остков. В некоторых ситуациях запреты и вовсе почти не работают.
Читатель или зритель, способный к размышлению и критическому анализу, почти наверняка даже самый неоднозначный культурный продукт воспримет, сделав полезные и конструктивные выводы. В то время как человек, находящийся в неблагополучном психологическом состоянии, даже в детском мультфильме способен найти оправдание собственным деструктивным установкам. Тем не менее на произведениях культуры и искусства, будь то музыка, кинематограф или литература, равно как и на тех, кто их создает, лежит ответственность перед зрителем. Глубоко убеждена, что запретные темы все же существуют.
Здесь хотела бы сделать небольшое отступление и поговорить о некоторых событиях и явлениях, которые сопровождают преступления, похожие на то, что совершил Исхаков.
На пике разборов в средствах массовой информации запутанных взаимоотношений Артема и Татьяны некоторые представители аудитории социальных сетей стали проявлять фанатичное отношение к Исхакову. Его стали оправдывать, говорить, что он, дескать, такой милашка, умница и симпатяга. В общем, бедный и несчастный мальчик, над которым издевалась Татьяна, якобы всячески коварно провоцируя его. Размахивала перед ним красной тряпкой своих капризов, а он терпел-терпел, да и не выдержал.
На мой взгляд, это не вполне верное мнение. Более того, оно еще и довольно опасное. Сейчас существует тенденция возводить некоторых преступников (я снова отсылаю вас к Александру Пичушкину и его иркутским фанатам) в ранг героев.
Героизация, не совсем уместные призывы «понять и простить» извращенного убийцу и попытки оправдать его преступление поведением жертвы (а иногда и жертв) или социальными факторами не ограничиваются только делом Бауманского Отелло.
Такие прецеденты известны и отечественной практике, и зарубежной. Их множество. Поэтому в качестве примера приведу наиболее, на мой взгляд, иллюстративные случаи, так или иначе связанные с моей профессиональной практикой. Названий и чрезмерных подробностей я постараюсь избежать, но и того, что будет описано, достаточно, чтобы правильно идентифицировать события, о которых идет речь. Надеюсь, читатель отнесется с пониманием к такой моей осторожности.
Итак, после массового расстрела учащихся одной из американских школ, случившегося в конце XX века, политики, СМИ, обычные граждане, звезды шоу-бизнеса обсуждают само нападение и нападавших, покончивших с собой. Все пытаются понять, почему так произошло и как этого избежать. Но делают они это публично, пытаясь заработать капитал: кто политический, кто медийный, а кто и вполне финансовый.
В итоге, из-за перенасыщения информационного пространства «оправдательным» контентом и вследствие случайного или преднамеренного создания привлекательного образа «злодея» такая медиадискуссия приводит к тому, что убийцы из негодяев превращаются в идолов, а ужасная кровавая бойня – в «вынужденный шаг», «протест против системы», «защиту от буллинга», «борьбу за права тех, кого обижают, притесняют, травят в школе».
Начинают появляться посты в социальных сетях, где убийцам признаются в любви. Публикуются фильмы, «основанные на реальных событиях», снятые так, что заставляют зрителя проникнуться жалостью к хладнокровным преступникам. На форумах постят картинки убийц в стиле аниме с сердечками и котиками. Встречаются даже иконоподобные рисунки с нимбами.
Через несколько лет эта «субкультура» появляется и в России. Героизация преступников, которая, очевидно, не была первопричиной, но точно способствовала появлению случаев массовых нападений в отечественных школах. И, начавшись с прославления американских убийц, даже породила своих собственных. В социальных сетях в любви признавались и керченскому стрелку, и казанскому, и другим, менее известным.
Описывая эти процессы, я неизбежно становлюсь участником дискуссии о вреде и пользе интернета. Сам по себе интернет не полезен и не вреден. Но вот трансляция и популяризация моделей преступного поведения с помощью современных коммуникационных технологий крайне опасна. Поясню.
В криминологии различают несколько стадий совершения преступления. Я несколько упрощу их описание и критерии. Итак:
1. Обнаружение умысла – момент, когда человек принял решение совершить преступление.
2. Подготовка к реализации умысла – период, когда происходит поиск сил, средств, сообщников и выбор способа совершения преступления.
3. Реализация умысла – собственно совершение преступления (или покушение на совершение, то есть попытка его совершить).
Теперь представьте, что на дворе, скажем, 1998 год, а перед нами некий воображаемый психологически неблагополучный подросток, у которого случился конфликт с одноклассниками. Он понимает, что необходимо как-то реагировать на выпады обидчиков. В этот момент у него появляется умысел на совершение неких действий.
После принятия решения о необходимости реагирования наш подросток переходит на стадию подготовки. Он прикидывает, с помощью чего и, главное, как отомстить обидчикам. И здесь напомню, что на дворе 1998 год, социальных сетей еще нет, поэтому набор возможных моделей реагирования на агрессию со стороны сверстников у школьника относительно невелик: дать сдачи (или оскорбить в ответ), пожаловаться учителю, пожаловаться родителям, пожаловаться старшему брату-боксеру.
Но теперь давайте перенесем его в год 2021-й. Из различных источников, основу которых составляют группы в социальных сетях и каналы в мессенджерах, ему известно, что можно совершить вооруженное нападение. Оно, конечно, будет наказано государством и порицаемо федеральными СМИ и родителями. Но сегодня можно констатировать, что во многих случаях все они имеют гораздо меньший вес, чем многочисленные девичьи признания в любви тем, кто уже совершил массовые убийства в школах. Да и известность эти убийцы приобрели немалую.
В сухом остатке получается, что контент из социальных сетей мог и не сподвигнуть молодого человека на преступление, но если преступный умысел возник, то вариант его реализации наш условный подросток из 2021 года может почерпнуть из постов, картинок и видео. И героизированные убийцы вполне могут «помочь» определиться с выбором.
Можно возразить, что некоторые серийные убийцы, такие, например, как Головкин и Сливко, росли в «доинтернетовскую» эпоху и находили же преступные модели поведения, с помощью которых реагировали на внешние неурядицы. Находили в книгах и кинофильмах. Верно. Однако есть одно существенное различие. Тираж книги или кинопрокат в то время был несоизмеримо меньше, по сравнению с огромным количеством статей, постов, картинок, видеоблогов, комментариев в современном цифровом мире. А значит, и количество людей, которые могут вдохновляться «жестоким» контентом в «один клик», сегодня будет существенно больше.
К слову, существует мнение, что акт скулшутинга (массового убийства или попытки убийства в учебном заведении) является формой самоубийства. Действительно, многие из таких преступлений заканчивались попыткой нападавшего свести счеты с жизнью. Но не всегда. К тому же мне довелось изучать дневники нападавших, которые эту теорию никак подтвердить не могут. Поэтому пока она остается обсуждаемой.
Как уже было сказано выше, я очень хорошо знаю район, в котором в 2018 году разыгралась эта трагедия. Здесь, на Бауманской, уже давно живет наш офис. И это место мы выбрали неслучайно.
Бауманская, где мы работаем, – спокойная старомосковская улица. Здесь сохранились кусочки Немецкой слободы и малоэтажная Москва. Она скрыта от любопытных глаз туристов. Укутана петляющими вокруг нее переулками. Тут нет экстравагантных тусовщиков и витринно-магазинной нарядности. Вместо этого – неспешные группки с экскурсоводами, прогуливающиеся между Лефортовским дворцом и домом Анны Монс. В двух шагах – набережная Яузы. Студенты легендарной Бауманки шумными стайками ходят под окнами нашего офиса и небольшими компаниями сидят в довольно многочисленных, но уютных кафе на Ладожской улице.
Вечер. Последние обитатели офисного здания, в котором «живет» и наша команда, закрывают свои помещения. Где-то недалеко постукивает, поскрипывает и позвякивает трамвай.
Такая Бауманская нас окружает. Такой мы ее видим и знаем.
Таню Страхову похоронили на подмосковном кладбище. Артема Исхакова – на одном из московских. Не знаю, звучала ли на его похоронах музыка подмосковной группы «Der Golem», о которой он просил в своем последнем послании. Один из лидеров этого коллектива, кстати, покончил с собой. Невольно снова задумаешься о важности того, чем мы себя окружаем. Что хотим увидеть в происходящем рядом. На что стараемся настраивать себя каждый день. Какого из двух волков внутри себя кормим: доброго или злого.
Никто из друзей и однокурсников не пришел проводить Исхакова. На его могиле собрались только родственники.
С Таней простились и ее друзья, и бывшие друзья Артема.
На улицу Казакова, окруженную той же малоэтажной Москвой с духом петровских времен и небольшими переулками, долго приносили цветы и игрушки, зажигали свечи.
Дневник профайлера. «А где эксперт?..»
Петрозаводск
2018 год, февраль
Это было расследование одной истории о факте педофилии. Нам предстояло разобраться в деликатном деле – имело место совращение отцом своей малолетней дочери или нет. Не утомляя читателя пересказом деталей следственно-оперативных мероприятий, проведенных по этому делу, скажу, что отец вменяемого ему преступления не совершал. Он просто загулял от жены. И она решила ему отомстить. Случай для мести представился совершенно внезапно.
И супруга им воспользовалась. Но сделала это бездумно и крайне жестоко.
Жена услышала от десятилетней дочки – надо сказать, очень эротизированной девчушки – причудливое слово «письколиз». Дело в том, что отец пытался заставить дочку более тщательно делать уроки, а ребенку ужасно не хотелось ими заниматься. И когда уже после воспитательной беседы отца в детскую комнату вошла мать, девочка горько расплакалась и сказала, что папа «письколиз». Ну что она услышала во дворе, то и ляпнула, не вдумываясь – есть ли здесь смысл и какой.