АНАТОЛЬ. Да, котик, минутку!.. Ты уже получил свою порцию "за", по уши нажрался позитивностью, теперь мой черед. А ты переходи теперь в оппозицию, если хочешь, кушай на здоровье, раз в твоем организме этого не хватает, но не запрещай мне пользоваться тем, что ты имел в избытке. Так нечестно.
БАРТОДИЙ. А как же то?
АНАТОЛЬ. Что, то?
БАРТОДИЙ. Все то, что было, наше прошлое, твое, мое...
АНАТОЛЬ. Я уже сказал: того больше нет.
БАРТОДИЙ. И не должно быть? Все должно бесследно кануть, без всякого смысла, без последствий... Должно развеяться?.. Хочешь, чтобы так было? Чтобы развеялось как дым, пыль, ничто? Все должно обратиться в ничто?
АНАТОЛЬ. Оставь меня в покое!
БАРТОДИЙ. Анатоль, если ты сейчас что-нибудь не сделаешь, у нас все развалится. И у тебя, и у меня.
АНАТОЛЬ. Поздно. Уже развалилось.
БАРТОДИЙ. Знаю, сам вижу. Но еще не поздно.
АНАТОЛЬ. Что - не поздно...
БАРТОДИЙ. Ну, покарать меня. Отомсти, исполни приговор. Пусть будет хоть какой-то закон.
АНАТОЛЬ. Закон? И это ты говоришь о законе? Ты?
БАРТОДИЙ. Я. Должно же существовать хоть что-то незыблемое в этом бардаке, который мы называем нашей жизнью. Нечто неизменное, такое, что остается.
АНАТОЛЬ. А это есть.
БАРТОДИЙ. Что?
АНАТОЛЬ. Он.
БАРТОДИЙ. Кто, где?
АНАТОЛЬ. Там!
БАРТОДИЙ. Я ничего не вижу.
АНАТОЛЬ. Потому что смотришь слишком низко. Взгляни выше, туда... Выше, выше!
БАРТОДИЙ. Но что?
АНАТОЛЬ. Портрет.
БАРТОДИЙ. Не вижу никакого портрета.
АНАТОЛЬ. Но он есть. Даже, когда его не видно, он там, и смотрит на нас. Был, есть и будет. Улыбающийся. И он прав, что улыбается. Ибо дело его живо и непреходяще. Он в нас - как в тебе, так и во мне. И оба мы - его творение. Неважно - справа или слева, за него мы были или против него, но всегда все шло через него, он всегда был средоточием наших дел. Ты хочешь знать, что осталось незыблемым? Он остался, и теперь он в тебе и во мне. Ты говорил о нашей жизни? Ну, так посмотри на нашего папашу.
БАРТОДИЙ. Ты пьян, с тобой невозможно разговаривать.
АНАТОЛЬ. Да, брат мой, вот он - наш родитель. Мы все - его дети. Хочешь ты этого или не хочешь - его кровь. И наша кровь была его кровью - за него мы были, или против, но - его, его! Поклонись отцу нашему.
БАРТОДИЙ. Анатоль, хватит.
АНАТОЛЬ. Кланяйся, говорю! Отца не почитаешь? Того, что был, есть и будет?
БАРТОДИЙ. Но ведь его уже нет в живых!
АНАТОЛЬ. Кто это сказал... Что за кощунство? Тело его не живет, но Дух, Дух жив вечно! Дух эпохи, - иными словами, Zeitgeist[4]. А он не умирает. Хочешь, докажу. Спички есть?
Бартодий дает Анатолю коробок спичек. Анатоль зажигает свечи.
БАРТОДИЙ. Ты что собираешься делать?
АНАТОЛЬ. Пригласить его, пусть придет и посидит с нами.
БАРТОДИЙ. Анатоль, что за шутки.
АНАТОЛЬ. Какие шутки. Разве стал бы я шутить над самим собой? Пусть придет, пусть сядет, а ты сядешь справа или, может, слева, и я тоже, пусть с нами выпьет. В молодости он, вроде, не отказывался.
БАРТОДИЙ. Анатоль, нельзя же так.
АНАТОЛЬ. Запрещаешь мне отправление культа? Дедам и прадедам можно было, а мне нельзя? (Наполняет рюмки, одну передает Бартодию.) На, держи, пригодится. А теперь - лицом к портрету и повторяй за мной.
БАРТОДИЙ. Ничего я не стану повторять.
АНАТОЛЬ. Где бы ты ни был, в какой стороне света... Тьфу, не так. Сначала. Ну, короче говоря, я, Анатоль, все еще живой, хоть и должен был умереть, приглашаю тебя, умершего, но во мне по-прежнему живого, на скромное угощение. Приди, окажи честь и выпей с мразью, которую ты сгноил, то есть со мной, превращенным тобою в мразь, и с моим приятелем, который всегда был мразью. Призываю тебя сквозь винтовочный огонь, повзводный и одиночный. Призываю тебя сквозь воду, ту, что похолоднее. Сквозь землю призываю тебя, а вернее, сквозь то, что под землей, ты уж сам знаешь, что. Пожалуй к нам, явись и покажись, ибо ты призван.
БАРТОДИЙ. Я не желаю в этом участвовать.
АНАТОЛЬ. Тсссс... Слышишь?
БАРТОДИЙ. Что?
АНАТОЛЬ. Шаги... По полу... Далеко...
БАРТОДИЙ. Какие шаги?
АНАТОЛЬ. Он идет!
БАРТОДИЙ. Тебе только кажется.
АНАТОЛЬ. Он уже близко!
БАРТОДИЙ. Никого же нет.
АНАТОЛЬ. Камень за камнем и эхо за эхом.
БАРТОДИЙ. Никто не идет, никто!
АНАТОЛЬ. Он уже в соседней комнате.
За спиной Анатоля входит Анабелла.
АНАБЕЛЛА. Анатоль, что ты вытворяешь. Почему не ложишься спать.
АНАТОЛЬ (указывает пред собой). Вот он!
АНАБЕЛЛА. Кто - он, где?
АНАТОЛЬ (отступая). Там, там, это Он!
АНАБЕЛЛА. Да кто, что здесь происходит...
АНАТОЛЬ. На колени!
Падает на колени, рвет на себе воротник, задыхается. Анабелла, стоя сзади него, поддерживает его под руки.
АНАБЕЛЛА. Анатоль!
АНАТОЛЬ. Я... как Савл в Дамаске... прозрел... уверовал... Я грешник... Я прах!
АНАБЕЛЛА. Что ж он так напился...
БАРТОДИЙ (возле Анатоля, приподнимает ему веки, заглядывает в зрачки). Нет, тут дело посерьезнее.
АНАБЕЛЛА. Что я говорила!
БАРТОДИЙ. Звони в "скорую", быстро.
АКТ III
Сцена 1 - Октавия, Анабелла, Бартодий.
В доме Бартодия. Стол, диван.
АНАБЕЛЛА. Я приехала не из-за себя, это касается другого человека.
ОКТАВИЯ. Сейчас позову его. Да вы присаживайтесь. (Выходит.)
Анабелла садится на диван. Ждет. Затем берет иллюстрированный журнал, тот, который читала Октавия в первом акте.
Листает журнал. Начинает читать, потом, найдя что-то, привлекшее ее внимание, достает из сумочки блокнот и переписывает из журнала в блокнот. Входит Октавия.
Сейчас придет, только оденется. Он обычно спит после обеда.
Анабелла убирает блокнот и откладывает журнал.
Да вы продолжайте, пожалуйста, это прошлогодний, но у меня есть и последние, хотите взглянуть?
АНАБЕЛЛА. Не стоит из-за меня беспокоиться...
ОКТАВИЯ. Да какое там беспокойство, я старые тоже собираю, мы его выписываем, а этот случайно оказался под рукой, там есть вязание, вы разрешите... (Садится на диван рядом с Анабеллой, берет у нее журнал.) Нет, не здесь, минутку, где же это было, а, вот, на этой странице, видите, очень интересный рисунок вязки. Я уж даже начала, но все никак не закончу, постоянно что-нибудь мешает, не то, так другое, дело всегда найдется. Вы это в комиссионном купили? Это пальто?
АНАБЕЛЛА. О, давно уже.
ОКТАВИЯ. Вам очень идет.
АНАБЕЛЛА. Вам нравится?
ОКТАВИЯ. Просто чудесное. Ведь замшу не достать, разве только остатки от экспорта или у частника, но слишком дорого и совсем не то. Были небольшие партии, и знакомая у меня была, но она уже не работает там. Вы что-то записывали?
АНАБЕЛЛА. Ах, это так, рецепт.
ОКТАВИЯ. А вы не вяжете?
АНАБЕЛЛА. Нет, не вяжу.
ОКТАВИЯ. Я так и думала. Не похоже, чтобы вы вязали.
АНАБЕЛЛА. Мама когда-то хотела, чтобы я научилась, но как-то не получилось.
ОКТАВИЯ. Почему же?
АНАБЕЛЛА. Я пошла на курсы.
ОКТАВИЯ. Так рано?
АНАБЕЛЛА. Да, совсем еще девочкой.
ОКТАВИЯ. Так вы учились на курсах?
АНАБЕЛЛА. Конечно.
ОКТАВИЯ. А на каких?
АНАБЕЛЛА. Ну, на разных. Но шить умею.
ОКТАВИЯ. А вязание, это совсем не трудно. Вы что-то записывали?
АНАБЕЛЛА. Морковные котлеты.
ОКТАВИЯ. Интересуетесь кулинарией?
АНАБЕЛЛА. Да, кулинарными рецептами.
ОКТАВИЯ. Так вы и готовите?
АНАБЕЛЛА. Так, немного, недавно начала.
ОКТАВИЯ. Сами?
АНАБЕЛЛА. Сама.
ОКТАВИЯ. Я очень рада, что мы познакомились. Бартодий мне рассказывал...
АНАБЕЛЛА. А что он рассказывал?
ОКТАВИЯ. Что его друг плохо себя почувствовал. Как он сейчас?
АНАБЕЛЛА. Да не очень.
ОКТАВИЯ. Он ваш муж?
АНАБЕЛЛА. Да. Можно так назвать...
ОКТАВИЯ. Извините, что расспрашиваю.
АНАБЕЛЛА. Ну что вы, ничего страшного.
ОКТАВИЯ. Бабское любопытство. Но вы так молоды, а мы с Бартодием уже одиннадцать лет, он не говорил вам?
АНАБЕЛЛА. Мы с ним мало общались, это муж с ним разговаривал.
ОКТАВИЯ. Они же друзья.
АНАБЕЛЛА. До утра проговорили.
ОКТАВИЯ. А о чем?
АНАБЕЛЛА. Не знаю, я спала.
ОКТАВИЯ. Бартодий тоже вернулся не в лучшем виде.
АНАБЕЛЛА. Меня разбудили крики, а когда я вошла, у Анатоля был приступ. "Скорая" приезжала.
ОКТАВИЯ. Да что вы говорите, что-нибудь серьезное?
АНАБЕЛЛА. Его увезли в больницу.
ОКТАВИЯ. Ах, даже так?
АНАБЕЛЛА. Довольно долго пролежал.
ОКТАВИЯ. В больнице?
АНАБЕЛЛА. В неврологическом отделении.
ОКТАВИЯ. Что же с ним было?
Пауза.
АНАБЕЛЛА. Диагноз очень серьезный.
ОКТАВИЯ. Вот как. (Пауза.) А теперь?
АНАБЕЛЛА. Теперь дома.
ОКТАВИЯ. Какое несчастье. А вы как считаете, что с ним произошло?
АНАБЕЛЛА. Он и до того был не очень здоров. Вы же знаете, он вышел...
ОКТАВИЯ. Бартодий говорил мне. Но такой приступ...
АНАБЕЛЛА. Возле него был Бартодий, меня там не было.
ОКТАВИЯ. Что-то, должно быть, повлияло. А муж не сказал, что?
АНАБЕЛЛА. Он не может.
ОКТАВИЯ. Наверное, просто не хочет.
АНАБЕЛЛА. Нет, он не может.
ОКТАВИЯ. Или секрет, что-то скрывает.
Анабелла возражает движением головы.
С ними такое бывает, вы-то еще молодая, а у меня уже опыт. Надо подход найти. Вы его спрашивали?
Анабелла утвердительно кивает.
Вот и хорошо, нужно его расспрашивать, но только не сразу, выждать подходящий момент. Они потом сами все рассказывают, вам он наверняка скажет.
АНАБЕЛЛА. Нет, он не скажет.
ОКТАВИЯ. Но почему? Неужели такой упрямый?
АНАБЕЛЛА. Нет, он не скажет. (Достает платок и прикладывает его к глазам.)
ОКТАВИЯ. Скажет, потом скажет.
АНАБЕЛЛА. Он потерял речь. (Плачет и опирается головой о плечо Октавии.) Он теперь инвалид. (Плачет.)