Глеб подумал.
— Так, может, на неё тоже «пятнашку» напустить? Заявится с засосами — прошлая жизнь раем покажется…
— Так-то оно так, да муж у неё — рохля. Сам, чай, слышал…
— Мужа заколдовать, — предложил Глеб. — Чтоб ревновал…
— Тогда уж и весь свет впридачу. Тех же лягушек, чтоб спать не мешали! Она ж не только с мужиком своим общается… Ага, — удовлетворённо отметил Ефрем, нащупав что-то незримое за спинкой кресла. — Вот оно…
Глеб подошёл посмотреть, что делает учитель. Непонятное он что-то делал — разминал округлое затвердение воздуха. Словно бы лепил невидимый снежок.
— В самом деле хочешь ей память вернуть?
Колдун даже приостановился. Не ожидал он такой наивности от воспитанника.
— Угорел? — с любопытством осведомился он. — А ну как клиент ненароком государственную тайну вспомнит! Нет, Глебушка, память вернуть — это не к нам. Это в прокуратуру… — Стряхнул незримые капли с кончиков пальцев и вновь повернулся к креслу. — Так что, если кто без меня с такой просьбой пристанет, смело гони в шею. Насмотрятся западных фильмов, — ворчливо продолжал старикан, — а потом, чуть мозги отшибёт кому, он тут же, глядишь, губёнки и раскатает: «А вдруг я раньше олигархом был… или там наследником престола?..» А того не смыслит, что престолов-то на всех шибанутых не напасёшься…
Старый ворчун был, как всегда, неопровержим. Известно ведь, что черепно-мозговая травма в наших условиях чревата восстановлением памяти, а восстановление памяти — напротив, черепно-мозговой травмой.
— Непуганые, — сокрушённо пояснил он, возвращаясь к прерванному занятию. — Был у меня знакомый, тоже колдун. И сварил он однажды зелье. На пять секунд восстанавливает память в полном объёме… Решил испытать на себе, подвижник хренов! И такое, видать, припомнил, что уже на третьей секунде в окошко сиганул… Так-то вот.
— А сейчас ты что делаешь? — решился прервать ученик приступ старческой болтливости.
— Точку сборки подтягиваю, — хмуро поведал кудесник, сильно не любивший, когда его перебивают.
— Ты мне о ней ничего не говорил, — ревниво заметил Глеб.
— Так мы ж с тобой за Кастанеду всерьёз-то ещё не брались… — буркнул Ефрем. Помолчал, смягчился. — Точка сборки — это, Глебушка, такая светящаяся блямбочка с абрикосину… Да… И находится она, чтоб ты знал, вот здесь, позади правой лопатки. Ну, вроде дырки в энергетическом коконе. Вернее — лупы…
— Понятно, — процедил Глеб, приглядываясь. — А я думаю: глюки у меня, что ли? За каждой аурой вроде как правый «поворот» помигивает…
— Похоже… — кивнул колдун.
— И для чего она, точка эта?
— Главные мировые линии в пучок сводит… Ну, энергетические волокна — видел, чай, в астрале? Вот их она и того… и фокусирует. Картину мира создаёт, соображаешь? Скажем, хватил кого обморок — глядь: аура, как была, так и осталась, а точка сборки погасла. Почему? Сознание потерял. Какая уж тут, к лешему, картина мироздания, ежели всё черно…
— Прямо так с ней и рождаемся? — не отставал Глеб.
— Не-ет… Ну ты сам прикинь! Младенчик — он же на свет-то появляется голенький, розовый, беспомощный… Ни ходить не умеет, ни говорить… Даже воровать! Всему учить приходится… Учат-учат — и, глядишь, начинает у него потихонечку завязываться на энергетическом коконе эта самая, понимаешь ли, светящаяся блямбочка. Слабенькая ещё, непрочная… Почему, например, малых детей можно только по заднице шлёпать? — увлёкшись, снова принялся вещать старый колдун. — А вот как раз чтобы точку сборки ненароком не сдвинуть. А почему предки наши беглых да каторжан по спине секли? Да потому что точка-то у таких уже со сдвигом! А от битья она помаленьку на место возвращаться начинает… и становится человек снова частью общества… С памятью-то, вишь, у Ларисы, свет, Кирилловны всё в порядке, а вот точка сборки…
— Из кокона выскочила?
— Нет. Если выскочит, в другой мир попадёшь. Не выскочила. Разболталась слегка, расслабилась… С возрастом такое почти завсегда. Потому и кажется всё вокруг бессмысленным да нелепым. Положим, так оно и есть, но бабе-то от этого не легче…
Въедливость ученика подчас радовала, подчас раздражала старого колдуна. Впрочем, Ефрема Поликарпыча ещё поди пойми: ворчит — стало быть, всё идёт как надо, но если, не дай Бог, развеселился, держи ухо востро.
Вот и сейчас с притворным недовольством ожидал он очередного вопроса настырного юноши. Не дождался. Питомец тужился осмыслить услышанное.
Что ж, тоже дело.
Несмотря на крайнюю молодость Глеба Портнягина, мир вокруг него рушился по меньшей мере трижды — и приходилось собирать всё заново. Каждый раз какой-то детали не хватало или обнаруживались лишние, да и новая конструкция зачастую оказывалась неудачной, как, скажем, случилось пару лет назад, когда дружок Никодим подбил Глеба грабануть продовольственный склад, где обоих и накрыл участковый с выразительной фамилией Лютый.
Мироздание пришлось собирать из осколков уже в камере.
Разумеется, все эти ощущения личного характера наверняка не имели ни малейшего касательства к Карлосу Кастанеде, но само словосочетание «точка сборки» очаровало Глеба своим звучанием. Ученик чародея подошёл к стеллажу с эзотерической литературой и, отыскав полку, целиком посвящённую Кастанеде и его присным, достал наугад первую попавшуюся книжку. Раскрыл, листнул.
Пока он погружался в бездну премудрости, Ефрем Нехорошев нянькал и тетёшкал незримо светящуюся блямбочку. Наконец притомился и присел отдохнуть на табурет.
— Эх, ничего себе! — не смог удержаться Глеб. — Ты послушай, что пишут! «Нужно заметить, что человек благодаря разуму и речи сильнее прочих тварей фиксирует свою точку сборки, — огласил он. — У человека она не только собирает излучения, но и с целью получения большей чёткости восприятия ещё и убирает все „лишние“ излучения…»
— Правильно пишут, — устало одобрил старый кудесник. — Коряво, но правильно… И что?
— «Характерен пример затерянного в горах первобытного племени, над которым дважды в день в течение многих лет с рёвом проносились пассажирские самолёты, — взахлёб продолжал зачитывать Глеб. — Когда племя обнаружили наконец антропологи, то их больше всего поразило то, что дикари ни разу не видели и не слышали никаких „железных птиц“! С точки зрения дикарей самолёты не имели отношения к человеческому миру, и дикарские точки сборки отбрасывали все излучения, связанные с…» — Тут он уловил краем глаза, что учитель давно уже внимает ему с саркастической улыбкой, — и запнулся. — Врут?
— Да не то чтобы врут… Не договаривают. Там покруче заваруха была: съело племя двух антропологов. Ну, американцы, понятное дело, давай их за это бомбить. Так, представляешь, дикари-то и бомбёжки не заметили!
Портнягин стоял неподвижно. Подхваченный мощным мыслеворотом, он не противился ему, но, как рекомендовано, потихоньку выплывал по спирали.
Не заметили бомбёжки… Это что ж получается? Посадить такого людоеда годика на полтора — тоже в упор не заметит?
— А жертвы? — осторожно спросил он. — Были?
— Ну а как же! Бомбы-то — рвались…
— Так что ж они, туземцы, слепые, что ли?
— Да не слепые! — всё более раздражаясь, отвечал колдун. — Не слепые… Просто точка сборки у них другая, не такая, как у нас. Видят: помирают люди, не поймёшь, с чего. Решили: болезнь заразная…
— Придурки, — подвёл итог Глеб, захлопывая книгу.
— Да? — вскипел колдун. — А мы чем лучше? Нас вон который век бомбят, а мы всё думаем, что от старости помираем!
— Кто бомбит? — не поверил Глеб.
— А я знаю? Инопланетяне какие-нибудь…
— Что ж они, одних стариков бомбят? — ошалело спросил Глеб.
— Всех подряд, — угрюмо известил кудесник. — Просто молодые — они ж прыткие, на месте не стоят, хрен попадёшь… Вечно ты со всякой ерундой не ко времени! Давай ставь книжку на место! Клиент просыпается…
Разъяв веки, Лариса Кирилловна увидела склонившееся к ней участливое морщинистое лицо Ефрема Поликарповича. Поискала глазами Глеба. Рослый ученик чародея стоял, отвернувшись к тусклому окну, и с ошеломлённым, как ей показалось, видом разминал костяшками пальцев правый висок. Что-то изменилось и в самом помещении. Теперь оно напоминало скорее лавку древностей, нежели захламлённый, плохо охраняемый склад.
— Ну как? — дружелюбно осведомился колдун. — Ничего не всплыло?
И Лариса Кирилловна почувствовала вдруг, что задыхается от счастья.
— Всплыло… — выдохнула она.
— Ну-ну! — подбодрил Ефрем Поликарпович.
— Как было чудно, как чудно… — заговорила словно бы в сладостном бреду Лариса Кирилловна. — Сняли мы в мае дачный домик за Чумахлинкой… Природа, озёра… Шашлыки… — Вспомнив о шашлыках, прыснула. — Хорошее было мясо, на Центральном рынке брала… — сообщила она, смеясь от души. — Сожгли!..
— Бывает, — утешил колдун, но Лариса Кирилловна его не услышала.
— А ночью — лягушки… — в упоении заключила она. — До утра спать не давали…
Разочарованный странник
Люди, люди! Порождение крокодилов!
Сизоватое осеннее утро застало старого колдуна Ефрема Нехорошева на отлогих берегах Ворожейки. В городах астральная обстановка в последнее время, как правило, неблагоприятна, поэтому потустороннюю живность лучше всего изучать на природе. Собственно, сам-то Ефрем в этом особой нужды не испытывал, а вот ученику его Глебу Портнягину давно уже приспела пора ознакомиться с энергетической фауной, столь полезной в кудесническом деле.
Ночь выдалась ясная, без облачка. Время от времени с угольно-чёрного неба срывалась падучая звёзда, извещая о новой потере в рядах баклужинского населения, да кувыркались в смоляной воде шаловливые лунаврики — речные стихиали лунных бликов.
В крохотной лужице посреди тропинки незримо залёг в ожидании беспечного прохожего матёрый склизень. Увлёкшись наблюдением за этой примитивной, но каверзной формой нежити, учитель и ученик не заметили, как подкрался рассвет. Восход солнца прекрасен сам по себе, а уж в астрале — тем более. Достаточно лишь перечислить мелодичные названия лобызающих друг друга светлых стихиалей… Хотя, с другой стороны, стоит ли? «Придут времена, — предвидел Даниил Андреев, — когда каждый школьник старшего возраста будет знать эти имена столь же твердо, как теперь знает он названия латиноамериканских республик или провинций Китая». Пророчество сбылось: и с тем, и с другим, и с третьим нынешние учащиеся знакомы примерно одинаково.