В этой истории хотела остановиться на вопросе: нужно ли вообще было снимать сюжет о Мохове? Эту тему обсуждали довольно долго и крайне подробно. Должна сказать, я придерживаюсь той позиции, что рассказывать людям о таких негодяях необходимо. Однако делать это нужно крайне аккуратно и осмотрительно. Нельзя их очеловечивать, нельзя допустить, чтобы кто-то ими вдохновился. Это может привести к появлению подражателей. Такие случаи известны, и мы о них еще поговорим. Для меня же очевидно, что, помимо негативных отзывов, а иногда и проклятий в адрес Собчак, никто не пожалел Мохова и не попытался оправдать его преступление. Все писали, что он вызывает отвращение, раздражение и презрение. А вот теперь стоит задуматься, не выполнил ли сюжет своей главной задачи?
Кстати, даже мне писали, что Ксения Собчак иногда так улыбалась во время интервью, что у кого-то сложилось впечатление, будто она восхищалась Моховым. Мне было немного странно читать такие сообщения и комментарии, поскольку в перерыве во время записи интервью, когда Мохов отходил, Ксения в разговоре со своей командой говорила, что беседовать со скопинским маньяком ей жутковато. Выглядит как безобидный дед, но от него мороз по коже. Едва ли она могла им восхищаться.
Насчет того, как должен вести себя интервьюер, я рассуждать не вправе, поскольку не являюсь ни профессиональным критиком, ни журналистом. Относиться к персоне эпатажной Ксении Собчак можно по-разному, но ее репортаж дал вполне ощутимые результаты. Именно в разговоре с ней скопинский маньяк произнес: «От меня родила и больше не рожает. Надо опять мне заняться ею». Фраза мгновенно облетела все СМИ и дала правоохранителям повод начать проверку в отношении Мохова. Председатель Следственного комитета России поручил дать правовую оценку словам Мохова. А позже Рязанский областной суд удовлетворил иск полиции об ужесточении мер административного надзора в отношении скопинского маньяка. Все это лишний раз напомнило преступнику о том, что компетентные органы про него помнят и за ним приглядывают.
Повторюсь, вопрос медийного освещения подобных трагедий сложен и многогранен. Но у этой медали есть и другая сторона. Если совсем не затрагивать подобные темы в массмедиа, результат может оказаться плачевным. Известны случаи, когда страшный монстр возвращался из мест лишения свободы или психиатрических лечебниц, а об этом никто не знал. Так произошло, например, в случае со Спесивцевым. Если бы тогда людям рассказали о том, кто живет рядом с ними – буквально в соседнем доме, возможно, многие человеческие жизни были бы спасены. Небольшая доля здоровой паранойи еще никому не мешала.
Спесивцев
Спесивцев – «маньяк-надомник», то есть убийца, совершающий преступления в пределах собственного жилища. Получал сексуальное удовлетворение от процесса убийства. По результатам психолого-психиатрической экспертизы признан невменяемым. Это значит, что он не был способен руководить своими действиями и, соответственно, нести ответственность за свои жуткие злодеяния. Отправлен в специальное учреждение на принудительное лечение. Но обо всем по порядку.
Сибирский Потрошитель не так знаменит, как Чикатило, хоть иногда его и называют «учеником» самого известного маньяка. Впрочем, у Ростовского Чудовища «учеников» или «конкурентов», растиражированных средствами массовой информации, набралось на сегодняшний день немало. Вы увидите это в процессе чтения книги: что ни убийца, так в каком-нибудь из газетных заголовков нет-нет да и появится его сравнение с кровавым «эталоном».
Не сочтите за цинизм, но я рискну перефразировать известную цитату: «Все они вышли из портфеля Чикатило».
Александр Спесивцев жил в трехкомнатной квартире № 357 девятиэтажного дома на Пионерском проспекте в городе Новокузнецке. Он родился в несчастной российской семье, где отец пил и изменял матери. В итоге мать будущего убийцы осталась одна с двумя детьми и стала вести затворнический образ жизни.
Из-за недоношенности все детство Спесивцев страдал от дефицита веса. Имея плохой иммунитет, в юном возрасте он часто болел, а до двенадцати лет, пока ему не купили отдельную кровать, спал вместе с матерью в одной постели.
Маньяки – вне зависимости от причин своего происхождения и преступного поведения – имеют немало сходств. У многих персонажей этой книги родители были холодны, а неблагополучную уже с рождения личность это может привести к циничной жестокости. Но во введении я разъясняла, что патологическая гиперопека в детстве таким нездоровым личностям тоже может сослужить плохую службу. Именно так и произошло в случае со Спесивцевым.
Спесивцев был крайне нелюдим, отставал в развитии. Сверстники дружить с ним не хотели, так как он имел скверный характер, да еще и подворовывал. А когда взрослые ловили его на проступках, он сваливал вину на других. Неудивительно, что одноклассники сторонились Спесивцева или относились к нему как к аутсайдеру. Будущий маньяк все больше озлоблялся и становился мстительным. Тщедушный, сутулый, обидчивый пакостник – таким он остался и повзрослев, только стал еще более жестоким.
Хочу заострить внимание читателя на одном очень важном моменте. Сегодня довольно много обсуждают проблему травли в школах, или, как сейчас принято говорить, буллинга. Ситуации встречаются разные, и часто коллектив одноклассников действительно может быть несправедливо жесток по отношению к кому-то из сверстников. Но нередки случаи, когда сам объект насмешек своим поведением провоцирует такое отношение. Защита детей от травли так же важна, как и разъяснение самому ребенку правил жизни в коллективе, принципов общения со сверстниками и норм морали.
Людмила Спесивцева, как курица-наседка, опекала своих детей: младшего Александра и старшую Надежду. После увольнения с должности школьного завхоза за воровство, она каким-то образом устроилась помощником незрячего адвоката и постоянно приносила домой своему сыну-подростку толстые папки уголовных дел, которые были в большом количестве снабжены фотографиями трупов и фрагментов человеческих тел. По вечерам вся семья Спесивцевых разглядывала эти «живописные» снимки, коротая таким образом время до сна. Читали протоколы, заключения судебно-медицинских экспертиз с подробным описанием умерших, рассуждали, как могло произойти то или иное преступление, кто и почему убивал.
Вы можете себе представить эти «уютные» семейные вечера? У них даже был отдельный любимый альбом, куда они переклеивали «лучшие» фотографии. Попросту говоря, воровали материалы из служебной подборки, вероятно пользуясь тем, что адвокат, у которого служила Спесивцева, был слепым.
Вместо школьных учебников и приключенческих романов с честными и благородными героями Александр впитывал в себя атмосферу убийств, разглядывая тела жертв. Желание самому совершить нечто подобное зрело в его болезненном воображении, словно опухоль.
В «нехорошей» трехкомнатной квартире, куда Спесивцевы не любили никого впускать, будто витал дух смерти и бродили мрачные тени убитых. Сначала их источником были тома уголовных дел, а позже – те, кого до смерти замучил лично Спесивцев.
Он расписывал стены подъезда изощренными матерными выражениями, поджигал дверные замки и кнопки лифтов, ломал почтовые ящики, всячески досаждал соседям. Однажды, будучи еще подростком, Спесивцев нацарапал на стене подъезда, где они жили: «Ха-ха-ха! Хайль, Гитлер!» – и изобразил фашистскую свастику. Но мать, вместо воспитания и объяснения сыну «что такое хорошо, а что такое плохо», всегда бросалась на его защиту, в чем бы его ни обвиняли, и вытаскивала из любых передряг. Чувствуя полную безнаказанность, Спесивцев начал воровать соседские велосипеды и школьные принадлежности, которые ему попадались под руку. Было у него и еще одно специфичное «хобби» – подбирать ключи от школьных кабинетов и брать все, что плохо лежало.
Когда количество жалоб превысило все мыслимые пределы, встал вопрос о переводе неуправляемого подростка в школу для несовершеннолетних нарушителей. Но мать не позволила этого сделать, видимо использовав свой опыт работы в помощниках адвоката. Кстати, поговаривали, что Людмила Спесивцева и сама частенько подворовывала на местах своей работы. Воровство, похоже, было еще одним их общим семейным увлечением. Спесивцев с трудом окончил восемь классов. Ни учиться, ни работать он дальше не собирался – перебивался случайными заработками и без зазрения совести сидел на шее матери. В 1988 году своим антиобщественным поведением он привлек внимание врачей. В восемнадцать лет его отправили на обследование в психиатрическую больницу и поставили на учет.
В 1991 году Спесивцев познакомился с семнадцатилетней девушкой, на которой собирался жениться. Он читал ей стихи о природе собственного сочинения, провожал домой. Казалось, это было похоже на ухаживания. Но за конфетно-букетным периодом уже тогда маячил роковой финал.
До свадьбы дело не дошло. Сначала он избил свою подругу так, что она угодила на больничную койку с тяжелыми травмами. В больнице он навестил ее, чтобы продолжить издевательства, и в порыве ярости начал наносить ей удары прямо в палате. На помощь тогда примчались медработники. Спесивцев затаил обиду и с нетерпением ждал, когда невесту выпишут.
Евгения Гусельникова – так звали его несостоявшуюся невесту – выздоровела и собиралась прекратить всякое общение со Спесивцевым. Однако избавиться от маньяка ей не удалось. Спесивцев нашел благовидный повод и затащил Евгению к себе домой. Мать с сестрой в этот «предсвадебный» период предоставили ему квартиру в полное распоряжение. Он измывался над девушкой, как только мог. Включив оглушительную музыку – что он делал и впоследствии, чтобы не были слышны крики жертв, – избивал несчастную, резал ножом, пытался поджигать.
Многим покажется удивительным, почему Евгения после полученных травм и издевательств сразу же не бросила садиста Спесивцева. Зачем вообще пошла к нему домой? Почему жертва психологического и физического насилия не бежит со всех ног, а вместо этого не только продолжает терпеть, но и порой защищать своего мучителя?