губ выступила пена.
Он пытался вырвать у Жюли чехол со свернутой в трубочку картиной, принимая холст за что-то другое.
– Небось золото тама… – облизнулся второй, подступая ближе и поигрывая топором.
– А-ааа-ааа! – завопил бородач, брызгая слюной. – А-а-аааа! Отдай… отдай…
– Чертова баба…
– На тебе! На!.. На! Ах, ты…
Мешая друг другу, сопя и ругаясь, грабители набросились на бедную женщину. В пылу борьбы за чехол с неведомым содержимым они не услышали торопливых шагов по коридору, не заметили скользнувшего в комнату Сатина. Удар его сабли раскроил бородачу череп раньше, чем тот успел обернуться. Брызнула кровь. Пальцы мужика разжались, тело повалилось ничком и затихло. Огарок свечи выпал из ослабевшей руки, но не потух.
Жюли медленно сползала по стене, оседала на пол… из ее кудрей выкатилась черная капля, по виску побежал темный ручеек…
– Ты ранена? – забыв обо всем, Николай кинулся к ней, наклонился… – Жюли… Жюли! Все хорошо… Я пришел за тобой! Жюли… ты слышишь меня?..
Она не отвечала. Ее глаза остекленели и помутились. Желтый язычок пламени на полу мигнул, зашипел и погас.
– Жюли! – в наступившей темноте звал Сатин. – Жюли…
Второй грабитель, который в панике отпрянул, успел вырвать из ее рук «семейную реликвию» и, пряча чехол под армяк, попятился. Боясь нападения, он наугад махнул топором, попал во что-то мягкое и бросился вон из комнаты.
Николай не почувствовал боли, – только что-то горячее потекло по плечу, и правая рука безвольно повисла, выронив саблю. Грабитель уже опрометью несся по коридору, с шумом натыкаясь на мебель и музыкальные инструменты. Что-то разбилось… жалобно вскрикнули струны…
Сатин ничего этого не слышал. Он не собирался догонять разбойника и был озабочен только состоянием Жюли. Она почему-то не двигалась и не подавала признаков жизни.
По небритым щекам Сатина катились слезы. Плечо онемело, одна рука не слушалась. Он не мог поднять Жюли и перенести ее на кровать…
– Все будет хорошо, – словно в бреду шептал он. – Все будет хорошо… Я нашел подводу, Жюли! Мы выберемся отсюда… обещаю…
Она продолжала сидеть на полу, опираясь на стену. Ее руки похолодели. Сатин стоял на коленях и гладил Жюли по спутанным мокрым волосам. На его ладонях оставалась кровь, но он этого не видел.
– Как же так? – взывал он к далекому бесстрастному Богу. – Как же так?..
Он не понимал до конца того, что произошло. Ведь ему суждено умереть не здесь, в холодной опустевшей Москве, – а, дожив до глубокой старости, мирно окончить земной путь в собственной постели…
Глава 26
Глории опять приснился ночной сад с павильоном в виде обрушенной башни. Романтический дух этого сооружения поддерживали рыцари в блестящих латах, с перьями на шлемах, их ловкие пажи и дамы в средневековых нарядах…
Необычная публика прогуливалась вокруг башни, вела неторопливые беседы, из которых нельзя было разобрать ни слова…
Глория наблюдала за ними из зарослей лавровишни, оставаясь незамеченной. Пышную процессию замыкала странная пара, – надменная императрица и уродливый карлик с лицом принца.
Карлик показался Глории знакомым. «Где я могла его видеть?» – гадала она, прислушиваясь, не долетит ли до нее хоть фраза из их разговора.
На императрице переливались всеми оттенками золота платье и головной убор царицы Верхнего и Нижнего Египта.
«Да это же Клеопатра!» – осенило Глорию. Она навострила уши и удвоила внимание. Любые слова из уст Клеопатры или ее безобразного спутника могли послужить для нее откровением.
– Ничего нельзя изменить… – донеслось до нее. – Даже когда знаешь…
– В этом весь фокус! – захихикал карлик.
Цветы лавровишни казались голубыми в свете луны.
Ночь рассыпалась над садом тысячей звезд. Вечный обман красок и химера времени…
Клеопатра смеялась, глядя на потешные ужимки карлика. Она купалась в бессмертии, как ночные цветы купались в лунных лучах…
– Ничего… нельзя… изменить… – повторяло за ней многоголосое эхо.
Глория зажала уши ладонями. Ей не хотелось этого слышать. Она побежала прочь от башни… камни с грохотом катились за ней по темным аллеям сада…
Рыцари, пажи и прекрасные дамы смеялись и показывали на нее пальцами… Они не должны были так себя вести!
Глория бежала все быстрее и быстрее, пока не выдохлась…
Открыв глаза, она очутилась в лесу. Дамы скакали верхом на лошадях… над зеленой рощей вставало солнце… свора гончих резвилась на поляне…
«Русалочья охота!» – узнала Глория и… окончательно проснулась. О-ооо! Как же саднит в груди… и не хватает дыхания…
Она вспомнила, что в гостевой комнате спит Роман. Теперь ей предстоит сложный разговор с Колбиным. Тому вряд ли понравится, что начальник охраны не вышел на работу.
Глория ощущала себя уставшей и разбитой. Она со стоном села и взглянула на часы. Ого! Десять утра. При всем желании Роман не успеет к началу рабочего дня. Потому что день уже в разгаре.
Санта, вероятно, заждался ее к завтраку. Но деликатно помалкивает, не тревожит сон хозяйки. Легли они с Лавровым под утро, – разошлись по комнатам и едва закрыли глаза, как за окнами забрезжил рассвет. Впрочем, чего вдруг она расписывается за начальника охраны? Может, он вообще глаз не сомкнул.
В голове у Глории полная сумятица: ни одной стоящей идеи по поводу дальнейшего расследования смерти актрис зубовского театра. Лавров тоже не дал толкового предложения. Он винит себя в том, что не смог предотвратить гибель Бузеевой. Совсем упал духом.
– Ничего нельзя изменить… – повторила она слова из сна.
Неужели все так безысходно? А в чем же тогда заключается ее миссия? В бесполезном наблюдении? В поисках убийцы? Должна ли она брать на себя роль судьи?..
Санта приготовил на завтрак яичницу и гренки с малиновым джемом. На столе дымились чашки с крепким кофе.
– Думаю, вам надо взбодриться, – позволил себе заметить великан.
Глория вяло жевала яичницу. Лавров сдерживал зевки.
– Ужасно болит голова, – пожаловался он, потирая затылок. – Но сегодня мне гораздо лучше.
– Прими еще таблетку после еды…
Он отхлебнул кофе и поморщился. Горько.
– Сахар и сливки на столе, – с сочувствием сказала она. – Сможешь сесть за руль? Или послать с тобой Санту?
– Сам справлюсь…
– Колбин тебе устроит разбор полетов.
– Не первый раз. Я привык.
Начальник охраны со вздохом откусил кусочек гренка.
– Что будем делать? – спросил он, жуя. – Как ловить преступника, если мы понятия не имеем, кто он? Это становится вопросом чести…
– Особенно для тебя, – усмехнулась Глория. – Ты же мне не верил!
– И за удар по голове не мешало бы поквитаться, – кивнул он. – Только вот с кем? Подозревать можно любого, начиная с Шанкиной, Наримовой и безответно влюбленного Митина. Я побеседовал почти со всеми, а толку ноль.
– У нас есть еще Сатин в запасе.
– Банкир? Хочешь надавить на него при помощи фотографии? А если ему плевать на Зубова?
– Не плевать. Я уже говорила: Сатин одержим желанием приобрести у партнера коллекцию живописи. В этом случае расположение Зубова играет не последнюю роль. Узнав, что любовница изменяла ему с банкиром, он взовьется на дыбы… и Сатину не видать картин, как своих ушей. Он согласится встретиться с тобой, вот увидишь.
– Да? Ну, черт с ним… попробую. Только отсюда не позвонишь.
– И не надо. Свяжешься с Сатиным в Москве. Хотя… возьмешь меня с собой?
Лавров поперхнулся и закашлялся.
– Вдвоем мы его быстрее дожмем, – невозмутимо добавила Глория. – И перед Колбиным я за тебя словечко замолвлю. Идет?
Глория оказалась права. Услышав о снимке, на котором его запечатлели с покойной актрисой Жемчужной, банкир вынужден был согласиться на встречу.
– Это шантаж, – возмутился он. – Кто вы такой, господин Лавров? Мы с вами не знакомы.
– Есть повод познакомиться…
– Хорошо… приезжайте ко мне в офис, – неохотно сказал Сатин. – Я распоряжусь, чтобы вас проводили в мой кабинет.
На парковке у центрального отделения банка «Альфус» стояла та самая «ауди», по которой Лавров отыскал любовника Полины. Впрочем, на фотографии они всего лишь целуются.
– Думаешь, Сатин – маньяк? – спросил он, помогая Глории выйти из машины. – Осторожно! Гололед…
Она оделась как бизнес-леди, а не как провидица. Чтобы вызвать у коммерсанта доверие. Поднимаясь по лестнице на второй этаж, она обернулась к Лаврову со словами:
– В определенном смысле он маньяк…
– Тс-сс… тихо… сотрудников испугаешь.
Мимо них вниз по ступенькам прошла девушка с гладко причесанными волосами, в темной юбке и белой блузке. Она с милой улыбкой поздоровалась.
– Персонал у Сатина подобран со вкусом, – заметил Лавров, глядя ей вслед. – Кстати, нас обещали проводить в кабинет босса.
– Тебе же было сказано, второй этаж, третья дверь слева. Да вот она…
Глория без церемоний открыла дверь и вошла. Сатин, не ожидавший увидеть женщину, удивленно привстал из-за своего стола. Кабинет, залитый светом, напоминал скорее библиотеку, нежели рабочее место финансиста. Шкафы темного дерева ломились от книг, мягкий диван располагал к приятному отдыху.