Александр успел выстрелить два раза. Пьяные, разъяренные дневной неудачей фашисты спрыгнули в траншею и сцепились в рукопашной с красноармейцами. Теперь нельзя было стрелять без опасения поразить своего. Дрались ножами, прикладами, душили руками. Ударив ближнего немца пистолетом по каске, Александр вдруг увидел: из траншеи выпрыгнул Косогоров и бросился бежать.
– Стой! Стой, подлец! - закричал ему вслед Теремов. Но Косогоров мчался не останавливаясь.
Лейтенант рванулся за ним, хотел быстро догнать и вернуть в траншею.
– Стой, стрелять буду! - Лейтенант вскинул пистолет и навел его на бегущего. Косогоров был недалеко. Сразить его не представляло никакой трудности.
Но в своем стремительном беге Антон был такой сильный и красивый, что убить его у лейтенанта просто не хватило решимости. К тому же это был свой. Теремову еще никогда не приходилось стрелять в своего. Он даже ни разу не думал об этом.
В эти короткие секунды Александр нашел оправдание своей слабости: «Я всегда его недолюбливал. И, может, был несправедлив». Но стрелять все-таки надо было, и он пустил пулю выше головы убегающего.
Услыхав свист пули, боец испуганно плюхнулся на землю. Тут его и настиг лейтенант. Он схватил труса за шиворот и, не почувствовав тяжести, одним рывком поставил на ноги. Несколько мгновений Теремов запаленно дышал, с ненавистью глядя на опущенное лицо красноармейца.
– Трус несчастный, - только и сказал Александр, - Быстро назад! - скомандовал он.
Там, откуда они только что прибежали, слышались одиночные выстрелы, крики и взрывы гранат.
– Живее! - крикнул лейтенант и подтолкнул Косогорова пистолетом в спину.
Внезапно впереди все стихло. Шум боя прокатился в сторону командного пункта командира роты. Александр не успел сообразить, что это значит, как к нему из кустов выбежали три раненых красноармейца. Один из них сжимал ладонями живот, через пальцы его рук текла густая черная кровь. Другой помогал бежать товарищу, который волочил ногу.
Увидев командира, боец, помогавший раненому, крикнул:
– Немцы заняли нашу траншею…
– Где остальные? - крикнул Теремов.
– Все полегли, - тяжело переводя дыхание, ответил боец.
Оставив Косогорова и раненых, лейтенант побежал вперед. Добежав до кромки кустарника, он увидел темно-зеленые каски, торчащие над его траншеей.
Бой шел на всей позиции роты. Лейтенант решил собрать в кустах остатки взвода и вести их на помощь Шилову. Там, где был командный пункт, слышались стрельба и крики.
Много ли может сделать лейтенант с одним раненым бойцом (двое не могли двигаться) и с одним трусом, который в любую минуту готов снова кинуться наутек? Теремов попытался приблизиться к наблюдательному пункту командира роты, но встретил гитлеровцев. Бегая по кустарнику, Александр вскоре наткнулся на цепь третьего батальона, который раньше стоял во втором эшелоне. Впереди атакующих шел майор Теремов.
«Уж если командир полка пошел в атаку, дела плохи», - подумал Александр и побежал, чтобы быть поближе к отцу.
С большими потерями удалось все же восстановить положение. Правый фланг, откатившийся назад, из-за чего едва-едва удержался весь полк, был выровнен.
После боя стали разбираться, что же, собственно, произошло. Несколько часов назад изучили новый приказ, решили стоять насмерть и вдруг в первом же бою еле удержали позиции.
Майор Теремов был мрачен. Он оглядел тяжелым взглядом присутствующих. Мысленно отметил, кого нет в живых. Подумал: «За такой разгром, даже если бы не было приказа «Ни шагу назад!», виновника нужно привлечь к судебной ответственности. И он ответит! Накажу его своей властью по всей строгости!» И майор задал первый вопрос:
– Что произошло на правом фланге? Командир правофланговой роты?
– Капитан Шилов погиб, - ответил кто-то из командиров.
То, что среди присутствующих не было командира правофлангового батальона, майор Теремов уже заметил: комбаты обычно садились на совещаниях в первом ряду.
– Лейтенант Теремов, - строго сказал командир, - что произошло на правом фланге?
Александр встал. Не чувствуя за собой вины, зная, что бился честно, вместе со всеми, он доложил:
– Немцы атаковали нашу траншею неожиданно. Началась рукопашная… - Он хотел рассказать о трусости Косогорова, но промолчал, решив, что того, чего доброго, могут расстрелять по новому приказу за бегство. Поэтому без долгих объяснений закончил: - Почти весь взвод погиб, нас осталось пятеро.
– Была ли атакована вся рота или только ваш взвод? - спросил майор.
– Сначала только мой взвод. Они зашли с фланга. Потом двинулись дальше.
Чувствуя, как холодеет кровь в жилах, Николай Петрович подумал: «Ты виноват, сын мой!»
Присутствующие командиры отлично понимали все последствия, вытекающие из доклада лейтенанта. Им не нужно было долго и детально расследовать обстоятельства. Люди обстрелянные, они хорошо разбирались в боевых делах с полуслова. И поскольку лейтенант был несомненно виноват в разгроме фланга больше других, он и обязан ответить за случившееся. Все пытливо посматривали на командира полка: провинившийся-то - его сын. Как поступит майор?
Майор Теремов понял и вину сына и что выражали взгляды командиров. Он сознавал: колебаться нельзя. Оттого, как он сейчас решит, зависят и его честь и его доброе имя. И все же не ради всего этого, не ради сохранения своей чести и авторитета принимал он роковое решение. «Если не поступить решительно сейчас, то отступление будет продолжаться. Нужно будет прощать кого-то и завтра и послезавтра. Прощу я - простят другие. Все пойдет по-старому, и покатимся мы до Москвы и за Москву. Нет, нет, этого нельзя допустить! Нельзя щадить ни себя, ни тебя, Саша. Приказ «Ни шагу назад!» должен быть выполнен…»
Тяжелая борьба длилась в душе майора всего несколько секунд. Приняв решение, он тем же официальным тоном, что и прежде, задал сыну новый вопрос:
– Как могло случиться, что немцы свалились в вашу траншею неожиданно? У вас было организовано наблюдение?
– Да, наблюдатели были выставлены, но солнце на закате слепило им глаза. И потом, немцы раньше не наступали вечером…
– Доложили вы командиру роты о нападении, предупредили его об опасности? - жестко спросил Теремов.
Лейтенант опустил голову, он только теперь все понял. Понял не только то, что ему грозит, но главное, что действительно виновен в случившемся.
– Нет, я не оповестил командира роты, - тихо ответил Александр, - я не успел… У меня не было времени… Пришлось сразу стрелять… - Он вспомнил о Косогорове, но сказать о нем теперь было просто невозможно. Сочтут за трусость, за попытку выставить красноармейца виновником всего.
Лейтенант молчал.
– Значит, именно вы, лейтенант Теремов, подставили под неожиданный удар роту, а за ней батальон и весь полк, - сделал заключение командир.
Лицо его побледнело, на глазах у всех он осунулся.
Чувствуя, куда все клонится, батальонный комиссар Гопанюк попытался несколько облегчить вину лейтенанта:
– Наблюдение и у нас, на полковом КП, и у других командиров тоже оказалось не на должном уровне.
– За это с меня и с вас, Андрей Митрофанович, тоже спросят, - сухо бросил Теремов. Понимая, что отступления для него нет и каждая минута оттяжки только усугубит страдания его и сына на глазах у всех, Николай Петрович глотнул не хватившего вдруг воздуха и тихо, но слова ему казались оглушительными, проговорил:
– Командир комендантского взвода, арестуйте лейтенанта Теремова… Он будет расстрелян перед строем полка.
Пошатываясь, майор пошел в сторону. Командиры подразделений поспешили за ним. Они стали уговаривать, чтобы он изменил свой приказ. Минуту назад настороженно ждавшие, вынесет ли майор такой приговор, и, если не вынесет, готовые бросить ему в лицо свое презрение, они теперь забегали вперед и просили:
– Товарищ майор, нельзя же так…
– Товарищ майор, отмените!
Майор смотрел на них невидящими сухими глазами и тихо говорил:
– Как же быть с отступлением?
Командир первого батальона, пожилой капитан, недавно, уже во время боев, призванный из запаса, вдруг сорвал фуражку с головы, скомкал ее и крикнул в лицо Теремову:
– Да черт с ним, с отступлением. Все же восстановлено!
Теремов остановился, пристально и благодарно посмотрел в глаза капитана, положил ему руку на плечо, все так же тихо сказал:
– Иначе я поступить не могу. Не имею права. Нельзя иначе. Понимаете?
Майор Теремов ушел в палатку, желая скрыться от всех и наедине с самим собой разобраться в случившемся.
Но в этот день беды для него еще не кончились. Вскоре налетели немецкие пикировщики. Они шли волнами и долго бомбили участок, где так упорно отбивали все атаки гитлеровских наземных войск.
Во время этого налета была убита Лидия Максимовна.
Произошло это так. Командир роты, назначенный командиром батальона взамен погибшего, сразу же, как вернулся из штаба, разыскал Лидию Максимовну и без обиняков, понимая, что каждая секунда дорога, рассказал ей о приговоре, вынесенном ее сыну. Новый командир советовал ей поспешить к мужу и повлиять на него.
Оглушенная невероятным известием, Лидия Максимовна тут же побежала в штаб. Она не слышала ни воя пикировщиков, ни свиста бомб, ни взрывов. Она бежала спасать сына. Здесь и настиг ее осколок. Она упала и осталась лежать на земле, даже после смерти устремленная вперед, туда, где попал в беду ее Саша.
Узнав о гибели жены, Николай Петрович в первое мгновение как-то бесстрастно, будто посторонний, подумал: «Так для нее даже лучше. Не будет терзаться о Саше». И только осознав, о чем говорит ему связной, вдруг понял, кого он потерял. Нет человека, с которым он шел рядом всю жизнь, которого любил и без которого себя на этом свете вообще не представлял, - нет Лиды!… Нет той, которая подарила ему Сашу! Того самого Сашу, которого он бережно нес в пикейном одеяле из родильного дома, боясь раздавить в своих сильных руках. Того самого Сашку, для которого украсил землянк