– Я все выдержу, – заверила Кутикова.
…Следователь, занявший место у «входа» в «квартиру», начал заполнять протокол следственного действия, в юридической практике имеющий несколько названий. Меринов озаглавил его «Протокол проверки показаний свидетелей на месте совершения преступления». Пока следователь делал пометки, гости, поднимая руку, называли свою очередность прихода в квартиру Луизы.
Закончив с явкой гостей, я продолжил действие. По моему знаку в комнату Луизы занесли табурет.
– Это тумбочка у кровати Луизы, – пояснил я. – В нужный момент тумбочка вступит в действие. А пока послушаем хозяйку. Напоминаю вам, что наша «Луиза» не самостоятельный субъект реконструкции. Любой из вас может уточнить ее действия. И еще! – В тишине спортзала моя обрывистая короткая фраза хлестнула, как ковбойский бич. – Не заставляйте меня подгонять вас. Будьте инициативнее, не пропускайте мелочей. Запомните: убийца – один из вас, и он приложит все усилия, чтобы переложить свою вину на другого. Продолжим!
Марина встала. Я подал ей раскрытую книгу. Она, не глядя на гостей, начала читать:
– «Редко приходилось деду Щукарю встречать более внимательных слушателей. Около тридцати человек сидело вокруг костра…»
– Прошу прощения! – поднял руку Андрей Чистяков. – Давайте речь «Луизы» сократим. «Поднятая целина», конечно, классное произведение, но такое же скучное, как монолог Каретиной о новой студии.
– Браво! – похвалил я тезку. – Начало положено. Активнее будьте, товарищи, активнее! Чем закончилось выступление Каретиной?
Гости потупились и все, как один, начали рассматривать пол под ногами.
– Нет, так дело не пойдет, – миролюбиво сказал я. – Что вы сидите, понурив головы, как провинившиеся ученики? Забыли, что было дальше? Я напомню. Марина, садись, отдай книгу и сделай вот такой жест рукой. Друзья мои, все смотрим на Марину! Она показала, что нудятина про новую студию закончена и настало время повеселиться. Кто у нас вступает в действие?
Я подошел к «столу», с улыбкой осмотрел гостей, потом вмиг посерьезнел и рявкнул:
– Чистякова, мне тебя за язык тянуть, что ли? Что было дальше?
– Я… я… это… – замялась девушка.
– Быстрее! – потребовал я. – У Каретиной ты никого не стеснялась, а тут решила нам свою порядочность продемонстрировать?
Чистякова поджала губы, с ненавистью посмотрела на меня, собралась с духом и сказала:
– После того, как Луиза дала знак, я увела Долженко в ее комнату.
– Веди! – велел я.
Долженко и Чистякова прошли в комнату Луизы и, не зная, что делать дальше, встали около стопки матов.
– Дальше, друзья мои, дальше! – потребовал я. – Реконструкция требует действия! Не заставляйте нас ждать.
Чистякова легла на маты, Долженко – следом за ней. Совершенно сбитый с толку, он поднял голову и спросил:
– А теперь-то что делать?
Участники реконструкции и сотрудники милиции заулыбались. Я не дал развиться веселью.
– Раздевать Чистякову не надо. Лежите на матах, отдыхайте, а мы продолжим. Кто следующий?
– Я, – поднял руку брат Елены. – После них я, в первый и единственный раз, вышел из зала. Где здесь туалет?
Чистяков прошел в «туалет», встал, скрестив руки на груди.
– В дверь раздался звонок, – вступила в действие Кутикова.
– Вначале я ушла на кухню, – напомнила Шершнева и вышла из «зала».
– Итак, звонок! – объявил я.
– Бам, бам, бам! – отозвался от входа в «квартиру» Горбунов.
– «Луиза», иди открывай дверь, – подтолкнула хозяйку квартиры Лапшина. – Мы за столом остались, а Луиза вышла.
Марина подошла к «входу» в «квартиру» и остановилась. Горбунов распахнул дверь в спортзал, выпустил Лисогора.
– Привет! – сказал Марине-Луизе подросток. – Ты прощения попросить не хочешь? Твой же кореш меня грязью обрызгал.
– Да пошел ты! – огрызнулась Марина и изобразила, что захлопнула дверь.
– Я – все? – спросил, обращаясь ко мне, Лисогор.
– Ты свободен, – подтвердил я. – Возвращайся в школу.
– Меня назад на машине не подбросят? Сюда-то с ветерком довезли…
– Этих слов в реконструкции нет! – оборвал я Лисогора на полуслове. – Назад на автобусе доедешь. Иван, дай парню шесть копеек, чтобы зайцем не ехал.
Лисогор, к удивлению всех собравшихся, дождался, пока Горбунов найдет мелочь, и только после этого покинул спортзал.
«Вот шкет! – весело подумал я. – Я презерватив из его роли выкинул, а он решил по полной программе оттянуться, в школу на милицейском автомобиле с мигалкой приехать. Ничего, пусть привыкает к реалиям жизни. У нас всегда так: в милицию – на машине, из милиции – пешком».
– Теперь мне можно? – подал голос из «туалета» Чистяков.
– Пожалуйста! – согласился я.
– Я вышел из туалета, сполоснул руки в ванной и пошел в зал. Навстречу мне попалась Лапшина. В зале я сел у мебельной стенки и стал рассматривать видеокассеты.
– Моя очередь! – поднял руку Веселов. – Я после прихода Чистякова пошел на кухню покурить.
– Перемещаемся согласно купленным билетам! – объявил я.
Марина, Шершнева и Лапшина встали в квадрате, обозначавшем кухню. Веселов, повторяя свой маршрут 7 ноября, зашел в «туалет», постоял и робко спросил:
– В настоящий туалет сходить нельзя?
– Потерпи немного. Закончим первый акт реконструкции, я дам время отдохнуть.
Я прошел в «зал», осмотрел участников реконструкции сквозь невидимые стены.
– Ну что же, продолжим! – объявил я. – Кто у нас следующий?
– Я, – подняла руку Кутикова. – После того, как в зале остались только я и Чистяков, я впрыснула в бокал Луизе сильнодействующее снотворное.
– Ох! – одновременно выдохнули Веселов и Лапшина.
– Обалдеть! – прокомментировал с лежанки Долженко.
– Очень интересный момент, – подбодрил я Кутикову. – Зачем ты это сделала?
– Я хотела усыпить Каретину, дождаться ухода гостей и найти свою фотографию… Про фото рассказывать? – Я кивнул в знак согласия. – В прошлом году Каретина обманом заставила меня раздеться в студии Осмоловского. Пока я стояла обнаженная, Осмоловский меня тайно сфотографировал. Фотография попала в руки Луизы, и она стала шантажировать меня. Говорила, что если я не соглашусь позировать обнаженной, то она размножит это фото и раздаст нашим общим знакомым.
– У Луизы Каретиной большая квартира. Где же ты собиралась найти фотографию?
– Луиза спала бы до глубокой ночи. За это время я обыскала бы всю квартиру, перетрясла бы все книги, под каждую стопку постельного белья заглянула бы.
– Где ты взяла снотворное?
– У меня болела бабушка. Врач выписал ей сильнодействующее средство. Я украла одну ампулу, набрала ее содержимое в шприц, закрыла колпачком и в носке принесла к Каретиной. После того, как впрыснула снотворное в бокал Луизе, я бросила использованный шприц под диван, на котором сидела.
– Я ничего не слышал и не видел, – не дожидаясь напоминания, сказал Чистяков.
По моему знаку эксперт-криминалист принес поднос, на котором было несколько шприцев различной толщины и длины.
– Покажи, какой шприц был у тебя, – велел я.
Кутикова уверенно взяла тонкий шприц, протянула мне. Я повернулся к Горбунову.
– Иван, покажи наш шприц! – попросил я.
Горбунов подал мне точно такой же шприц – тонкий, пластмассовый.
– Итак, Кутикова не врет! – объявил я. – Шприцы, как вы можете видеть, совершенно одинаковые.
– Это вы под диваном нашли? – растерянно спросила Шершнева.
Я сделал вид, что не обратил внимания на ее вопрос.
– Можно, я взгляну? – попросил Чистяков.
Он встал, взял шприцы в руки, сравнил их длину.
– Абсолютно одинаковые, – подтвердил будущий медик.
– Кутикова, что было дальше? – обратился я к Светлане.
– Я бросила шприц под диван, выпрямилась и в отражении стенки увидела тень человека, который наблюдал за мной из коридора.
– Офигеть! – высказал общее мнение Чистяков.
– Кто был этот человек? – требовательно спросил я. – Ты его рассмотрела?
Кутикова выдержала паузу, во время которой у убийцы должно было замереть сердце от страха:
– Я не заметила, кто это был. Я даже не могу сказать, мужчина это был или женщина.
Участники реконструкции, как по команде, облегченно выдохнули.
«Градус напряжения растет!» – с удовлетворением отметил я.
Я в задумчивости прошелся по залу. Размышляя над словами Кутиковой, посмотрел на потолок и увидел на нем решение проблемы.
– Давайте вместе решим, кто бы это мог быть, – предложил я.
– Я в зале был, – тут же отозвался Чистяков.
– Мы тут, за стеной… лежим, – подал голос Долженко.
– Кто у нас остается? – спросил я. – Марина-Луиза отпадает. Она бы наверняка потребовала от Кутиковой объяснений… Лапшина, ты ничего не хочешь нам сказать?
– Я одна из кухни не выходила! – возмутилась Лапшина.
– А кто выходил?
В спортзале повисла тишина. Участники реконструкции на кухне стали с подозрением посматривать друг на друга, но припомнить, кто из них первым вышел в зал, они не смогли.
– Перерыв пять минут! – объявил я. – Юноши идут в туалет с Горбуновым, девушки – с Мариной. По пути никому не переговариваться, ход реконструкции не обсуждать.
– Нам тоже можно идти? – спросил все еще лежащий на матах Долженко.
– Если вы закончили, тогда конечно, – разрешил я.
Елена Чистякова вскочила с «кровати», одернула блузку, вышла из «комнаты», посмотрела на меня, повернулась к Долженко и сказала, не скрывая презрения:
– Ну и сволочь же ты! Закончим в клоунов играть, ко мне больше близко не подходи – глаза выцарапаю.
Во время перерыва следователь спросил:
– Как вам удалось изъять шприц у Каретиной? Я с этой сволочью пять минут не могу спокойно поговорить, а вы у нее обыск сделали?
– Какой обыск? – удивился я. – Ты это о чем? О шприце? Кто сказал, что он из квартиры Каретиной?
– Как же так? Ты же сам только что…
– Погоди! – перебил я Меринова. – Я сказал, что у меня есть точно такой