Портрет психопата. Профайлер о серийных убийцах — страница 37 из 49

По моему мнению, предполагаемая женитьба для Пичушкина была не только борьбой со скучными тюремными буднями, но и очередным поводом для славы. И тут он «удачно» совпал желаниями со своей «будущей невестой». Ей тоже нужна была слава. Ведь чем эпатажнее поведение, тем больше гарантии засветиться.

Она не отказывалась ни от каких интервью, наигранно рассказывала, что с утра до вечера думает о несчастном узнике из «Полярной совы». Сама себе, конечно, не верила, но врала с удовольствием и явными признаками алкогольной зависимости, в чем легко признавалась с наигранной улыбкой.

«Я Сашку спрашивала, – улыбаясь, делилась с журналистами «невеста» с Севера, приехав в Москву для знакомства со свекровью (в свое время эти кадры веером прошли по многим телеканалам), – а что тебе интересно было? Он мне отвечал, что ему было интересно, как из живых люди превращаются в мертвых, как у них нос вытягивается, как дышать перестают. Если б он позвал меня в Битцевский парк, я бы пошла. Все же ходили. И я не исключение».

Без сомнения, Пичушкин просто развлекался, и никакого желания жениться у него не было. Неудивительно, что фальшивая свадьба не состоялась, потому что она не нужна была ни ему, ни ей. А невеста вскоре вышла замуж за преступника, у которого было, кажется, больше десяти судимостей. Но кому-то она призналась, что о своем Сашке так и не смогла забыть. Ясное дело, почти год случайной славы. Ток-шоу, видеосъемки, мемы в интернете «Чудовище и чудовище – новая сказка». Разве такое забудешь?

Малолетние подражатели

В течение почти полугода – с декабря 2010 года по апрель 2011-го – Иркутск был взбудоражен серией жестоких убийств, которые совершили восемнадцатилетние Артем Ануфриев и Никита Лыткин по прозвищу Иркутские Молоточники. Они нападали на людей сзади и били по голове киянкой или бейсбольной битой. Одно из чудовищных убийств, где преступники отрезали мочку уха уже умерщвленной ими женщине, пытались отпилить ей кисти рук и вырезать глазные яблоки, они сняли на видеокамеру, и запись быстро разошлась по интернету.

Ануфриев и Лыткин вели активную жизнь в социальных сетях. «Мы боги, решаем, кому жить, а кому умереть», – было выложено на социальной странице одного из них. Более того, в своих аккаунтах они пытались обучать заходящих к ним пользователей навыкам убийства, давали «полезные советы» и, нисколько не таясь, описывали свои преступления.

Одним из источников «вдохновения» их охоты на людей стали документальные фильмы о Битцевском Маньяке и телепередачи, которые они увидели в 2007 году. Артем Ануфриев даже создал в сети группу «Пичушкин наш президент». И, кстати, выложил портрет Чикатило с подписью: «Андрей Романович. Скорбим».

На допросе у следователя Ануфриев парировал в стиле Пичушкина: «Как говорил один герой, дайте мне стакан виски и сигару – и вы узнаете столько нового об этой жизни, что у вас волосы зашевелятся на голове».

Артем Ануфриев получил пожизненное лишение свободы, а Никиту Лыткина приговорили к 20 годам заключения.

Об этих преступниках, не имеющих вроде бы никакого отношения к Битцевскому Маньяку, я решила рассказать для того, чтобы еще раз напомнить, как современные коммуникационные технологии могут влиять на нашу жизнь. Привносить в нее преступность, девиации, провоцировать маргинальное поведение. Или наоборот – преображать ее, делать красочнее, удобнее, безопаснее. Сами по себе интернет и социальные сети не зло. Но, к несчастью, в руках злоумышленников они часто становятся инструментом и даже орудием.


Дневник профайлера«Девочка моя»

Москва

2013 год


Продвигать профайлинг десять лет назад было непросто. Никто не знал, что это такое, как работает и какую пользу может принести. В какой-то момент мы с командой поняли, что предлагать профайлинг «в лоб» малоэффективно и высокозатратно. Как инструмент, используемый в корпоративной безопасности и работе с персоналом, он был совершенно неизвестен. Нам было необходимо найти нечто более понятное тогдашнему клиенту и при этом позволяющее рассказать о возможностях профайлинга. На выручку пришли проверки на полиграфе. И с одним из заказов на полиграфную проверку связан случай, который я до сих пор частенько вспоминаю.

В 2013 году, благодаря сарафанному радио, и сейчас работающему лучше, чем контекстная реклама, к нам обратился человек, который представлял интересы собственников одной компании. Директором в ней был назначенный менеджер, которого собственники решили убрать с должности. Быстро и законно это сделать было сложно, поэтому в надежде накопать фактуры для увольнения они инициировали аудиторскую проверку. Кое-что она нашла, но «боссам» этого показалось недостаточно, и они решили дополнить ее результаты проверкой на детекторе лжи.

Почти на все встречи тогда еще ходила я. Созвонились, договорились обсудить ситуацию за обедом, где-нибудь в районе метро «Курская».

Когда в кафе вошел мой собеседник, пришлось констатировать, что разговор едва ли будет приятным.

Из бывших. Причем, скорее всего, не имел отношения к оперативной или следственной работе. Как-то раз слышала, что оперов можно вычислить по чистой обуви и взгляду, пытающемуся обнаружить вербовочную уязвимость, а следаков – по выглаженной рубашке и улыбке, скрывающей уже подготовленный план допроса и предъявления доказательств по принципу «от менее значимых к более».

Ни тех, ни других признаков во внешнем виде Ивана Ивановича – пусть его зовут так – не было. Грузное от сидячего образа жизни тело, выбритое лоснящееся лицо, короткая стрижка, даже не пытающаяся скрыть выпадение волос. Взгляд пробежался по кафе, оценил его убранство и, решив, что оно простовато, ничего кроме снисходительного пренебрежения по отношению к персоналу не выражал. «На службе таких не любят», – подумала я. И приготовилась к долгим рассказам, которые отражают особенности применения навыков, полученных им в доблестной и бесстрашной борьбе с преступностью, для решения деликатных вопросов своего доверителя.

К слову сказать, в разговоре он мимоходом сообщил, что всю жизнь проработал в некой «инспекции». Очевидно, он решил, что мне не хватит опыта, сопоставив этот факт с другими деталями, понять, что речь идет об инспекции по личному составу. А там погонь, перестрелок и громких задержаний не встретишь.

Утомлять читателя деталями беседы не хочу. Передам лишь ее финал. После изложения сути дела Иван Иванович произнес фразу, которая с тех пор практически выводит меня из себя. Но тогда я не сразу поняла, что именно он имел в виду.

– И еще. Заключение должно быть правильным, – как бы мимоходом, с интонацией, которую используют, чтобы дать понять, чье слово в разговоре последнее, произнес Иван Иваныч.

– Разумеется, – со всей убедительностью ответила я, – мы всегда делаем заключение в соответствии со всеми требованиями и стандартами, на случай, если потребуется использовать его в суде.

– Вероятно, вы не поняли. Вне зависимости от результатов проверки заключение должно быть «правильным», а директор – виновным! – уже с раздражением повторил он.

К тому моменту я уже не была девочкой, которая мечтает о радуге, единорогах и безусловном понимании со стороны безопасников. Но такое безапелляционно-менторское и не по-мужски хамское поведение меня задело. Однако привычка гасить эмоции в таких ситуациях взяла свое.

– Прошу простить, но мы не даем липовые заключения, – улыбнулась я.

– Сколько? – небрежно бросил он. – Мой доверитель готов предложить хорошую сумму.

– Боюсь, что все равно вынуждена отказаться.

– Ясно. Девочка моя, я еще минут пять посижу. А ты пока позвони своему руководителю. Уверен, он уговорит тебя принять верное решение.

– Руководитель перед вами, и решение он уже принял. Более того, уже его вам озвучил. Всего доброго!

В нашей практике и позже бывали случаи, когда мне и моей команде поступали самые разные предложения. Обещали деньги, славу и власть, место в Госдуме и недвижимость. Эти предложения бывали бестактные или вежливые, завуалированные и прямые, настойчивые и вкрадчивые. Но как бы они ни были упакованы, какие бы слова ни говорились, каждый раз я вспоминала подчеркнуто уничижительное «девочка моя…».

Мы ни разу не согласились на оказание таких услуг. Репутация и честь не имеют цены.

9. Несерийники

В этой и следующих главах речь пойдет об убийцах, которых нельзя отнести к категории серийных, какими были все те, о ком вы уже узнали. Но вот психопатами назвать их можно с уверенностью. Душегубы, о которых будет рассказано далее, имели по одной жертве, но способы убийства, особенности поведенческих портретов преступников, обстоятельства совершения преступления и то, что происходило после, не позволяют мне обойти их вниманием.

Поскольку эпизод преступной деятельности у каждого из них был только один, описание того, что предшествовало их злодеяниям и сопровождало их, конечно, будет менее развернутым, чем у серийников, рассмотренных мною ранее. Но, надеюсь, это компенсируется тем, что случаи эти произошли совсем недавно и многими еще помнятся.

Соколов

Спектакль окончен[27].

Из песни Полины Гагариной

Последнее слово

В комментариях к интервью со мной часто приходится видеть, что меня сравнивают с талантливой исполнительницей Полиной Гагариной. Самой забавной, пожалуй, стала фраза: «…не знал, что Полина такой разносторонний человек». О нашем с ней сходстве рассуждать не буду, но строки из ее песни, помещенные мною в эпиграф, пришлись как нельзя кстати. Речь пойдет о деле историка Соколова, который и свою жизнь – а он проявлял горячую любовь к историческим реконструкциям, – и свое последнее слово в суде превратил в спектакль.