«Ну, вот и все! – обреченно подумал я. – Очередь превратилась в толпу. Сверху она выглядит как амеба с беспрерывно изгибающимися волнистыми краями. Внутри ее сейчас образуется «ядро», которое станет генерировать самые невероятные слухи. Никакие призывы к поддержанию порядка на толпу не действуют. Она живет по своим законам, действия ее непредсказуемы. Коллективный разум толпы отвергает любую логику, которая не вписывается в ее представления о путях достижения конечной цели».
– Готовим десять рублей без сдачи! – крикнул милиционер на входе. – Товар отпускается только по одной бутылке в руки! Готовим деньги заранее, чтобы у прилавка не толкаться.
– Бесполезно, – вполголоса сказал Горбунов. – На всех водки не хватит, к закрытию даже треть отовариться не успеет.
– Главное, чтобы они на штурм не пошли, – так же вполголоса ответил я. – Если толпа хлынет, она нас по стене размажет. Интересно, сколько сейчас народу у магазина?
– Сотни три, не меньше, – прикинул «на глазок» Гордеев. – В прошлую пятницу меньше было… О, черт, вот и Плахотя! Нарисовался, хрен сотрешь.
На проезжей части напротив гастронома припарковалась черная «Волга» с номерами областного УВД. Из нее вышли мужчина в очках и полковник в светлой шинели. Поправив папаху, полковник двинулся в нашу сторону. Гордеев, одернув шинель, пошел ему навстречу, вскинул руку к шапке, отрапортовал о ходе закрытия магазина. Плахотя брезгливо скривился, словно Гордеев недостаточно четко поприветствовал его, что-то сказал мужчине в очках и жестом подозвал к себе нас с Горбуновым.
Приблизившись к полковнику, я козырять не стал. Мне он не начальник, так обойдется.
– Ну что, готовы к закрытию магазина? – спросил полковник.
Красуясь перед московским гостем своей значимостью и властью, Плахотя, словно заслуженный мастер сценической речи, сумел вложить в короткий вопрос презрение к подчиненным, покровительственную усмешку и злую иронию: «Сколько вас человек? Ну, ну, посмотрим, как вы магазин ровно в 19:00 закроете».
Я промолчал. Ответил Гордеев:
– Так точно, товарищ полковник, готовы!
Плахотя, прищурившись, всмотрелся в меня и, что-то припомнив, спросил:
– Мы раньше не встречались?
– Никак нет, товарищ полковник! – не задумываясь, соврал я.
Единственная наша встреча закончилась конфликтом, так что лучше о ней не упоминать. И потом, если полковник меня не помнит, то я-то почему должен помнить его? Может, я каждое дежурство с заезжими полковниками собачусь, мне их всех в лицо помнить, что ли?
Плахотя хотел еще о чем-то меня спросить, но в разговор вмешался мужчина в очках.
– Вы из какой службы? – спросил он. – Из уголовного розыска? Какой процент держите?
– По общей раскрываемости или по криминальной милиции? – уточнил я.
– Конечно, по общей, – улыбнулся проверяющий.
– Прошлый месяц 95,5 закрыли.
– А в прошлом году сколько было? 95,4? Всего на одну десятую вперед идете? Осторожничаете? – дружеская улыбка сползла с лица московского гостя. Он вмиг посерьезнел, нахмурился. – Как же так, товарищ старший лейтенант, вся милиция в стране наращивает показатели, а вы в хвосте плететесь? Где ваша наступательность, где милицейская принципиальность?
Я ничего не успел ответить. Из толпы у магазина раздался крик:
– Они, сволочи, на десять минут раньше хотят закрыть!
Огромная людская масса ответила на провокационную новость единым выдохом «Ух!», и толпа пришла в движение, начав спрессовываться: задние ряды навалились на передние, тех покупателей, кто оказался рядом с домом, вдавило в стену. Тут же послышались маты, ругань, вопли мужиков, сдавленных со всех сторон в середине толпы.
Плахотя демонстративно взглянул на часы.
– Гордеев, время близится к закрытию. Действуй, а мы посмотрим, как ты решения партии исполняешь.
Игорь без лишних слов ринулся в толпу, вдоль дома стал пробиваться к входу в магазин. Следом за ним – три милиционера, только-только пришедшие на пустырь.
– Вы не ответили на мой вопрос, – напомнил московский проверяющий. – В чем причина вашего отставания?
– Начинается! – не обращая внимания на начальство, сказал Горбунов. – Не выдержат наши вшестером, сомнут их!
Он повернулся ко мне, вопросительно посмотрел: «Что делать будем?»
Плахотя перехватил его взгляд.
– Оставайтесь здесь! – приказал полковник. – У нас к вам еще вопросы есть.
– Потом поговорим! – весело ответил я. – Пошли, Ваня, наших мужиков выручать! Последнее дело – в стороне оставаться, когда товарищи в беду попали.
– Эх, мать его! – взревел здоровяк Горбунов и как ледокол врезался в толпу.
Я едва поспевал за ним. С первых же шагов в толкучке у меня оторвался хлястик шинели, с треском отлетели пуговицы на груди, но я не отставал от Горбунова, иначе меня бы просто раздавили, превратили в бесформенный кулек с переломанными костями.
– Давай, Ваня, давай! – перекрикивая толпу, подбадривал я товарища.
Активно работая локтями, посылая матом всех подряд, Горбунов медленно, но уверенно шел к поставленной цели – к крыльцу винного отдела. Оставшиеся позади нас покупатели в долгу не оставались, избрав для проклятий меня. Сколько матерных пожеланий я выслушал в этот вечер! В каких только половых извращениях не обвиняли меня земляки и сограждане, и плевать им было на милицейскую форму. Водка-то дороже уважения к представителям правопорядка! В другой ситуации никто из покупателей и голос на меня повысить бы не посмел, а тут, за десять минут до закрытия магазина, народ мог позволить себе все.
– Стрелять вас, коммунистов, надо! До чего народ довели! – кричали мне вслед.
– У самих дома водка ящиками стоит, а нам законный пузырь купить не дают! – вторили им из задних рядов. – Напирай, ребята, прорвемся! Как Зимний, штурмом возьмем!
Кто-то из оставшихся за спиной мужиков изловчился и ударил меня кулаком по голове. Удар смягчила шапка, было не очень больно, но чувствительно. Обернуться и посмотреть, кто осмелился поднять руку на сотрудника милиции, я не мог: Иван шел вперед, я – в его фарватере. Оторваться от Горбунова значило смешаться с толпой, где затоптать могут.
У дверей в винно-водочный отдел Горбунов остановился, движением могучей руки задвинул меня в узкое пространство между стеной и собой.
– Андрюха, – крикнул он. – Когда совсем хреново станет, упрись спиной в стену, а в меня руками. Иначе обоих раздавят.
В этот момент кто-то завопил дурным голосом:
– Запускать перестали! Что творят, сволочи, вре- мя же еще есть!
Спрессованная из сотен мужиков толпа вздрогнула единым телом и с новой силой нахлынула на магазин. Ивану и Гордееву совместными усилиями удалось толкнуть входную дверь к стене, но десятки рук схватились за нее и потащили назад. Находившиеся внутри милиционеры не растерялись. Они схватили двух отоварившихся покупателей, поставили рядом и, используя их как таран, выдавили людей из дверного проема. На долю секунды дверь оказалась свободной, и этого мгновения хватило, чтобы Гордеев ногой захлопнул ее. Послышался лязг массивного засова. Толпа, лишившаяся законной водки, взревела и вновь нахлынула на вход. Горбунов сумел развернуться, уперся руками в стену, подставив прессу толпы могучую спину. Я оказался между его рук. Чтобы хоть как-то помочь товарищу, я уперся спиной в стену, а в его грудь – руками.
– Держись, Андрюха, – прохрипел Иван. – Сейчас они схлынут.
Людская масса напирала еще минуту-две, потом давление ослабло, и народ стал расходиться. Еще через пару минут мы с Горбуновым смогли отойти от стены.
– Андрей, – тихо сказал напарник, – из магазина не все покупатели вышли. Закрыли-то мы его вовремя, но если проверят, скандал будет. Скажут: мухлеж, очковтирательство.
– Наше-то какое дело, – осматривая разодранную шинель, ответил я.
– Как какое? Мы что, зря старались?
– Иди лучше шапку поищи, – посоветовал я. – Мороз на улице, простынешь.
Горбунов только тут заметил, что во время героического прорыва сквозь толпу лишился головного убора.
– Вот черт! – пробормотал он и пошел осматривать вытоптанный сотнями ног пустырь.
Дождавшись, пока у гастронома опустеет, к входу в винно-водочный отдел подошел Плахотя с московским проверяющим.
– Открывай! – через дверь приказал он.
Я из любопытства пошел следом. Внутри не оказалось ни одного покупателя.
– Куда вы их дели? – удивленно спросил полковник. – Я думал, человек десять внутри осталось.
– Я здесь одна осталась! – со злостью ответила ему золотозубая продавщица. – Ваши ребята всех успели вытолкать.
– Так уж и успели? – подозрительно прищурился Плахотя. – Под прилавком никто не спрятался?
– Может, под юбкой у меня поищешь?
– Чего-чего? – вскипел полковник. – Как ты смеешь со мной так разговаривать? Да я тебя…
– Что ты мне сделаешь? – перегнулась через прилавок продавщица. – Молоко за вредность дашь? Ты меня не стращай, пуганая я! Ты кто по званию? Генерал? Так вот послушай, что я тебе скажу. Я на тебя, генерал, жалобу в обком накатаю, и директор под каждым моим словом подпишется. Вам за что государство зарплату платит? Чтобы вы под прилавками шарились? Каждый вечер народ магазин штурмом берет, а вы порядок навести не можете! У меня к концу рабочего дня от матерной брани уши в трубочку сворачиваются, а ты меня пугать вздумал? Встань-ка сам на мое место да попробуй за минуту десять человек обслужить!
– Пойдемте, – велел проверяющий. – Магазин закрыт, в норматив наряды уложились.
– Я с тобой в другом месте по-другому поговорю, – пообещал, выходя на улицу, Плахотя.
Продавщица показала ему вслед неприличный жест и кивком головы предложила закрыть дверь. Один из милиционеров выполнил ее указание.
– Сколько вас там осталось? – спросил Гордеев.
– Четверо, – ответил из подсобного помещения мужской голос. – Мы за ящиками спрятались.
– Что делать будем? – спросил Игорь продавщицу.
– В прошлый раз я покупателей в магазине закрыла, его вход под охрану сдала, а через час с милицией открыла. Все бы ничего, но мужи