– Вы накурились наркотиков, когда писали это? – спросил мужчина.
Милли улыбнулась – не столько вопросу, сколько его выговору. Его английский был великолепен, но он говорил с таким удивительным акцентом, что даже и это довольно обидное замечание звучало сексуально.
Один – ноль в его пользу.
Русский сосредоточенно рассматривал ее картину. А художнику льстит, когда кто-нибудь пытается постичь скрытый смысл его работы вместо того, чтобы, бросив на нее беглый взгляд, перейти к следующей.
– У моего брата аутизм. Когда я была маленькой, его доктор объяснил мне, что он не выносит объятий, поцелуев, любых проявлений чувств из-за особого видения мира. Для него очень важны облака, трава, деревья, животные, они для него в каком-то смысле более живые, чем люди. Это я, – Милли указала на застывшую в центре картины фигурку.
Мужчина молчал долго, очень долго. Он действительно рассматривал ее картину.
– Я знал одного ребенка, который плакал, когда нужно было укладываться в постель. Не просто плакал, громко рыдал… Каждую ночь. Казалось, он в ужасе. Возможно, он думал, что кровать живая и причинит ему боль?
– Не знаю, но могу предположить, что такое возможно.
– Я бы хотел узнать имя художника.
– Милли, – улыбнулась девушка. – Милли Андреас.
– А ваш акцент? – Мужчина хмурился, стараясь угадать, откуда она. – Англия, Лондон?
– Правильно.
– Вы проводите здесь каникулы?
– Рабочие каникулы… – грустно улыбнулась Милли. – Завтра уезжаю.
– Досадно.
Милли случалось флиртовать, но она редко делала это так откровенно и никогда – со столь потрясающим красавцем.
– Милли… – Мужчина размышлял над ее именем. – Я не знаком с таким. А полностью…
– Миллисент, – сказала девушка, но дальше обсуждать эту тему не пришлось, потому что Антон за окном уже призывно махал ей рукой.
С ее стороны было бы невежливо не пойти к нему, поэтому она повернулась к Леониду, чтобы попрощаться.
У него было другое мнение на этот счет, он двинулся к открывшейся двери, отступив, чтобы пропустить Милли. Такая мужская твердость и решительность взволновала ее гораздо больше, чем ей хотелось признать.
– Ну что, подготовилась к отъезду? – Антон обнял девушку и резко отпустил, увидев ее спутника. – Боже, Милли, я думал, ты вечером работала?
– Да, да, – пробормотала она. – Это Антон, а это…
– Я знаю, кто это. Леонид, мне очень нравится ваша новая коллекция.
– Я занимаюсь финансами, а не модой, – сдержанно улыбнулся русский.
– Все равно, я восхищен, – поторопился сказать Антон.
Леонид не слушал. Он ходил по галерее, рассматривая картины, останавливаясь перед некоторыми и бросая на другие лишь беглый взгляд.
– Ты его знаешь? – прошептала Милли.
– Все знают Коловских.
– Я имею в виду, ты знаком с ним?
– Хотел бы, – вздохнул Антон. – Его магазин рядом с моим, но Коловские на миллионы миль отстоят от меня. Мне случалось говорить с его братьями-близнецами, они очень шикарны. Ты представляешь, с кем ты разговаривала? Они – короли модной индустрии, а твой сегодняшний поклонник – первый в этом ряду. – Антон замолчал, увидев, что Леонид направляется к ним. – Я ругаю Милли за то, что она рядом с вами в форме официантки, – Антон драматически скосил глаза на Леонида. – Но вы видели ее в другом наряде?
– Нет, – Леонид медленно повернулся к Милли, глядя на нее раздевающим взглядом. – Но очень надеюсь увидеть.
– Не обольщайтесь, у Милли в гардеробе лишь шорты и футболки.
– У вас в витрине выставлена только одна ее картина, а других художников – по две.
– Их картины покупают, – Антон беспомощно развел руками. – Милли, дорогая, я планирую новую выставку, мне придется перевесить твои работы подальше.
– У вас еще есть ее картины? Я хочу посмотреть, – прервал его Леонид.
Антон повел его к задней стене, где были выставлены – все еще выставлены – картины Милли.
– Слишком дешево… Получается, вы рады всему, благодарны за все. Надо повысить цену, – Леонид качал головой.
– Цена была выше, все равно не покупали, – ответила Милли.
– Это же первоклассная галерея, так? Люди хотят приобрести нечто изысканное, они не хотят вешать на стены какую-то дрянь. Они считают, что так мало могут стоить только плохие вещи.
– Ее имя неизвестно, – сказал Антон.
– Измените цену, каждая работа должна стоить не меньше билета в Европу. Перепишите вашу биографию.
– Не получится…
– Вы ничего не потеряете. И не меньше двух картин в центральной витрине.
– Картины Милли висят уже три месяца. Я просто не могу… – краснея, мямлил Антон.
– Когда состоится выставка? Моя мачеха хотела приобрести что-нибудь для своего магазина. Я порекомендую ей зайти сюда, – Леонид был неумолим.
– Я уже посылал ей приглашение, его вежливо отклонили, – нерешительно сказал Антон.
– Нина его и не видела, по ее поручению все сделала секретарь. Я сам ей скажу, и, уверяю вас, она придет. Возможно, и мой отец тоже.
Антон, поглядывая на Милли, выбрал картины для центральной витрины, а Леонид, взяв девушку за руку, вывел ее на улицу.
– Вы не… должны были делать это, – заикаясь, говорила Милли.
– Никто ничего никому не должен. Но ваша работа заслуживает своего шанса.
– Большое спасибо. А ваша мачеха и вправду придет на выставку? Я хочу сказать, Антон и так долго держал мои работы, мне жаль его разочаровывать.
– Точно придет, я же скажу ей.
– Спасибо. Вы даже не представляете, как много это для меня значит, – говорила Милли.
– Напротив, очень хорошо представляю, – поправил ее Леонид. – Первая продажа имеет колоссальное значение. Не считайте это обманом. Иногда трудно распознать что-то истинно прекрасное с первого взгляда, нужно остановиться и внимательно посмотреть.
Леонид очень пристально разглядывал ее. Милли даже думала, он собирается поцеловать ее. Но вместо этого он произнес своим чудесным голосом:
– Так вы уезжаете завтра?
– Да, утром.
– Хорошо провели время в Мельбурне?
– Я почти ничего не видела. Была в нескольких галереях, на паре показов, но в основном работала.
Милли запнулась, поняв, что ее слова могли звучать как намек, а она не хотела этого. Но Леонид мгновенно схватил ее за руку:
– Пошли! – Он указал на небольшой экскурсионный автобус, из которого выходили туристы. Леонид помахал водителю. – Я поговорю с ним, – сказал он, но Милли покачала головой.
– Уже поздно… Самолет утром, мне еще надо собраться и выспаться, – глядя ему в глаза, она очень старалась не утонуть в них.
– Выспитесь в самолете.
Боже, она играла с огнем. То, что она читала о Леониде… и Антон постарался предупредить ее… И дама, с которой он был в ресторане, сказала ему с болью и страстью: «Ты бесчувственный негодяй». И он не опроверг ее слова.
Черт побери, что я делаю?
Безумие идти куда-нибудь с этим человеком.
– Не стоит, – тяжело вздохнула Милли, – У меня масса дел, а вы – ну…
– Обо мне не волнуйтесь.
– Вы только что расстались со своей девушкой, Леонид, – Милли не собиралась играть с ним в прятки. – Наверное, вы чувствуете…
– Вы понятия не имеете, что я чувствую, – он подошел к ней совсем близко и взял в свои руки ее лицо. – Я не расставался со своей девушкой, Анника – моя сестра по отцу.
– Вы ссорились с вашей сестрой?
Мужчина нахмурился, его глаза сузились:
– Что вы слышали?
– Ничего. – Не могла же она повторить ему эту фразу про негодяя. – Но я видела, как она убежала.
– Ну и что? Между близкими родственниками бывают жаркие ссоры.
– Она действительно ваша сестра?
– Кому еще я позволил бы так разговаривать со мной? Подождите здесь.
Что же она могла слышать?
Леонид старался вспомнить, при какой части его разговора с Анникой Милли могла находиться рядом.
Вначале он не обратил внимания на эту официантку, потом ощутил очень приятный запах, явно исходивший от нее, затем обратил внимание на ее немного смущенную улыбку. Он был благодарен незнакомке за то, что она отвлекала его от роковых новостей и требований семьи, которые излагала Анника.
Ему нравилось наблюдать через плечо Анники, как краснеет юная официантка, как она резким движением головы откидывает со лба прядь волос, как прикусывает губу, записывая заказ. Лишь ее присутствие помогло Леониду сохранить видимость спокойствия, когда настойчивость Анники усилилась. Как ни странно, легкий аромат, исходивший от этой незнакомой девушки, резко контрастировавший с дорогими духами сводной сестры, успокаивал его, как глоток свежего воздуха.
Он старался не смотреть на ее шею над вырезом блузки, но это ему плохо удавалось. Леониду пришлось отвернуться, когда юная официантка наклонилась за упавшей салфеткой.
Он хотел ее.
Договариваясь с водителем, он старался выиграть время, чтобы не расставаться с ней, но этого явно было недостаточно. Он понимал – любое его неверное движение спугнет ее, и она исчезнет навсегда.
Если бы это был вопрос только секса, все решалось бы очень просто – ему нужно было бы лишь вернуться к себе в отель, ответить на один из бесчисленных звонков на автоответчике и расслабиться на всю ночь.
Как же ему хотелось расслабиться и забыться.
Леонид мысленно анализировал разговор с Анникой. Умирал его отец. Никто из членов семьи не сомневался – именно он, Леонид, должен взять на себя бремя семейных дел. Он не может покинуть их, людей, которые дали ему все, чем он владел.
Еще пять лет ада, не меньше.
Анника, изложившая ему все соображения и требования Коловских, была самым приятным и самым уязвимым членом семьи.
Леонид заскрежетал зубами – еще они требовали, чтобы он как можно скорее женился и у него появился ребенок – наследник.
Пусть катятся к черту!
Он более чем отработал все – он спас «Дом моды Коловских» от неминуемого краха, как только вступил в фирму. И у них хватает наглости считать, что он им еще должен?