Впрочем, неизвестно, где была Лора в это время! Может быть, ее труп уже лежал здесь, под деревьями? А потом, глухой ночью, убийца погрузил ее в свою машину (я ведь сама видела темный приземистый автомобиль, осторожно поднимавшийся на холм!), подогнал к «Рено», переложил тело, отогнал «Рено» в лес и бросил там. Если загнать машину куда-нибудь в такие заросли, да еще оставить под надежнейшим прикрытием таблички «Частное владение», она могла бы там хоть год стоять. Никто не сунется нарушать границы чужой собственности! Но убийца, видимо, спешил и не потрудился как следует спрятать труп.
А куда это он спешил, хотелось бы знать?.. Ладно, этого я никогда не узнаю. Однако, если бы кто-то совершенно случайно не наткнулся на «Рено» в зарослях, машину никто и искать бы не стал. Наверняка убийца на это рассчитывал, наверняка Лора появилась здесь инкогнито.
Но зачем?! Что привело ее в дом Жани, эту русскую девчонку, которая задумала покорить Париж, прилетела на этот сияющий факел, словно глупенький мотылек, – и сгорела, до смерти опалив свои крылышки?
Сначала скандальная слава натурщицы Максвелла Ле-Труа и любовницы распутной Марты Эйзесфельд. Потом – работа на мадам Люв. Потом…
А вот странно: отчего это Лора скатилась по социальной лестнице и стала обычной проституткой? Вроде бы – насколько я понимаю! – скандальная слава должна только на пользу идти особам такого пошиба. Нет, случилось что-то другое, что подорвало акции Лоры. Например, болезнь. Или…
Я дергаю Зидана за руку, словно умоляю его ответить: не сошла ли я с ума со своей догадкой?! А что, если Лора забеременела и родила ребенка? А потом…
Я вспоминаю неприязнь, почти ненависть, которая сквозила в каждом взгляде, в каждом слове Жани. И как она спросила, словно змея прошипела: «Вы русская?!» Изголодавшийся Филиппок хватал меня губами за грудь, а она решила, что в мальчишке ожила генная память.
То есть Жани не знала конкретно, от кого ей достался ребенок, знала только, что это была русская женщина? Ну да, такие дела напрямую не делаются, тут работают посредники. А Лоре, получается, было известно, к кому попало ее дитя. И вот вам результат!
Между прочим, мои догадки – это ведь не более чем фантазии. Слишком смелые фантазии на тему, как Лора явилась к Жани и начала ее шантажировать. А может быть, требовать вернуть ребенка. Но ведь для Жани Филипп стал смыслом жизни, это и слепому видно. Конечно, она не могла, не хотела с ним расстаться! Она убила Лору – скорее всего, ударила ее по голове, спрятала труп где-то здесь, в парке или в доме, потом сделала вид, что уезжает с сыном, однако ночью вернулась. Погрузила труп в свою машину, подвезла на холм, потом переложила Лору на заднее сиденье «Рено»… Ну и так далее. Очень может быть, что она не слишком тщательно спрятала «Рено» именно потому, что боялась оставлять надолго Филиппа. А теперь кто угодно может подтвердить, что Жани вечером уехала, а красный «Рено» в это время еще торчал на холме, я и сама могла бы это засвидетельствовать…
А кстати! Не за этим ли, не за моим ли свидетельством притащилась Жани в дом Брюнов? На мое счастье притащилась, конечно, потому что иначе кто бы выпустил меня из погреба?!
С другой стороны, я уже ничему не удивлюсь, даже тому, что именно Жани заперла меня там. Ведь Лора могла, по обычаю всех шантажистов, не сразу явиться к Жани, а сначала написала ей письмо. И Жани просто-напросто сложила два и два. В деревне появилась какая-то загадочная русская, и тут же возникло письмо от шантажистки. Нет, скорее, наоборот: сначала письмо, потом я, вот почему Жани смотрела на меня при первой встрече настолько люто!
Да, похоже, именно так и обстояло дело.
И Жани решила избавиться от шантажистки, то есть от меня. Случайно она обнаружила, что я вошла в погреб, или следила за мной – неведомо. Но она заперла меня и, конечно, побежала домой вприпрыжку, радостно предвкушая мою погибель и свое будущее спокойствие. Никому и в голову бы не пришло привязать к моему исчезновению Жани!
Ну да, и вот она, вся такая счастливая и довольная, заявилась домой, схватила на руки своего младенчика, а тут – здравствуйте, я ваша тетя, я буду у вас жить! – на пороге нарисовалась Лора. Думаю, Жани была здорово ошарашена…
Не знаю, как там дальше шли дела. Так или иначе, Лора оказалась убита, а потом Жани вспомнила обо мне. И пришла в ужас, что едва не загубила ни в чем не повинную душу, пусть и русскую. Вот почему она была так перепугана, когда выпустила меня из погреба! Боялась, а вдруг у меня окажется слабое сердце, как у ее покойного супруга, вдруг я уже лежу в погребе мертвая?!
На счастье, все обошлось. Лишнего греха на душу Жани не взяла. Теперь ей нужно было только избавиться от трупа, что она и сделала – я знаю, каким образом.
Может быть, конечно, это все плоды моего чрезмерно богатого воображения. Может быть, Жани тут совершенно ни при чем! Да, но как тогда попала в ее сад туфелька, которую я только что держала в руке?
А кстати, куда я ее девала? Да отбросила, когда в панике неслась под крылышко к миляге Зидану!
Я озираюсь, пытаясь разглядеть туфельку, возвращаюсь в глубь сада – и вдруг слышу рокот автомобильного мотора. Потом шум замолкает, слышен хлопок дверцы, шорох листвы, шаги…
Бог ты мой, сюда кто-то идет. Кто? Зачем? А вдруг это полиция?! И как мне объяснить свое пребывание в самом что ни на есть частном владении, к тому же оставленном хозяевами?! А если найдут туфельку? И снимут отпечатки пальцев у подозрительной особы, то есть меня? Я же эту туфельку держала в руках, на ней остались мои отпечатки!
Надо бежать, бежать!
Я кидаюсь прочь, под защиту огромного тигра, и вовремя: на дорожку выходит высокий, плотный, очень загорелый мужчина лет пятидесяти. У него такой горбатый, круто загнутый нос, словно его обладатель в прошлой жизни был птицей. Например, вороной!
Очень смешно…
Деваться мне некуда: шаг вправо, шаг влево – под ногой захрустит листва и выдаст меня. Откуда я знаю, кто такой этот крепкий мужик в шортах и футболке? У него очень волосатые руки и ноги, что придает ему ужасно свирепый вид, выражение лица непреклонное, а на плече – грабли…
Боже ты мой! Да ведь это небось обычный садовник, наемный рабочий у Жани, который подрядился содержать сад в порядке. Бедной вдове некогда этим заниматься, к тому же на руках дитя малое…
Однако она могла бы найти себе и более рачительного работника. Этот садовник трудится натурально спустя рукава! Вот бездельник! Возит граблями как попало, не сгребает листву, а разметает ее. И вдруг наклоняется, а когда выпрямляется, в руках у него…
Ну разумеется. Он нашел то, что я бросила. Он нашел туфельку Лоры!
Грабли снова взлетели на плечо, туфелька исчезла под мышкой, садовник забыл о своих обязанностях и зашагал к дороге.
Садовник?.. Какой, к черту, садовник! Он нашел эту туфельку потому, что искал ее. Он знал, что найдет ее здесь!
Может быть, это переодетый полицейский? Может быть, участие Жани в убийстве Лоры уже установлено?
Тогда – плохи дела у нее, у бедняжки…
Но есть и другой вариант. Этот человек знал, что найдет здесь туфельку, именно потому, что сам ее здесь потерял, когда волок труп Лоры к машине. Не Жани убила ее, а этот неизвестный с ястребиным носом!
За что? Почему? Кто он такой?!
Мне никогда этого не узнать, да и никакой детективный зуд, если честно, меня сейчас не томит. Хочу одного: убраться из этого сада. Фигуры зверей снова кажутся зловещими, а уж Зидан-то… невозможно представить, что я только что держала его за руку, будто лучшего друга.
Я выжидаю, когда шум мотора стихает, прокрадываюсь к калитке, сто раз выглядываю и прячусь, пока не удостоверяюсь окончательно, что путь свободен, – и со всех ног мчусь домой.
Говорят, что, если Господь возлюбит какое-то из созданий своих, он даст ему изведать величайшее горе, чтобы потом вознаградить великим счастьем. Я хочу верить, что Бог когда-нибудь развеет кровавые тучи над Россией, как развеял их над моей судьбой.
Казалось бы, невозможно было отыскать человека более несчастного, чем я, узнавшая о гибели моего брата. Однако если бы я не узнала об этой смерти – внезапно, страшно! – если бы не погрузилась в бездну великого горя, почти лишившись сознания, – я никогда бы не встретила человека, рядом с которым счастлива так, что порою даже стыжусь этого счастья. Я никогда не встретила бы своего мужа. Ведь путь к нему указало мне письмо, которое я смогла прочесть благодаря тому, что какие-то добрые женщины в предварилке приводили меня в чувство!
Непостижима эта связь событий. Непостижимо, как из мельчайшей мелочи вдруг возникает нечто грандиозное, судьбоносное, имеющее для нас решающее значение!
…Помню, я стояла в той незнакомой парадной, снова и снова поднося к глазам руку с зажатым в ней судьбоносным письмом и вглядываясь в мутноватые химические строки, снова и снова перечитывая подпись.
Борисоглебский! Алексей Борисоглебский! Неужели это тот самый полковник, который сидел в одной камере с моим братом и был убит незадолго до него? Он называет свою жену Асей – но ведь так домашние звали Анастасию Николаевну Борисоглебскую…
Смятая влажная грязная бумага все еще сохранила признаки дорогой плотной «александрийской». Вспоминаю, как мы с покойной Дуняшей выходили из моей квартиры, когда я отправлялась сопровождать Иринушку в больницу, и она сунула мне листок, на котором написано только одно слово: «Вода». Дуняша уверяла, что именно этот пустой листок отдала ей на улице незнакомая испуганная женщина, которую потом арестовали матросы.
Но листок не был пустым! Письмо было написано симпатическими чернилами! Недаром Борисоглебский упоминает слово «вода». И уточняет, что письмо было написано любимым кем-то способом.
У каждого свои увлечения. Наверное, у этого человека таким увлечением была химия и ее применение в тайнописи. Во