— У вас были друзья, которые вас не предали?
— Да. Вот, в частности, мой армянский друг Грант Матевосян. Но он, по-моему, не способен был к такому. Есть еще один, безусловно, никогда не предавший меня друг, архитектор Александр Великанов. Тоже не способен. Есть мелочи, но они связаны, пожалуй, с общежитием. Люди, когда живут в одном браке или в одной дружбе, там бывает всякое. Белла Ахмадулина меня ни разу не предала. Это стопроцентные варианты. А другие… Многие не успели…
— Насколько вы заняты собой?
— Я очень быстро писал и никогда не перечитывал. Еще когда требовалось вычитывание версток — ладно, а сейчас там закрадывается такое количество погрешностей… И мне некогда и неохота. Мне неохота себя читать. Не потому, что мне это не нравится. Раскрыв, значит, могу вдруг посмотреть и удивиться: «А написал я это неплохо». Вот таким образом. Помню, конечно, свои тексты, то есть узнаю их, но иногда бывает совершенно незнакомый кусок. Я на него не обращал внимания…
— А если не про литературу?
— Конечно, меня интересовало, как всякого человека, — когда. Когда конец. Особенно когда я был моложе, сейчас меньше, а вот в возрасте 45−49 очень это интриговало…
Прошло много лет. В Джемете все удивлялись, как дочь Анна со временем стала похожа на отца: если на пляже они шли купаться в море, даже походки были одинаковые. В Пушкинском музее после премии большая компания собиралась посидеть, поболтать в одном кабинете: блюла традиции. После этого Битова завозили домой и сразу на вокзал: день рождения 27 мая он всегда отмечал в родном городе. В конце января 2018 года Катя В. пригласила на встречу с Битовым не на Пречистенке, как обычно, а в Музее-квартире Пушкина на Арбате. Была скверная погода, но народу все равно много. Однако герой дня выглядел не ахти. Накануне, возвращаясь из Питера, поскользнулся, упал на перроне, повредил плечо, рассек бровь. Многие боялись: не придет. Пришел. Говорил долго, очень интересно, был в ударе. Затем снова посиделки в средневековом подвале дома. На них не задержался.
Сидя на другом конце длинного стола, увидела: собирается уходить. Впервые в жизни не побоялась его или косых взглядов, встала, подошла, обняла, он тоже меня обнял:
— Ну как же вы так, Андрей Георгиевич? Вы не падайте больше. Вы же знаете, я вас люблю. Чего же вы так расшиблись?
— Тебя рядом не было, вот и расшибся.
В тот момент все казалось шуткой и дистанция наконец сократилась. С ним стало просто. В начале декабря позвонила матери:
— Битов умер. Полчаса назад.
— Кто? Битов? А что вдруг?
— Не знаю, на Фейсбуке написано.
Матушка старше него, и больше позвонить по такому поводу некому. На церемонии прощания в ЦДЛ я решила не присутствовать.
Александр ТкаченкоМоскваОднажды в Коктебеле
© А. Ткаченко
Если бы меня попросили назвать одновременно Гомера и Геродота нашего времени, я бы смело сказал: Битов. Ионические раскаты его прозы, детализация времени и точность слышатся еще с начала 60-х и не стихают до сих пор. Его эпохальный роман «Пушкинский дом» — одновременно русский «Улисс» и «Поиски утраченного времени». Когда ему было около тридцати, его имя звучало так же весомо, тяжко и основательно, как и сейчас, потому что в «Уроках Армении» он открыл свою тональность, которой никогда не изменял. Первая профессия − геолога − оставила ему навсегда кристаллографичность мышления. Он основателен во всем. В питерстве, писании, дружбе, детях, питии… Даже странно, что таким, как Андрей, иногда исполняется 70. Он принадлежит не времени, а пространству, как, впрочем, и его проза. Глаз точен и хищен, как у поэта Серебряного века. Однажды в Коктебеле мы плыли на лодке мимо Карадага на фоне яркого неба. Он взглянул на парящие породы и выдал: «Мышца Бога…»
Во всем, что пишет Битов, нет ничего извне. Все из самого. Поэтому, несмотря на то, что он лучший стилист из всех современных прозаиков, стилистика для него ничего не значит. Он производит так, как работает его организм. Эдакие самозаводящиеся часы на руке города, точнее, двух городов — Питера и Москвы, которые отдыхают только в поезде «туда и обратно, обратно и туда». Я люблю его «Колесо», увиденное с предметностью мотогонщика великого Габдрахмана Кадырова, и «Оглашенных», в которых он расправляется с любыми философскими категориями легко и просто, извлекая свой талант на свет для обозрения. «Здесь пространство будто меньше на одно измерение. За счет этого два других раскрываются полностью. Здесь теснее на одно, зато просторнее на два…» Талант почти физико-математического открытия об исчезновении времени. Хотя количество героев, заселяющих битовские вселенные, может быть сравнимо только с мирозданием доктора Чехова. Он тоже из тех, кто владел гражданской профессией. Врачевал. Так и Андрей. Изучал породу земли. И поэтому оба они знают породу людей. Сам-то он считает главной своей вещью «Империю в четырех измерениях». Еще бы!.. Там собрались все свидетели «истории его бедствий». И не только его. Не принимая плачей по распаду, сам плачет по распаду времени, когда вместе со всеми ел штампованные пельмешки с уксусом алюминиевой вилкой. Он такой. Командный. И личностный. Мальчик-блокадник. Родился в 1937 году. Может, отсюда его генный синдром справедливости и «защиты братьев наших меньших». Лучшего президента русского ПЕН-клуба трудно себе представить. Он всегда поступает и думает в этом плане стратегически верно. Он на стороне слабого, а сильный и сам отряхнется от оков и «набедокурит на рысистой дорожке беговой». Кстати, единственный памятник Осипу Мандельштаму в России — во Владивостоке — это его, битовская, прямая акция. Я видел, как он радовался как ребенок, когда цементный клюв поэта вознесся над «второй речкой», где и был замучен поэт, на самом краю земли, и так же плакал, когда через неделю антисемиты ночью отбили этот клюв…
Битова признают и уважают даже те, кто его не любит и не принимает. Такие были во времена его опаленности «Метрополем», но, скорее всего, просто за талант и позицию. Вот так надо состояться человеку и писателю, что и в 70 лет он в стойке, улыбаясь, замахивается и… пожимает руку.
Екатерина ТурчаниноваМоскваПрезидент ПЕН-центра
© Е. Турчанинова
Русский ПЕН-центр четверть века для меня олицетворяли Андрей Георгиевич Битов и Саша Ткаченко. С их уходом не стало и нашего ПЕНа — того, настоящего. Битов полностью доверял Ткаченко и готовил его в свои преемники на посту президента. Не успел… От присвоенного в декабре 2016-го звания Почетного президента он отказался. Битов неспроста стал одним из создателей и бессменным руководителем Российского отделения единственной в мире международной писательской правозащитной организации — он не просто был писателем, он был подвижником, из тех творцов, которые не запираются в башне из слоновой кости, а возвышают свой голос в защиту преследуемых, причем не только ныне живущих, но и тех пострадавших за свое творчество, чья память долгое время попиралась. Так, благодаря его стараниям, в декабре 1998 года был установлен первый в России памятник Осипу Мандельштаму во Владивостоке. Международный авторитет Битова был настолько высок и непререкаем, что в 2003 году он был избран вице-президентом Международного ПЕНа.
Я пришла в ПЕН в апреле 1992-го на должность заместителя директора. Пригласивший меня Владимир Стабников, в то время директор Русского ПЕН-центра, прилагал немалые усилия, чтобы учрежденная немецким фондом Альфреда Тепфера в 1989 году Пушкинская премия «для награждения авторов, внесших выдающийся вклад в русскую литературу и переведенных во многих странах мира», вручалась в Москве, а жюри заседало в ПЕН-центре. Первым лауреатом в 1989 году стал Андрей Битов, он же возглавлял российскую часть жюри вплоть до закрытия премии в 2005 году. Андрей Георгиевич, для которого Пушкин был абсолютным ориентиром в жизни и литературе, в том же 2005-м сразу придумал Новую Пушкинскую премию. Первая была вручена Сергею Бочарову 31 октября 2005 года. Все остальные вручались 26 мая. Всего Новых Пушкинских премий было вручено 13. Последнюю, тринадцатую, в 2017 году получили Иван Жданов и Борис Мессерер.
После безвременной кончины Саши Ткаченко, который с 1994 года занимал должность директора Русского ПЕН-центра и не пропускал ни одного конгресса Международного ПЕНа, эстафету подхватил Битов, до того полностью полагавшийся на Ткаченко не только в правозащитных делах, но и в международных контактах Русского ПЕНа. Мне выпала честь сопровождать президента. Прекрасно владея английским, он выступал на каждом конгрессе, методично предлагая сделать русский четвертым рабочим языком Международного ПЕНа. Увы, из этого ничего не вышло. Поездки с Андреем Георгиевичем на конгрессы сделали его для меня по-настоящему родным человеком.
Битов был неистощим на выдумки и оригинальные идеи. Так, в 2010 году, в столетнюю годовщину смерти Льва Толстого, он выступил с идеей памятника Хаджи-Мурату неподалеку от Ясной Поляны — в виде кованого непокоренного, несгибаемого репейника. Рядом с памятным камнем весом более тридцати тонн, привезенным из Дагестана, установлена плита, на которой выбито посвящение на русском и арабском языках: «Да упокоит Господь души всех, погибших в Кавказских войнах». Может быть, впервые человек другой культуры по-настоящему понял и полюбил Кавказ.
А еще он с Резо Габриадзе придумал памятник зайцу, который остановил Пушкина по дороге на Сенатскую площадь. Памятник зайцу был открыт в Михайловском накануне юбилея восстания декабристов. Самый маленький в мире памятник — Чижику-пыжику на Фонтанке — тоже идея Битова.
Четверть века битовского правления отнюдь не были безоблачными. Очередным недоброжелателям он ответил вот такими стишками:
Мне подставы не впервой: