В дверь постучались, и тут же, не дожидаясь ответа, в кабинет заглянул незнакомый мужчина.
– Я могу Лаптева увидеть? – спросил он.
– Подождите в коридоре. Сейчас я освобожусь и приглашу вас.
Мужчина закрыл за собой дверь. Долженко перегнулся через мой стол и зашептал:
– Это отец Каретиной. Я раньше видел его, но в последнее время он с матерью Луизы не жил, другую бабу себе нашел.
– Ты не ошибся?
– Зуб даю! – Долженко щелкнул ногтем по верхнему резцу. – Это он!
– Тогда, Алексей, ты свободен. Не будем солидного человека за дверью держать. О нашем разговоре никому ни слова, понял? Узнаю, что ты подружке своей все выболтал, – в клетку с бичами закрою, провоняешь так, что одежду выбрасывать придется.
– Могила! – заверил Долженко.
Я посмотрел в его честные глаза и понял: сегодня же все Чистяковым расскажет, ни одного слова из беседы не упустит.
«Да и черт с ним! – решил я. – Брат и сестра отношения к убийству не имеют, пусть обсуждает с ними что хочет, лишь бы до Кутиковой наши подозрения не дошли».
Александр Каретин, отец Луизы, оказался очень словоохотливым человеком. Свой рассказ он начал несколько необычно для отца, на днях потерявшего любимую дочь.
– Хотите, расскажу, почему я пришел к вам сам, не дожидаясь повестки? Дело в том, что я получил от профкома путевку в Болгарию. Сами понимаете, такой случай выпадает раз в жизни, и я не могу рисковать. Мой приятель в аналогичной ситуации прохлопал ушами и вместо поездки в ГДР загремел в больницу с сердечным приступом. Представьте, его прямо на границе развернули и отправили к следователю! «Его пример – другим наука». Я иметь бледный вид перед пограничниками не хочу, поэтому решил заранее уладить все вопросы со следственными органами. Я правильно поступил? Теперь о дочери. Когда она объявила, что отныне она не Зоя, а Луиза, я, честно говоря, был рад этому и втайне ее поддерживал. На открытый конфликт с матерью Луизы из-за имени я не решился, а так, намеками, обмолвками… Я, кстати, был первым, кто стал называть дочь Луизой.
– Чем вас предыдущее имя не устраивало? – полюбопытствовал я.
– В имени «Зоя» есть что-то надрывно-патриотическое, неестественное для нашего мирного времени. Лично у меня «Зоя» прочно ассоциируется с революцией, с Гражданской войной. На ум сразу приходят комсомолки в кожаных тужурках, маузер в кобуре, замусоленная папироска во рту… Какая, к черту, «Зоя», какая революция, когда Луиза с детства выглядела как ангелочек? Луиза, конечно, вычурное имя, но не такое вызывающее.
– Почему же вы изначально не настояли на другом имени?
– Дело в том, что Луиза мне не родная дочь. Я женился на ее матери, когда девочке уже исполнилось три года. Спрашивается, зачем женился на женщине с ребенком, зачем добровольно надел на себя это ярмо? Честно говоря, до сих пор не пойму. Нет этому поступку логического объяснения. Женился – и все тут! Нас познакомили на вечеринке у общих знакомых. Месяц мы встречались, а потом Ольга предложила узаконить наши отношения. Я подумал-подумал и согласился. Спрашивается: на кой черт мне надо было тащиться в ЗАГС и ставить штамп в паспорте? Не знаю. Наверное, хотелось семейного уюта и определенного благополучия: у Ольги была своя комната в семейном общежитии, а у меня – ни кола ни двора. Она позвала меня к себе жить, я согласился.
– Луиза вас «папой» называла?
– Когда была маленькой, даже «папулей» называла. Своего настоящего отца она никогда не видела. Его, по-моему, никто не видел. Ольга о нем никогда не рассказывала, и я со временем стал подозревать, что она сама не была уверена, от кого забеременела. Мой вам совет: когда надумаете жениться, поинтересуйтесь прошлым невесты, чтобы потом не оказалось, что каждый второй ваш общий знакомый – ее бывший любовник. Но этот так, к слову. А что касается Луизы, то меня никогда не интересовало, кто ее, так сказать, биологический отец. Появилась она в моей жизни, и я ее полюбил и всегда относился к ней как родной. А потом вдруг в один миг она стала чужой. Нет, вру! Отчуждение наступило постепенно. У вас есть свои дети? Если нет, не затягивайте с этим делом, а то может стать поздно. У нас с Ольгой так и получилось. В первые годы совместной жизни мы с ней об общем ребенке не задумывались. Молодая семья, тут бы одного на ноги поднять, а уж потом о втором думать. Но когда время пришло и у нас появились финансовые возможности расширить семью, оказалось, что уже поздно – Ольга переболела какой-то женской болезнью и стала бесплодной. С этого момента в нашей семье начался разлад. Ольга спрашивала: «Чего тебе не хватает? Ты сыт, обут, одет, тебя уважают в обществе…», а я вдруг понял, что всегда хотел своего собственного ребенка. И когда оказалось, что у нас с Ольгой общих детей не будет, совместная жизнь с ней потеряла для меня всякий смысл. Дальше – по Фрейду: тайные желания при благоприятной обстановке всегда воплощаются в жизнь. Пять лет назад от меня забеременела чертежница в нашем отделе, родился мальчик. Я целый год метался между семьей и ребенком и в конце концов ушел к сыну. Расставание с Ольгой было безболезненным. Про ребенка на стороне она знала, так что, когда я заявил, что ухожу к другой женщине, просто махнула рукой: «Иди». Спрашивается, почему Ольга проявила такое безразличие? У нее в то время появились другие проблемы и другие жизненные перспективы. Рассказать?
– Конечно! – охотно согласился я. – С детства люблю слушать истории про изломанные судьбы.
– Там в общем-то никто никого не ломал, и не в перипетиях судьбы было дело, а в деньгах, в их реальной стоимости. Вы замечали, что наш советский рубль имеет два номинала: один – для всех, другой – для избранных, повязанных между собой словом «блат». Для тех, кто может достать дефицит по госцене, рубль обладает совсем другой покупательной способностью, чем для тех, кто в магазине на пустые полки глазеет. Ольга вошла в круг избранных году так в 1978-м. Случайно к ней в руки попал заграничный журнал мод с выкройками. Она решила поэкспериментировать и по лекалам из журнала сшила первые женские костюмы. И понеслось: заказ за заказом! Начинала с низов, с директоров продовольственных магазинов и товароведов, а потом переключилась на жен заведующих промтоварными базами, на дам из областной прокуратуры, на любовниц тайных богатеев из южных республик. Буквально через пару лет уровень достатка у нас взлетел, как ракета. Японский телевизор, финский сервелат в холодильнике, австрийские сапоги, французская помада. Вхождение жены в число избранных совпало с метаморфозами Луизы… Да, примерно так. Все это одномоментно было: у Ольги появился свой круг общения, а дочь стала пропадать целыми днями в студии «Возрождение». Потом Ольга…
Каретин на секунду задумался. Я воспользовался паузой, чтобы перевести разговор в нужное мне русло.
– Поговорим о «Возрождении», – предложил я.
– Гнусное местечко! – не задумываясь, оценил известную студию свидетель. – Если у вас есть дочь, ни в коем случае не отдавайте ее в лапы к Осмоловскому: совратит, как пить дать задурит ребенку голову, и вы лишитесь кровного чада раньше, чем поймете это.
– Совратит – в смысле лишит невинности? – профессионально заинтересовался я.
Каретин еще ничего не успел ответить, как я уже прикинул: «Студия «Возрождение» находится в нашем районе. Если мы докажем Осмоловскому парочку изнасилований, то это неплохо поднимет процент раскрываемости в конце года».
Но свидетель моих надежд не оправдал.
– Нет-нет, что вы! – запротестовал Каретин. – Тут дело совсем в другом: в метаморфозах, в необратимом изменении личности. Это с каждым может случиться. Представьте, что в наш город приехал некий московский генерал, познакомился с вами, присвоил вам звание полковника и назначил начальником городского УВД. Через неделю вы освоитесь на новом месте, а через две – начнете кулаком по столу стучать и требовать от подчиненных выполнения плана. Еще через месяц вы превратитесь в другого человека. Внешне вы останетесь тем же молодым оперативником, а в душе уже будете зачерствелым бюрократом. Вот это превращение лихого сыщика в презирающего всех и каждого полковника и есть метаморфоза. Хотите, расскажу, как получилось с Луизой? В первый раз ее пригласили позировать в начальной школе для плаката к Дню знаний. Потом ее приметил Осмоловский, пригласил к себе в студию, там она стала его любимой моделью. Бунт Луизы со сменой имени был следствием обработки ее Осмоловским. Он ежедневно внушал ей, что она – мечта любого художника, самая совершенная модель на свете. Мы не успели глазом моргнуть, как Луиза перепрыгнула процесс нормального взросления и превратилась из девочки-подростка в многоопытную девушку. Мне лично она заявила: «Папа, что ты понимаешь в жизни!» Это в четырнадцать лет она мне так сказала, и я не мог ей возразить, потому что понимал: мне в житейском плане учить ее уже нечему. Она фактически ушла из семьи и стала жить своей жизнью, к которой близко никого не подпускала. Любая критика «Возрождения» была у нас под запретом. Стоило мне заикнуться об Осмоловском, как Луиза впадала в истерику: «Если он меня бросит, ты сломаешь мне жизнь!» Она была уверена, что Осмоловский возведет ее на пьедестал и она станет самой известной натурщицей в стране.
– Так-так, – постучал я кончиками пальцев по столу. – Жена стала зарабатывать больше мужа, дочь отдалилась. Ваш уход из семьи понятен и вопросов не вызывает. Но есть один момент, который я хотел бы прояснить: почему вы оставили свои книги в бывшей семье?
– О, это поучительная история! – оживился Каретин. – Когда я уходил, я забрал с собой все только самое необходимое, а за остальным решил прийти позже. Ольга мне сказала: «Забирай что хочешь, а что не заберешь, будет тебя дожидаться». Прошел буквально месяц, и она переменила свое решение и запретила мне даже появляться на пороге дома. Если будете разводиться, то мой вам совет: не оставляйте бывшей жене ничего. Пока есть возможность, все из дома уносите, иначе потом поздно будет. Хотите знать почему? Потому что у женщин семь пятниц на неделе: сегодня она вам все отдаст, а завтра из-за старых дырявых носков в глотку вцепится.